Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья - Вишневский Евгений Венедиктович

Но теперь все по порядку. Работать в высоких широтах Арктики разрешено только совершеннолетним лицам, то есть гражданам, достигшим восемнадцатилетнего возраста. Петьке же не было еще и шестнадцати, то есть вместо паспорта личность его удостоверяло лишь свидетельство о рождении да запись в моем паспорте. В Арктику же для работы необходимы пропуск и другие документы, которые нам непременно придется визировать на полярных погранзаставах. Мне-то, разумеется, был выдан специальный пропуск в пограничную зону, и в этом пропуске моя лаборантка подписала красиво черной тушью: «с сыном». Это была чистейшей воды легкомысленнейшая афера, почти наверняка обреченная на провал. Разумеется, я поставил об этом в известность своих товарищей по отряду, но поскольку все они очень хотели, чтобы я поехал с ними в поле, то на эту аферу согласились. Правда, Петьке, разумеется, дорогу никто оплачивать и не думал. Удовольствие это (поездка на Таймыр) довольно дорогое, и, чтобы сэкономить нам с ним деньги, была предпринята такая акция: от Красноярска до Игарки, до базы СНИИГГиМСа, мы отправились вниз по Енисею на барже, с которой знаменитый Иван Филиппович [30] отправил много всяческого геологического снаряжения (а я был сопровождающим, ответственным за этот груз), а до Красноярска мы везли этот груз на огромных грузовиках «Уралах»; из Игарки до Хатанги мы летели самолетом, а оттуда на озеро Таймыр — вертолетом «МИ-8» (все это, разумеется, спецрейсами), так что дорога в одну сторону для Петьки была бесплатной. Обратно же ему пришлось лететь за мои кровные. Мы договорились, что, если пограничники завернут его из Хатанги назад, придется ему одному лететь сначала до Красноярска, а оттуда до Новосибирска. Но Петька был убежден, что ничего такого с ним не случится, все будет в полном порядке. Вообще он считает, что мир создан специально для него, что ежели из тысячи вариантов существует только один удачный, то этот единственный удачный выпадет в аккурат ему, и никому более.

Итак, вот уже неделю сидим мы дома на рюкзаках и ждем звонка от Ивана Филипповича. А звонка нет и нет. Но все имеет свой конец — и ожидание тоже. Вчера Иван Филиппович наконец позвонил нам и сообщил, что сегодня мы выезжаем.

На автобазу СНИИГГиМСа прибыли мы, как нам и было велено, сразу после обеда, но никаких машин там не было и в помине, и никто про них ничего не знал. Иван Филиппович, которому Петька звонил каждые полчаса, просто уже рычал в трубку:

— Вам сказано ждать, вот сидите и ждите. И никаких отлучек!

Ну что же, ждать, так ждать. Сидим и ждем.

Наконец, уже в шестом часу, появились на базе четыре тяжело груженных «Урала» (в них всевозможное геологическое снаряжение) — три машины Новосибирского территориального геологического управления (НТГУ), наше же снаряжение только в одной машине. Все четыре машины пойдут своим ходом до Красноярска, там наш «Урал» разгрузят в баржу, а три другие, груженые, и пустая «наша» водой поплывут до Игарки, где и будут работать на обслуживании какой-то производственной нефтяной партии. Водители на этих машинах завербованы для работы на Севере: один из Новосибирска, один из Искитима, один из Красноярска и один из Кургана.

Выехали мы с автобазы около шести часов вечера, а из города аж в половине десятого, а до этого долго колесили в поисках семьдесят шестого бензина; потом ждали, пока один из шоферов, Вася — веселый, золотозубый матерщинник, чем-то похожий на артиста Спартака Мишулина, получал свой багаж на железнодорожном вокзале (он оставил его в автоматической камере хранения неделю назад, и срок хранения давным-давно истек); потом обстоятельно ужинали в столовой мелькомбината; потом довольно долго стояли в очереди за пивом и т. д. и т. п.

В первый день проехали всего километров сто двадцать и, немного не доехав до Болотного, стали на ночлег в мелком березовом лесочке неподалеку от дороги. Поужинали пивом, самогоном и консервами «Ланчен мит» (консервы с самогоном хранились у Васи в камере хранения вокзала, так что не зря мы угробили столько времени, выручая этот багаж) и улеглись спать в спальных мешках на огромном брезенте, расстеленном на ромашковой поляне под большими мерцающими звездами.

9 июля

Ни свет ни заря, в половине шестого утра, баламут Вася поднял всех нас, врубив на полную мощность сирену своего «Урала». Не умывшись и не позавтракав (поблизости от нашей стоянки не было воды), тронулись в путь.

Завтракали мы уже в городе Кемерове, в заводской столовой объединения «Азот»; кормят там вполне прилично и недорого, много лучше, чем в нашем благословенном городе.

Двинулись дальше. Нашим мастодонтам дорога через центр города, разумеется, закрыта, так что пришлось колесить какими-то закоулками, по самым грязным и мерзким заводским окраинам. (Вот опять будут меня упрекать, что везде у меня одна только грязь и мерзость, но что же я сделаю, если все так оно и было.) Повсюду переплетения каких-то труб, змеятся рельсовые пути, валяются полуразбитые бетонные плиты, гниющее железо, отовсюду сочится какой-то разноцветный ядовитый пар или дым, в воздух летят сера, уголь, аммиак, селитра. Словом, ад! Першит во рту, щиплет глаза, зверски болит голова. Зато в магазинах совершенно свободно продаются сливочное масло, куры и колбаса. Что же, как говорится, за все заплачено.

По мосту переехали самую большую сточную канаву Сибири — реку Томь: в нее последовательно вливают свои сбросы (и промышленные, и бытовые) такие гиганты индустрии, как Новокузнецк, Кемерово и Томск, так что, когда эта речка доносит свои воды до великой Оби, там уже, как утверждают специалисты, больше фенола, чем воды.

Теперь, пока наша небольшая колонна движется в сторону Мариинска, есть смысл описать наших шоферов. На первой машине едем мы с водителем Сашей (Александром Филипповичем), мы возглавляем колонну и везем наш, СНИИГГиМСовский груз. Саша — солидный приземистый мужичок, красноярец; он старший в нашей колонне, однако никакой власти ни над кем не имеет, и все шоферы (и в особенности баламут Вася) ни во что его не ставят. Саша трусоват, прижимист и все время боится, что все его обманывают.

На втором «Урале» едет уже неоднократно упоминавшийся мною Вася. Вася все время рвется вперед, звучными гудками и матерными шуточками провожает каждую встречную юбку. Весь он, блатоватый, шикарный, веселый, разбитной, словно опьянен свободой, дорогой, скоростью. Впрочем, так оно и есть: буквально на днях Вася освободился из заключения, где сидел за хулиганство.

Третий «Урал» ведет шофер Володя, и с ним едет мой Петька. Вначале Петьку Володя брать к себе в кабину категорически не хотел, полагая, по-видимому, что тот станет стеснять его свободу, но потом они быстро сдружились и, как мне показалось, с удовольствием принимали общество друг друга. Володя — высокий, красивый, спортивного вида парень, отец двух дочерей. Завербовался он на Север мир посмотреть, ну и, конечно, деньжат подзаработать. Сам он из Кургана, и жена отпустила его в этот вояж с большим трудом: она ревнует (я думаю, что у нее есть к тому основания).

Последний шофер нашей небольшой автоколонны Витя — аккуратный, обстоятельный и довольно приятный парень. Едет он медленнее всех: во-первых, у него самый тяжелый груз (листовое железо), во-вторых, наши машины все совершенно новые (на нашем «Урале», к примеру, к моменту выезда из гаража СНИИГГиМСа на спидометре было всего шестьдесят пять километров пробега). Поэтому едет Витя со скоростью километров пятьдесят, максимум шестьдесят в час, и быстрее ехать отказывается. В результате мы довольно часто стоим на обочине, ожидая его. Особенно сильно страдает от этого Вася. Он вообще сразу же возненавидел Витю, зовет его жлобом, жмотом, хохлом и Бендерой.

Едва выехав за городскую черту Кемерова, повсюду — справа и слева — увидели мы множество гигантских ям, в которые серпантинами спускались ленты дорог, и по ним один за другим ползли тяжеловесные самосвалы. Ах, как грустно видеть эту развороченную плоть земли!