Кораблекрушение «Джонатана» - Верн Жюль Габриэль (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
К вечеру празднество было в полном разгаре. Забылись прежние распри. Все колонисты побратались между собой. Нашелся даже любитель-аккордеонист, и начался настоящий бал. Одна за другой закружились пары. Остальные наблюдали за танцующими, потягивая вино.
Лазар Черони, конечно, тоже был тут как тут. С шести часов вечера он уже не держался на ногах, но все еще продолжал прикладываться к фляжке с ромом. Туллия и Грациэлла предчувствовали, что для них праздник кончится плохо.
И еще один эмигрант, забившийся в темный уголок, наливал себе стакан за стаканом. Но ужасный яд, отравивший душу этого человека, иногда помогал ему обрести хоть на время былой талант. Внезапно раздались звуки божественной музыки. Танцы прекратились… Фриц Гросс играл долго, несколько часов, импровизируя под влиянием охватившего его вдохновения. Его окружили сотни лиц, смотревших на него во все глаза. Эмигранты застыли на месте, широко открыв рты, будто поглощая поток звуков, лившихся из-под волшебного смычка.
Но самым внимательным, самым увлеченным слушателем был один ребенок. Звуки непостижимой красоты явились для Сэнда откровением. Он чуть ли не впервые узнал, что на свете существует музыка, и с дрожью в сердце проникал в неведомую дотоле сферу. Стоя против музыканта, мальчик застыл словно изваяние. Его очарованную душу пронизывало острое ощущение волнующего счастья.
Какими словами описать эту необычайную картину? Какое-то огромное, нелепое существо, почти потерявшее человеческий облик, опустив голову на грудь и закрыв глаза, с исступлением водило смычком по струнам. Колеблющееся пламя коптящих факелов резко очерчивало контуры его фигуры на фоне непроглядной ночи. А перед музыкантом — застывший в экстазе ребенок и чуть поодаль — молчаливая, чуть различимая толпа, чье присутствие угадывалось только в те мгновения, когда под порывами ветра ярко вспыхивал огонь факелов. Тогда внезапно из мрака проступали какие-нибудь отдельные черты лица: там — нос — тут — лоб… или подбородок. И тотчас же темнота снова стирала все. А над толпой то взмывали к звездам, то угасали в ночи нежные и могучие звуки скрипки.
Около полуночи Фриц Гросс выронил смычок и погрузился в тяжелый сон. Эмигранты начали медленно расходиться по домам.
А на следующий день все эти ночные впечатления, навеянные неземной музыкой, уже испарились. Попойка возобновилась, и казалось, что кончится она только тогда, когда иссякнут крепкие напитки.
Через два дня после ухода вестового судна, когда переселенцы еще веселились вовсю, к острову причалила «Уэл-Киедж». Никто будто и не заметил, что шлюпка отсутствовала две недели, и возвратившихся встретили так, словно они никуда и не уезжали. Кау-джер никак не мог понять, что здесь произошло, что означал незнакомый флаг, водруженный на берегу, и чему так радуются переселенцы?
В нескольких словах Гарри Родс и Хартлпул ввели его в курс последних событий. Кау-джер выслушал их рассказ с глубоким волнением. Неуемная радость преобразила его лицо. Так значит, на архипелаге Магальянес еще уцелела частица свободной земли!
Однако он не упомянул о причинах, побудивших его уехать. Разве мог Кау-джер объяснить Гарри Родсу, почему, решив навсегда порвать все связи с цивилизованным миром, он скрылся, полагая, что командир вестового судна уполномочен утвердить на острове Осте власть Чили? Как объяснить Родсу, почему он выжидал ухода корабля в глубине одной из бухт полуострова Харди?
Впрочем, друзья, обрадованные встречей, ни о чем не расспрашивали Кау-джера. Для Гарри Родса и Хартлпула одно присутствие этого хладнокровного и энергичного человека, обладавшего безграничной добротой и обширными познаниями, представляло немалую моральную поддержку, так как их вера в будущее была сильно поколеблена безрассудным поведением переселенцев.
— …Несчастные восприняли дарованную им независимость как право напиваться допьяна, — закончил свой рассказ Гарри Родс. — Они как будто и не помышляют о создании какой-то организации и установлении определенной власти.
— Ну что ж, это вполне простительно, — добродушно отозвался Кау-джер. — Ведь до сих пор они были полностью лишены развлечений. Когда протрезвеют, они займутся серьезными вещами. Что же касается установления власти, признаюсь, я и сам не вижу в этом никакой необходимости.
— Но кто-то должен навести здесь порядок, — возразил Гарри Родс.
— Чепуха! — заявил Кау-джер. — Порядок установится сам собой.
— Однако, если судить по прошлому… — продолжал Гарри Родс.
— Что было, то прошло, — решительно прервал его Кау-джер. — Вчера ваши товарищи по несчастью еще чувствовали себя гражданами Америки или Европы. А теперь они остельцы. Это большая разница.
— Значит, вы считаете, что они…
— Пусть они живут на острове спокойно, раз это их земля. Эмигрантам повезло, ибо здесь нет никаких законов. И незачем создавать их. Если бы не предвзятые идеи, сложившиеся в результате векового рабства, люди всегда договорились бы между собой. Земля предлагает человечеству свои щедрые дары. Пусть оно черпает их по мере сил и возможностей и пусть наслаждается равномерным, братским и справедливым распределением земных богатств. К чему ограничивать это законами?
Гарри Родс, видимо, не разделял оптимистических взглядов Кау-джера, однако ничего не возразил. В разговор вмешался Хартлпул:
— Но, поскольку братские чувства этих парней проявились пока что только в общих попойках, мы решили спрятать от них оружие и порох.
Общество колонизации погрузило на «Джонатана» шестьдесят ружей, несколько бочонков с порохом, пули и патроны, чтобы в бухте Лагоа эмигранты могли охотиться и защищаться от соседних диких племен. Никто и не вспомнил об этом оружии, кроме Хартлпула. Воспользовавшись общей суматохой, боцман решил спрятать его в пещерах, о которых рассказал ему Дик. В первую же ночь празднеств он, с помощью Гарри Родса и обоих юнг, перенес ружья и боеприпасы в верхнюю пещеру и завалил грудой ветвей. С этой минуты Хартлпул почувствовал себя спокойнее. Кау-джер одобрил предусмотрительность боцмана.
— Правильно сделали, Хартлпул, — сказал он. — Пусть сначала все войдет в привычную колею. Впрочем, здесь, на острове, людям ни к чему огнестрельное оружие.
— Да у них его и нет, — ответил боцман. — Общество колонизации строго следило за эмигрантами. При посадке их обыскивали, проверяли багаж и отбирали огнестрельное оружие. А то, что спрятано в пещере, никто не отыщет, так что…
Вдруг Хартлпул остановился, как бы вспомнив о чем-то, и воскликнул:
— Тысяча чертей! Ведь у них все-таки осталось кое-что, раз мы нашли только сорок восемь ружей из шестидесяти. Сначала я подумал, что произошла какая-то ошибка, но теперь припоминаю, что эти двенадцать недостающих ружей взяли с собой Ривьеры и их друзья. К счастью, это надежные люди, так что опасаться нечего.
— Осталась другая угроза, — заметил Гарри Родс. — Алкоголь. Сейчас все эмигранты обнимаются и целуются, но это ненадолго. Лазар Черони распоясался окончательно. Пока вы, Кау-джер, отсутствовали, я вынужден был вмешиваться в его семейные дела, иначе он прикончил бы свою жену.
— Чудовище! — сказал Кау-джер.
— Такое же, как все пьяницы… Во всяком случае, обеим женщинам повезло, что вернулся Хальг. Да, кстати, как поживает наш юный дикарь?
— Что вам сказать? Вы ведь знаете его душевное состояние и сами понимаете, что Хальг уехал отсюда крайне неохотно. Мне пришлось дать ему слово, что мы вернемся. Поскольку семья Черони остается на острове, положение вещей, конечно, значительно упрощается. Но, с другой стороны, все усложняется пьянством отца Грациэллы. Будем надеяться, что, когда запасы рома истощатся, он утихомирится.
Пока друзья обсуждали его судьбу, Хальг, оставив «Уэл-Киедж» на попечении отца, бросился к любимой девушке. Какая это была радостная встреча! Правда, вскоре радость сменилась печалью. Грациэлла рассказала о новых пытках, которым Лазар подвергал семью. Ко всем прежним бедам прибавилось еще ухаживание подлого Паттерсона, а главное, грубые приставания Сирка, так, что теперь девушка не могла шагу ступить, чтобы не столкнуться с этим подонком, способным на любую пакость. Хальг, слушая Грациэллу, дрожал от негодования.
