Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Мортон Генри Воллам (бесплатные полные книги .TXT) 📗

Возле стены возился с садовыми ножницами престарелый священник, он старательно что-то поправлял в живой цветущей изгороди. Заметив меня, он улыбнулся.

— Да, я местный священник… Какие рододендроны вы предпочитаете — розовые или темно-красные? А как вам вот этот оттенок? По-моему, он просто великолепен…

— Простите, сэр. Я хотел бы узнать, что означает Сент-Джаст… Кем, собственно, был святой Джастин?

— О, Сент-Джаст — это…

Священник снял свою черную широкополую шляпу и пригладил седые (я бы даже сказал, серебристо-белые) волосы.

— Сент-Джаст… — продолжил он, но тут же снова отвлекся: — Вы только посмотрите на эти анютины глазки! Разве не чудо?

Он низко склонился и, взяв двумя пальцами бархатистый венчик цветка, осторожно повернул — так, чтобы я мог им полюбоваться.

— Вы говорили о святом Джастине… — напомнил я.

— Ах да, конечно… Прошу прощения! Святой Джастин… ну, что за беда мне с этими камелиями.

И он сокрушенно покачал головой.

— Итак, святой Джастин… — с надеждой подсказал я.

— Вон то высокое дерево родом из Австралии, — с гордостью сообщил старик. — Между прочим, у меня за церковью устроен настоящий тропический сад. Вы непременно должны его увидеть!

Я окончательно распростился с мечтой узнать историю святого.

— Вы, наверное, сами разбили этот сад?

— Именно так, молодой человек. Своими собственными руками, — с улыбкой подтвердил священник. — На это потребовалось немало времени…

Он расправил тощие плечи и с гордостью огляделся вокруг. Во взгляде его сквозила непередаваемая нежность и теплота.

—.. но оно того стоило.

И все с той же благостной улыбкой он процитировал Исаию:

— Вместо терновника вырастет кипарис; вместо крапивы возрастет мирт; и это будет во славу Господа, в знамение вечное, несокрушимое [27].

Мне нечего было сказать. Я стоял и смотрел, как солнечный свет пробивается сквозь зеленую листву, отбрасывая переменчивые тени на каменные надгробия; я прислушивался к пению птиц в ветвях деревьев и гудению пчелиного роя. Я заглянул в спокойные, мудрые глаза своего собеседника, затем перевел взгляд на его худые загорелые руки садовника, и почувствовал, что мое изначальное раздражение куда-то улетучилось. Мне открылась истина, которой владел этот старик: церковный сад и был его религией. Ухаживая за ним, он творил красоту; и каждый новый росток, поднимавшийся под его руками из этой щедрой, плодородной почвы, заменял молитву или псалом. Так постепенно, год за годом, священник добавлял красоты и святости Божьему дому.

Неоднократно мы с ним направлялись к зданию церкви, чтобы осмотреть ее изнутри, но всякий раз сворачивали в сторону, привлеченные каким-нибудь кустом валерианы. Мы ходили кругами, поднимались и спускались узкими тропинками, останавливались передохнуть на тенистых террасах и говорили, говорили… Обсуждали местные новости, пускались в исторические экскурсы, время от времени вновь сворачивая на тему садоводства.

— Происхождение самого названия «Роузленд» — вы только взгляните на мой шиповник! — является весьма спорным. Согласно легенде, король Генрих VIII заглянул сюда с Анной Болейн во время их медового месяца. Вообще-то они остановились в замке в Сент-Мьюэсе, а здесь приключилась такая история… Понюхайте этот листок — он из Новой Зеландии. Я все думаю, правильно ли сделал, так высоко посадив куст очитка. Как вы считаете, молодой человек? Ах да, история… Так вот, рассказывают, что, попав сюда, Анна Болейн поинтересовалась, как называется это место. Никто не смог ей ответить, и тогда королева, обернувшись к розовым кустам, воскликнула: «Роузленд! Ну конечно же, лучшего имени не придумать!» А наперстянка-то у меня оказалась в тени…

Я попытался удержать его на месте, но старик уже озабоченно семенил к наперстянке, а затем к клумбе львиного зева… Пришлось все начинать сначала.

— История, конечно, прелестная, — вздохнул он, — но, скорее всего, выдумана от начала до конца. Серьезные историки связывают это название со словом «Розинис», которое буквально означает «поросший вереском остров». Кстати, вы слышали кукушку? Она живет в рощице за моим домом.

Миновав церквушку, мы вышли на обрыв и залюбовались безмятежной прелестью узкой бухточки, полным достоинства покоем высоких деревьев и темнеющими вдалеке водами Каррик-Роудс (там как раз начинался прилив).

— Потрясающая, нетронутая красота!

— Вы знаете, — встрепенулся священник, — сейчас существует проект по превращению этого места в крупный порт для трансатлантических лайнеров. Если парламент примет билль, то здесь построят океанские верфи, ремонтные доки, проложат железнодорожные пути. Ведь Сент-Джаст Пул представляет собой естественную глубоководную бухту.

О Боже! Ремонтные доки и железная дорога в раю!

— Правда, в последнее время они что-то замолчали… Может, и откажутся от своей затеи.

Мы оба окинули взглядом церковный дворик. Я представил себе, как нелепо бы он выглядел в центре Портсмута. Молча, с тяжелым сердцем мы двинулись дальше. В одном из тихих, прелестных уголков сада остановились перед надгробным камнем.

— Здесь лежит мой старший сын, — прошептал старик и продолжил свой путь среди цветов.

— Простите, — сказал я, — но мне кажется, что вы счастливейший священник на земле. Вас окружают цветы, а не грехи.

Он вскинул на меня удивленные глаза.

— Мой дорогой сэр, боюсь, вы не представляете, о чем толкуете. Здесь тоже присутствует грех.

— Да что вы говорите! Какой может быть грех среди такой красоты? В месте, где тихо и мирно живет горстка стариков!

— На самом деле у меня довольно большой приход. По воскресеньям мой помощник берет лодку и посещает остальные наши церкви. У меня на попечении около тысячи человек, разбросанных по всей округе. И уж поверьте, мой дорогой сэр, грехов хватает.

У меня на языке вертелась тысяча вопросов — так хотелось узнать о грехах в этом тихом райском уголке, — но священник с улыбкой покачал головой.

— Я ведь так и не поведал вам о нашем святом. Представьте себе, речь идет о Джастине, сыне легендарного Герайнта.

Я затаил дыхание.

— Тот самый Герайнт, из рыцарей Круглого стола? Который женился на прекрасной Инид и «получил в награду счастливую жизнь и доблестную смерть»?

— Именно так, — подтвердил старик. — Легенда гласит, что после смерти его перевезли через залив на золотом корабле с серебряными веслами и доставили в Герранс. Похоронен он под холмом Карн-Бикон. Вот так-то… Очень вам советую перед уходом полюбоваться моими фуксиями.

— Время от времени такое происходит, — размышлял я вслух на обратном пути из Роузленда. — Нечасто, но бывает, что удается приобщиться к истинной романтике. Как правило, это краткие мгновения, подобные вспышке света. Быстротечное счастье, которое невозможно удержать надолго. Только ощутил, и его уже нет: упорхнуло в вечность — туда, куда уходят все прочие наши прекрасные мечты… и наша глупость, от которой мы — опять-таки время от времени — избавляемся.

Чтобы выбраться из Роузленда, мне пришлось воспользоваться королевской переправой — Кинг-Харриз-Ферри. Там же мне рассказали, что якобы в свое время Веселый Хэл, то есть Генрих VIII, преодолел этот глубоководный участок, не слезая с коня. Видно, уж больно хотелось новоявленному супругу пустить пыль в глаза своей возлюбленной Анне Болейн.

В Хелстон — раскинувшийся на холмах корнуолльский городок — я прибыл как раз вовремя: там царил предпраздничный переполох. На главной улице развешивали флаги; одна за другой подъезжали сельские повозки, груженные свежеспиленными сучьями. Местные жители мастерили из них зеленые арки перед дверями собственных домов и магазинов. Был канун праздника Ферри-Данс, или Хелстон-Флорал, как его здесь называют.

По мнению некоторых археологов, этот ежегодный майский танец относится к древнейшим обычаям Англии. Они увязывают его с древнеримскими флоралиями и утверждают, что ферри-данс танцевали еще в ту пору, когда Хелстон (ныне вполне сухопутный город) являлся главным портом, через который велась торговля корнуолльским оловом.