Город в песках - Чабб Мэри (библиотека книг .txt) 📗
Несмотря на то, что Ганс восхищался замыслом Саргона, город, как таковой, имел для Ганса второстепенное значение. Отдавая должное образцовому государственному устройству Аккада, Ганс не забывал о том, что оно в основном было подчинено одной цели — осуществлению с бесчеловечной жестокостью обширных планов захвата чужих земель.
Бесстрастно, хотя и мастерски выполненные рельефы, которые прославляли подвиги Саргона на поле брани и на охоте, оставляли Ганса равнодушным как к их содержанию, так и к манере исполнения. Скрупулезная точность в передаче каждой детали говорила ему о застое и упадке, о том, что мастера придерживались устарелых канонов. Возможно, это звучит странно, право же, по сравнению со вторым, третьим или даже четвертым тысячелетием до н. э. 700 год до н. э. кажется поздним периодом. Радостное настроение Ганса объяснялось исключительно красотой окружающей природы; на юге же, наоборот, пустыня угнетала его, зато работа очень увлекала. В Тель-Асмаре он был близок к истокам истории. Он был пионером и проникал все глубже в неисследованные сферы, в призрачную зарю появления человечества, делая все новые открытия. Он имел дело с эпохой, когда энергичные люди, только недавно боровшиеся за свое существование, впервые пытались своими неумелыми руками создать предметы из камня и металла. А Ганса больше всего на свете интересовало то, что благодаря этим предметам материальной культуры появилась возможность интерпретации развития мышления у людей древнего мира. Я знаю, что он был поглощен сравнительным изучением скульптуры Египта и Месопотамии и на основе полученных данных, в частности при изучении скульптур из храма Абу, пытался выяснить разницу в мировоззрениях этих народов.
А пока Ганс ел булочки с изюмом и, греясь на солнце, оживленно рассказывал нам о Синахерибе. По-моему, Гансу очень нравился сын Саргона, хотя по части кровавых «подвигов» на поле брани отец и сын стоили друг друга, но у сына по крайней мере была страсть к древонасаждению, чего нельзя сказать об отце. А Ганс сам был страстным и знающим садоводом.
Когда в 705 году до н. э. Синахериб взошел на престол, он покинул новую столицу своего отца, вернулся в Ниневию и превратил ее в крупнейшую из всех столиц Ассирийской империи. Его войска обладали сокрушительной мощью и несли разорение и опустошение. И все же круг его интересов этим не ограничивался. Синахериб задался целью превратить Ниневию в самый прекрасный город на свете и осуждал своих предшественников за то, что они этого не сделали. Он говорил:
«Ни один из них не думал о внутреннем убранстве, ни у одного из них не болело сердце о том, чтобы расширить площадь перед дворцом, которая стала слишком мала, ни один из них не удосужился проложить улицы города, расширить площади, прорыть канал или посадить деревья».
Синахериб твердо решил, что Ниневия будет утопать в парках, цветниках и фруктовых садах. И он не терял времени зря. Спустя всего несколько лет после вступления на престол он пишет:
«Я насадил вокруг дворца всевозможные травы, фруктовые и другие деревья из числа тех, что растут в горах и в Халдее. Я разделил расположенные над городом общественные земли на участки и роздал их жителям Ниневии под фруктовые сады. Для того чтобы эти сады прекрасно росли, я повелел прорыть железными кирками канал от города Кизири до равнины возле Ниневии и направил воду через горы и низины. Я заставил течь вечные воды Хосра в ирригационные каналы, прорытые в этих садах».
Водоснабжение было для него самой трудноразрешимой проблемой. Он бродил по отдаленным холмам и горам, выискивал ручьи, — изменял их течение и, когда это было возможно, направлял их воды в Хоср. Его люди прорубали кирками в скалах русло для воды, сооружали земляные насыпи для каналов. Синахериб повествует о том, как в поисках воды он однажды взобрался на гору Мусри, а это и есть зеленая горная цепь Джабель-Башикай, что простиралась сразу же за его домом. Он утверждает, что ему стоило немалого труда взобраться туда; эти слова поражают в устах человека, который славился неистощимой энергией. Возможно, он просто больше привык к стремительному бегу военной колесницы, которая мчала его прямой дорогой к очередному, обреченному на гибель городу иудеев.
Так странствовал Синахериб; его силуэт вырисовывался на фоне горизонта, а следом за ним, вероятно, шагала свита придворных и специалистов; они вспотели, но изо всех сил стараются не отстать.
Пока Синахериб занимался поисками воды для своего любимого зеленого города, колоссальный дворец его отца под стенами Ниневии, оставленный без присмотра, постепенно разрушался. По мере того как Синахериб осваивал все новые территории вокруг Ниневии и засаживал их редкостными деревьями, кустарниками и зерновыми культурами, ему приходилось все дальше углубляться на восток в горы в поисках воды для удовлетворения возраставших нужд города.
В минувшем сезоне Джейк слыхал от одного из рабочих, что в горах имеется селение, в котором несколько домов выстроено из больших каменных блоков с вырезанными на них надписями. Он сначала отнесся с недоверием к словам рабочего. Ничего удивительного! Археологам нередко случается пройти много миль по бездорожью в погоне за «редчайшей» надписью, а она при ближайшем рассмотрении оказывается всего-навсего шероховатой поверхностью камня. Но этот человек был настолько смышленым, что сумел запомнить и даже набросать на бумаге несколько знаков; по его словам, он видел их на камне, на котором хозяин дома сидел у порога. Это заинтересовало Джейка, поскольку знаки несомненно напоминали клинопись. Верхом на ослах Джейк и Хусейн — так звали рабочего — отправились по тропинке, что проходила за домом через большую равнину в меленькое селение Эйн-Сифни. Миновав его, Хусейн повернул направо к юго-востоку. Несколько миль они двигались по ужасной дороге, которая привела их в долину, где протекала извилистая речушка. На ее дальнем берегу вдоль прямой заросшей травой насыпи, спускавшейся под прямым углом к реке и походившей на часть низкого разрушенного моста, расположилось селение Джерван.
Здесь жили последователи северной секты езидов, говорившие на особом диалекте курдского языка. Высоко в горах, за селением Эйн-Сифни, у них имеется изумительное святилище, благоговейно ими охраняемое. Хусейн повел Джека к мухтару — сельскому старосте. К счастью, Хусейн хорошо знал диалект езидов и взял на себя роль переводчика. Мухтар, которого звали Али, с безмятежным видом курил у своего дома напротив насыпи. Он сидел на каменной скамье, сооруженной из четырех крупных белых глыб. Хусейн не ошибся: на фронтальной части всех глыб были вырезаны надписи. Но, увы, это были лишь бессвязные обрывки. Когда старик поднялся, Джейк увидел на камне в стене, к которой мухтар прислонялся, более полную надпись. После взаимных приветствий Джейк встал на цыпочки перед камнем: на стене этого дома с тростниковой крышей, что стоял в тихой долине почти в тридцати милях от Ниневии, он прочел:
«…принадлежит Синахерибу, царю вселенной, царю Ассирии…»
— Откуда взялся этот камень? — спросил Джейк.
— Из старой плотины, мы уже много лет берем оттуда камни, — ответил мухтар.
Джейк осмотрел широкую, поросшую травой насыпь: она обрывалась у реки, но на противоположном берегу возникала вновь и терялась из виду где-то на западе.
Джейк попросил удалить траву и поверхностный слой земли с вертикальной стороны насыпи. Старик вызвал нескольких жителей селения и поручил им сделать это. Вскоре во влажной земле заблестел белый камень и на гладкой поверхности стены проступила четко вырезанная надпись; ее окончание скрывалось за домом мухтара. Удалив кисточкой последние остатки дерна, Джейк прочел ту часть надписи, что оставалась снаружи:
«…я приказал прорыть… над глубоким ущельем… мост из белого камня. Я приказал пустить через него…»
Теперь он знал, что поросшая травой насыпь являлась в прошлом вовсе не дамбой, а каким-то мостом. Однако интересно знать, каких же слов недостает в надписи? Что именно приказал пустить Синахериб через мост? Его колесницы? Или войско? Джейку очень хотелось узнать это. Мухтар повел его в свой домик, не подозревая о том, что домик этот выстроен из камня, доставшегося ему в наследство от одного из самых могущественных ассирийских царей. Старик угостил Джейка и Хусейна хлебом с восхитительным творогом и медом. Он еще раз повторил, что на месте насыпи когда-то возвышалась дамба.
