Аку-аку - Хейердал Тур (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
С этой картиной перед глазами я задремал, но тут меня заставил вздрогнуть неожиданный шорох: кто-то тихонько полз по сухой траве. Кто бы это мог быть?.. Островитянин, задумавший стащить что-нибудь из моих вещей? Вдруг что-то прошуршало у самой моей головы, я повернулся на живот и зажег фонарь. Ни души. Лампочка мигнула, белый накал сменился красным тлением. Черт бы побрал эти отсыревшие сухие элементы! В тусклом свете фонаря я едва различал каменного богатыря с верхнего яруса; который перекрывал часть моего балкона. Судя по всему, он сломал себе шею, когда его спускали вниз. Да еще из травы на соседнем карнизе, отбрасывая причудливые тени, торчали два здоровенных носа. Небо заволокли тучи, начал накрапывать дождь, но меня он достать не мог. Я выключил фонарик и попытался уснуть, но шуршание усиливалось. Хорошая встряска заставила фонарик светить поярче, и я увидел коричневого таракана величиной с большой палец. Я отыскал ощупью угловатое рубило, каких в мастерской валялось множество, и уже хотел расправиться с чудовищем, когда заметил подле него второго таракана… третьего… четвертого. Таких громадных тараканов я еще не встречал на острове Пасхи. Посветил кругом и убедился, что со всех сторон окружен этими жирными бестиями. Они сидели гроздьями на стенке рядом со мной, над моей головой, а несколько штук забрались на спальный мешок и, тараща глупые круглые глаза, шевелили длинными усиками. Отвратительное зрелище, но, когда я погасил фонарик, стало еще хуже, потому что тараканы сразу закопошились. Один из них, посмелее, даже ущипнул меня за ухо. Снаружи лил дождь. Взяв рубило, я пришиб самых здоровенных, потом сбросил тех, которые влезли на спальный мешок. Опять фонарь отказал, а когда мне удалось что-то из него выжать, кругом было столько же тараканов, сколько до расправы. Несколько бестий пожирали убитых собратьев — сущие каннибалы! Внезапно я увидел глядящие на меня в упор страшные глазища и разинутую беззубую пасть. Прямо кошмар какой-то. Уродливая рожа оказалась высеченным в камне изображением грозного духа маке-маке. Днем я его не заметил, теперь же тени в бороздах выявили его рельефность, в слабом свете фонаря гротескный лик отчетливо вырисовывался на стене у самой моей головы. Я прикончил рубилом еще несколько тараканов, но в конце концов сдался на милость превосходящих сил противника, не то пришлось бы мне всю ночь заниматься убийством. Еще мальчишкой, в бойскаутах, запомнил я мудрое изречение: все животные красивы, если хорошенько присмотреться. Я уставился прямо в блестящие, шоколадного цвета, пустые глаза шестиногого гостя, потом укрылся с головой, чтобы поскорее уснуть. Но жесткое ложе дало мне срок кое о чем еще поразмыслить. Думал я о том, до чего же эта порода твердая — не в том смысле, что лежать жестко, а в том, что рубить трудно. Снова взяв рубило, я изо всех сил стукнул им по скале. Этот опыт я проделывал и раньше и убедился, что рубило отскакивает, оставив лишь светлое пятнышко на породе. Наш капитан ходил со мной сюда один раз, решил испытать крепость камня молотком и зубилом. Полчаса ушло у него на то, чтобы отбить кусок величиной с кулак. И тогда же мы определили, что только в видимых нам нишах было вырублено больше двадцати тысяч кубометров камня, причем археологи считали, что это число надо удвоить. Непостижимо! Что-то фантастическое было во всей этой затее длинноухих… И давняя мысль с новой силой овладела мной. Почему бы не провести опыт? Рубила лежат там, где их бросили ваятели, а в деревне до сих пор живут потомки последнего из длинноухих. Ничто не мешает хоть завтра возобновить работы в каменоломне.
Факельное шествие каннибалов в степи прекратилось. Но рой крохотных каннибалов на карнизе среди великанов продолжал пировать останками сородичей, павших от рубила длинноухих. И под непрерывный шелест и шорох я погрузился в безбрежное, вневременное море сна — голиаф среди копошащихся каннибалов, карлик среди грезящих богатырей под простершимся над горой необъятным звездным небом.
А наутро солнце опять позолотило равнину, и только множество крылышек да скорченных ножек говорило мне, что нашествие тараканов не было сном. Я оседлал лошадь и поскакал по древней заросшей дороге в деревню.
Лицо патера Себастиана осветилось задорной улыбкой, когда я рассказал ему, где провел ночь и что задумал. Он сразу одобрил мою мысль, просил только выбрать укромный уголок, чтобы не нарушать привычной картины — вид на Рано Рараку с равнины. Однако мне для работы были нужны не первые попавшиеся люди. Я знал, что патер Себастиан лучше всех научил родовые связи пасхальцев, он даже опубликовал работу о местных генеалогиях. И я сказал ему, что ищу потомков последнего длинноухого.
— Теперь осталась только одна семья, которая происходит по прямой линии от Оророины, — ответил патер Себастиан. — Они выбрали для себя родовое имя «Адам», когда в прошлом веке пасхальцев крестили. По-местному это звучит «Атан». Да ведь ты знаешь старшего из братьев Атан — это Педро Атан, бургомистр.
— Бургомистр!? — Я был поражен и невольно улыбнулся.
— Конечно, есть в нем шутовство, но он далеко не глуп, да к тому же добрый человек, — заверил меня патер.
— Но ведь он совсем не похож на коренного пасхальца, — возразил я. Эти тонкие губы, узкий нос, светлая кожа…
— Он чистокровный, — сказал старик. — Из всего населения острова мы сегодня можем поручиться за чистокровность только восьмидесяти — девяноста человек. К тому же он настоящий длинноухий по отцу.
Я живо вскочил на коня и поскакал вдоль глинистой улочки к ограде, за которой среди кустов и деревьев укрылся белый домик бургомистра.
Педро Атан был занят работой, вырезывал набор чудесных шахматных фигур, которые изображали птицечеловеков, статуи и другие пасхальные мотивы.
— Это для тебя, сеньор. — Он гордо показал на свой шедевру
— Ты художник, дон Педро бургомистр, — сказал я.
— Да, лучший на всем острове, — тотчас последовал самоуверенный ответ.
— Правда, что ты еще и длинноухий?
— Да, сеньор, — торжественно произнес бургомистр. Он вскочил и вытянулся в струнку, будто солдат на поверке. — Я длинноухий, настоящий длинноухий, и горжусь этим!
Он ударил себя в грудь.
— Кто сделал большие статуи?
— Длинноухие, сеньор! — последовал уверенный ответ.
— А некоторые пасхальцы говорили мне, что короткоухие.
— Это ложь, они хотят присвоить себе честь, которую заслужили мои предки. Все сделано длинноухими. Разве ты не заметил, сеньор, что у статуй длинные уши? Неужели думаешь, что короткоухие вытесывали изображения длинноухих? Эти статуи — памятники вождям длинноухих.
От волнения он часто дышал, тонкие губы дрожали.
— Я считаю, что статуи сделаны длинноухими, — сказал я. — И хочу, чтобы мне высекли такое изваяние, прячем эту работу должны? выполнить только длинноухие. Как ты думаешь, справитесь?
Бургомистр на минуту окаменел, только губы шевелились, потом всколыхнулся:
— Будет сделано, сеньор, будет сделано! А какой величины?
— Да не слишком большую, метров пять-шесть.
— Тогда нужно шесть человек. Нас всего четверо братьев, но есть много длинноухих по матери — подойдет?
— Вполне.
Я тут же навестил губернатора и попросил на время освободить Педро Атана от обязанностей бургомистра. Ему было разрешено вместе с родственниками отправиться на Рано Рараку, чтобы вытесать изваяние.
Меня попросили, чтобы я за день до начала работ приготовил угощение для длинноухих. Раз я заказал статую, мне полагалось кормить работников, таков древний обычай. Кончился день, наступил вечер, а за едой все никто не шел. Один за другим обитатели лагеря стали укладываться спать, раньше всех Ивой с Аннет. в крайней палатке, около поверженного широкоплечего великана, и начали гаснуть фонари. Только Гонсало, Кард и я продолжали писать в столовой.
Вдруг послышалось странное тихое пение… громче, громче… Пели где-то в нашем лагере, а вот к пению присоединился ровный глухой стук. Чем-то древним, необычным веяло от этой музыки. Гонсало встал, явно ошеломленный, Карл вытаращил глаза, и сам я слушал как завороженный. Ничего подобного я не слыхал, сколько путешествовал в Полинезии. Мы вышли из палатки в ночной мрак. Тут и наш кинооператор появился, одетый в пижаму, в палатках загорелись огни. В слабом свете, который пробивался наружу из столовой, мы различили посреди площадки между палатками сидящих людей, которые колотили по земле затейливо орнаментированными палицами, веслами и рубилами. На голове у каждого был убор из листьев, словно венец из перьев, а две фигурки с края были в больших бумажных масках, изображающих птицечеловека с громадными глазами и клювом. Они кланялись и кивали, остальные пели, покачиваясь, и отбивали такт.
