Зимовка на «Торосе» - Алексеев Николай Николаевич (читать книги полные TXT) 📗
Находившийся у нас на борту кипятильник оказался недостаточных размеров для таяния льда, и поэтому его пришлось заменить вмурованной в кирпичную кладку железной бочкой. В обязанности вахтенного матроса входило — каждое утро набивать бочку мелким пресным льдом и разводить огонь в топке. Примерно часа через два весь лед превращался в воду, и затем, по мере ее израсходования, в бочку добавлялся лед, так что мы имели почти всегда полную бочку воды.
Разгрузка корабля позволила нам разместиться с невиданным до сих пор простором. Мы даже ухитрились одновременно по тринадцать человек обедать в нашем крошечном салоне. В каютах было тепло и даже почти светло. Правда, Арктикснаб, по каким-то ему одному известным причинам, не снабдил нас лампами, и нам пришлось использовать все свои внутренние ресурсы в виде ламп из сигнальных огней. Беда, в конечном счете, была не столько даже в лампах, сколько в стеклах для них, так как и эти необходимейшие для зимовки вещи тоже не пользовались особым почетом у арктикснабовцев. Помня об острой дефицитности этого товара на корабле, мы обращались со стеклами осторожно и без света не остались.
Как хорошо было посидеть вечером с трубкой у жарко натопленной «голландки» в салоне, прислушиваясь к шуткам товарищей, яро сражавшихся за шахматными досками. Известная новизна обстановки и дружная работа крепко сплотили коллектив. На примере зимовки «Тороса» я еще раз убедился, что при соответствующих условиях полярная ночь не приносит ничего страшного и является интереснейшим, плодотворным периодом работы в Арктике.
Русская полярная экспедиция 1900—1903 годов
«Торос» расположился на зимовку почти рядом с тем местом, где тридцать семь лет тому назад зимовала яхта Русской полярной экспедиции «Заря».
Как это ни странно, но об этой экспедиции в России было написано очень немного. Труды же ее начальника Э. В. Толля и его спутников по своему объему и по значению едва ли уступают работам наиболее прославленных исследователей.
Русская полярная экспедиция покинула Кронштадт 23 июня 1900 года, имея задание: пройти через Ледовитый океан мимо мыса Челюскина к Новосибирским островам и исследовать их, а также разрешить вопрос о существовании Земли Санникова. Через месяц «Заря» вошла через пролив Югорский Шар в Карское море Наиболее интересными для нас моментами из история этой экспедиции являются плавание «Зари» от шхер Минина до архипелага Норденшельда, зимовка в Таймырском проливе у острова Наблюдений, санные путешествия участников экспедиции и, наконец, выход судна из архипелага летом 1901 года. Краткие отчеты Э. В. Толля дают яркую картину тех трудностей, с которыми первое русское судно донесло свой флаг до самой северной точки Азиатского материка.
Так как «Торос» проходил почти по тому же пути, по которому шла «Заря», будет весьма небезынтересно привести отдельные выдержки из подлинных донесений Э. В. Толля об этом плавании. (Окончательного отчета замечательного русского исследователя мир так и не увидел: Э. В. Толль погиб еще до окончания своих работ, где-то к северу от Новосибирских островов.)
«…До сих пор я старался итти мористее шхер [острова в Пясинском заливе], — пишет Толль в своем донесении о плавании «Зари» в Академию наук в январе 1901 года. — Но лед принуждал меня сделать попытку найти фарватер между островами и берегом, т. е. итти шхерами. Но тут мы вошли в настоящий лабиринт, начало которого обозначилось тем, что мы сели 21 августа на камень, с которого сошли, однако, спустя три часа без повреждения, пользуясь верп-анкером и полным ходом машины. 22 августа, идя шхерами, мы очутились в большой губе, изрезанной бухтами и переполненной островами. Невольное открытие этой губы, которую я предлагаю назвать в память лейтенанта Минина губой Минина, обошлось нам довольно дорого, так как мы сели, стараясь найти выход, на мель, с которой снялись уже не так легко. Но благодаря удачным мерам командира и успешной работе всего экипажа судна, в которой принимали единодушное участие все члены экспедиции без исключения, мы отделались благополучно…
…26 августа мы прошли траверз мыса Стерлегова и подвинулись сравнительно много вперед, но на другое утро встретили сплошной лед. Только на востоке открывался вход в залив или пролив, о котором мы, не имея в последнее время, вследствие тумана, определения своего места, предположили, что это быть может Таймырский пролив. Поэтому я решил войти в этот залив, чтобы ориентироваться и исследовать его до перемены льда к лучшему. К сожалению, облачность не позволила астроному Зебергу определить наше место, а посланный вглубь паровой катер, хотя и не определил точно, пролив это или залив, тем не менее, убедился, что глубины там постепенно уменьшались.
… 28 августа я решил сделать попытку обогнуть ледяное поле, лежащее у островов, тянущихся от устья залива на северо-запад, но, пройдя 30 миль на запад, убедился в невозможности это сделать. Лед стоял, насколько было видно с мачты, неподвижно на западе. Чтобы не потерять связи с материком и не лишиться возможности, по плану экспедиции, провести первую зимовку на Таймырском полуострове, я решил опять вернуться в залив, исследовать его по возможности подробно, обождать случая для дальнейшего плавания и поискать здесь на случай необходимости гавань для зимовки.
В этом заливе экспедиция невольно провела время от 28 августа до 16 сентября. На западе Таймырского полуострова он является первым изученным заливом, поэтому я предлагаю назвать его в память первого научного исследователя Таймырского края А. Ф. Миддендорфа, совершившего свою достопамятную экспедицию по поручению Академии наук в 1843 г., заливом Миддендорфа.
Астроном Зеберг на двух пунктах: на острове, лежащем в устье северного прохода в залив, и на берегу гавани в северо-западной бухте залива Миддендорфа определил долготу и широту местности. Первый пункт 75°52? сев. шир. и 92°59? вост. долготы.
Сильное движение льда на месте первой стоянки на якоре вынудило нас войти в северо-западную бухту залива, которая благодаря своему защищенному положению доставила «Заре» спокойное убежище. Я предлагаю назвать ее в честь основателя климатологии России К. С. Веселовского, последнего сотоварища А. Ф. Миддендорфа, гаванью Веселовского.
Лейтенант Коломейцев снял бусолью и дальномером большую часть залива Миддендорфа и проверил его глубины. Зоологи А. А. Бялыницкий-Бируля и доктор Вальтер, при своих экскурсиях на байдарах и пешком по тундре и на окружающие горы, сверх того обогащали познание географии этого края, а я старался получить картину геологии окрестностей. Конечно, драгировочные и гидрологические работы продолжались и здесь. Таким образом, получилась, соответственно позднему времени года, лишь относительно полная география и биология залива Миддендорфа.
Однако зимовать здесь мне не хотелось. Несмотря на полную безопасность для судна в гавани Веселовского, неглубокий и полный отмелей фарватер залива представлял для такого глубокосидящего судна, как «Заря», опасность при выходе из него. Затем, я опасался, что «Заря» будет затерта в будущем году льдами в заливе, так как уже теперь вход, через который мы вошли, затерло льдом во время нашей стоянки в гавани. Остался еще другой проход в него, но, повидимому, более мелкий.
Я поручил лейтенанту Коломейцеву измерить этот вход — и действительно, пройти через него оказалось возможным при надлежащей осторожности.
Наконец 16 сентября «Заря» благополучию вышла ив залива Миддендорфа, но пройти далеко к северу нам не удалось. Едва только мы успели обогнуть ближайшие острова, как перед нами открылась сплошная масса льда, заставившая нас вернуться к тем же островам.
18 сентября мы попытались опять пройти к северу и обойти с запада группу других островов, сходных с группою, названной Нансеном Норденшельдовой, но результат был такой же самый: к северу не разбитые ледяные поля, а открытое море только далеко к западу.
После ночевки между льдами 19 сентября, убедившись утром на другой день в невозможности пройти дальше, я дал приказ повернуть к берегу.
20 сентября мы открыли другую губу, в которой можно было бы зимовать; я назвал ее бухтой Коломейцева. Здесь мы стояли до 22 числа в ожидании более благоприятного состояния льда. И, действительно, от северо-восточного ветра образовалось столько полыней, что можно было попытаться пройти дальше, хоть до Таймырского пролива. Однако опять удалось дойти едва лишь до следующей бухты, где мы стояли до 25 сентября. В тот же день, убедившись, после осмотра с вершины горы, что полыньи расширились еще немного больше, как казалось — до горизонта, я решил сделать последнюю попытку пробраться до Таймырского пролива, если дальше окажется невозможным.
Между тем температура понизилась уже до —2°,2, а вода была охлаждена на поверхности до —0°,78 я представляла переохлажденную массу, готовую каждую минуту замерзнуть. Кристаллы льда и шуга плавали около судна.
Несмотря на то, мы благополучно вышли из бухты и дошли до Норденшельдовых островов. Но здесь оказалось непреодолимое препятствие: между островами стоял невзломанный ледяной барьер. Пробиваться через него нельзя было и думать, а за этим льдом, на сколько хватал глаз, тянулось открытое море…»
