Робинзон Крузо (перевод К. Чуковского) - Дефо Даниэль (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
«Идти или нет?.. Рисковать или нет?» — спрашивал я себя.
Я взглянул на быструю струю морского течения, огибавшего остров, вспомнил, какой страшной опасности я подвергался во время своей первой поездки, и понемногу решимость моя ослабела. Тут сталкивались оба течения, и я видел, что, в какое бы течение я ни попал, любое из них унесёт меня далеко в открытое море.
«Ведь лодка моя так мала, — говорил я себе, — что, стоит подняться свежему ветру, её сейчас же захлестнёт волной, и тогда гибель моя неизбежна».
Под влиянием этих мыслей я совсем оробел и уже готов был отказаться от своего предприятия. Я вошёл в небольшую бухточку, причалил к берегу, сел на пригорок и глубоко задумался, не зная, что делать.
Но вскоре начался прилив, и я увидел, что дело обстоит совсем не так плохо: оказалось, что течение отлива идёт от южной стороны острова, а течение прилива — от северной, так что если я, возвращаясь с разбитого судна, буду держать курс к северному берегу острова, то останусь цел и невредим.
Значит, бояться было нечего. Я снова воспрянул духом и решил завтра чуть свет выйти в море.
Наступила ночь. Я переночевал в лодке, укрывшись матросским бушлатом, а наутро пустился в путь.
Сначала я взял курс в открытое море, прямо на север, пока не попал в струю течения, направлявшегося на восток. Меня понесло очень быстро, и менее чем через два часа я добрался до корабля.
Мрачное зрелище предстало перед моими глазами: корабль (очевидно, испанский) застрял носом между двумя утёсами. Корма была снесена; уцелела только носовая часть. И грот-мачта и фок-мачта были срублены.
Когда я подошёл к борту, на палубе показалась собака. Увидев меня, она принялась выть и визжать, а когда я позвал её, спрыгнула в воду и подплыла ко мне. Я взял её в лодку. Она умирала от голода и жажды. Я дал ей кусок хлеба, и она набросилась на него, как изголодавшийся в снежную зиму волк. Когда собака насытилась, я дал ей немного воды, и она стала так жадно лакать, что, наверное, лопнула бы, если бы дать ей волю.
Затем я взошёл на корабль. Первое, что я увидел, были два трупа; они лежали в рубке, крепко сцепившись руками. По всей вероятности, когда корабль наскочил на утёс, его всё время обдавало громадными волнами, так как была сильная буря, и эти два человека, боясь, чтобы их не смыло за борт, ухватились друг за Друга, да так и захлебнулись. Волны были такие высокие и так часто перехлёстывали через палубу, что корабль, в сущности, всё время находился под водой, и те, кого не смыла волна, захлебнулись в каютах и в кубрике.
Кроме собаки, на корабле не осталось ни одного живого существа.
Большую часть вещей, очевидно, тоже унесло в море, а те, что остались, подмокли. Правда, стояли в трюме какие-то бочки с вином или с водкой, но они были так велики, что я не пытался их сдвинуть.
Было там ещё несколько сундуков, которые, должно быть, принадлежали матросам; два сундука я отнёс в лодку, даже не попытавшись открыть их. Если бы вместо носовой части уцелела корма, мне, наверное, досталось бы много добра, потому что даже в этих двух сундуках я впоследствии обнаружил кое-какие ценные вещи. Корабль, очевидно, был очень богатый.
Кроме сундуков, я нашёл на корабле бочонок с каким-то спиртным напитком. В бочонке было не меньше двадцати галлонов, и мне стоило большого труда перетащить его в лодку. В каюте я нашёл несколько ружей и большую пороховницу, а в ней фунта четыре пороху. Ружья я оставил, так как они были мне не нужны, а порох взял. Взял я также лопаточку и щипцы для угля, в которых чрезвычайно нуждался. Взял два медных котелка и медный кофейник.
Со всем этим грузом и с собакой я отчалил от корабля, так как уже начинался прилив. В тот же день, к часу ночи, я вернулся на остров, измученный и усталый до крайности.
Я решил перенести свою добычу не в пещеру, а в новый грот, так как туда было ближе. Ночь я опять провёл в лодке, а наутро, подкрепившись едой, выгрузил на берег привезённые вещи и произвёл им подробный осмотр. В бочонке оказался ром, но, признаться, довольно плохой, гораздо хуже того, который мы пили в Бразилии.
Зато, когда я открыл сундуки, я нашёл в них много полезных и ценных вещей.
В одном из них был, например, погребец [20] очень изящной и причудливой формы. В погребце было много бутылок с красивыми серебряными пробками; в каждой бутылке — не меньше трёх пинт [21] великолепного, душистого ликёра. Там же я нашёл четыре банки с отличными засахаренными фруктами; к сожалению, две из них были испорчены солёной морской водой, но две оказались так плотно закупорены, что в них не проникло ни капли воды. В сундуке я нашёл несколько совсем ещё крепких рубах, и эта находка меня очень обрадовала; затем полторы дюжины цветных шейных платков и столько же белых полотняных носовых платков, которые доставили мне большую радость, так как очень приятно в жаркие дни утирать вспотевшее лицо тонким полотняным платком.
На дне сундука я нашёл три мешочка с деньгами и несколько небольших слитков золота, весом, я думаю, около фунта.
В другом сундуке были куртки, штаны и камзолы, довольно поношенные, из дешёвой материи.
Признаться, когда я собирался на этот корабль, я думал, что найду в нём гораздо больше полезных и ценных вещей. Правда, я разбогател на довольно крупную сумму, но ведь деньги были для меня ненужным мусором! Я охотно отдал бы все деньги за три-четыре пары самых обыкновенных башмаков и чулок, которых не носил уже несколько лет.
Сложив добычу в надёжном месте и оставив там мою лодку, я пошёл в обратный путь пешком. Была уже ночь, когда я вернулся домой. Дома всё было в полном порядке: спокойно, уютно и тихо. Попугай приветствовал меня ласковым словом, и козлята с такой радостью подбежали ко мне, что я не мог не погладить их и не дать им свежих колосьев.
Прежние мои страхи с этого времени как будто рассеялись, и я зажил по-старому, без всяких тревог, возделывая поля и ухаживая за своими животными, к которым я привязался ещё сильнее, чем прежде.
Так я прожил ещё почти два года, в полном довольстве, не зная лишений. Но все эти два года я думал только о том, как бы мне покинуть мой остров. С той минуты, как я увидел корабль, который сулил мне свободу, мне стало ещё более ненавистно моё одиночество. Дни и ночи проводил я в мечтах о побеге из этой тюрьмы. Будь в моём распоряжении баркас, хотя бы вроде того, на котором я бежал от мавров, я без раздумья пустился бы в море, даже не заботясь о том, куда занесёт меня ветер.
Наконец я пришёл к убеждению, что мне удастся вырваться на волю лишь в том случае, если я захвачу кого-нибудь из дикарей, посещавших мой остров. Лучше всего было бы захватить одного из тех несчастных, которых эти людоеды привозили сюда, чтобы растерзать и съесть. Я спасу ему жизнь, и он поможет мне вырваться на свободу. Но план этот очень опасен и труден: ведь для того чтобы захватить нужного мне дикаря, я должен буду напасть на толпу людоедов и перебить всех до единого, а это мне едва ли удастся. Кроме того, моя душа содрогалась при мысли, что мне придётся пролить столько человеческой крови хотя бы и ради собственного спасения.
Долго во мне шла борьба, но наконец пламенная жажда свободы одержала верх над всеми доводами рассудка и совести. Я решил, чего бы это ни стоило, захватить одного из дикарей в первый же раз, как они приедут на мой остров.
И вот я стал чуть не ежедневно пробираться из своей крепости к тому далёкому берегу, к которому всего вероятнее могли пристать пироги дикарей. Я хотел напасть на этих людоедов врасплох. Но прошло полтора года — даже больше! — а дикари не показывались. В конце концов нетерпение моё стало так велико, что я забыл о всякой осторожности и вообразил почему-то, что, доведись мне повстречаться с дикарями, я легко справился бы не то что с одним, но с двумя или даже с тремя!
20
Погребeц — дорожный сундук для хранения провизии и посуды.
21
Пи?нта — мера жидкостей в Англии, равная 0,5 литра.