Когда риск - это жизнь! - Маури Карло (читаем книги онлайн TXT) 📗
Понедельник. Наконец-то удалось познакомиться с Франсиско Мейрелесом, знаменитым 64-летним сертанистом (от «сертао» — непереводимого слова, которое в Амазонии служит для обозначения непролазных мест без дорог и привычного жилья, в глуши сельвы, где могут обитать лишь индейцы). Этим словом называют специалиста, в обязанности которого входит контакт с индейцами с целью «умиротворить» их, «привлечь» и в конце концов «интегрировать». За плечами Мейрелеса 36 лет такой работы, 36 лет постоянной опасности.
С самых первых минут общения я ощущаю его человечность и огромную доброту. Заметно, что этот человек привык демонстрировать свою любовь и добрые намерения не словами, а жестами, выражением лица. Я с трудом изъясняюсь на его языке, однако он подбадривает меня своей улыбкой и глазами точно так же, как делает это, общаясь с индейцами, которые судят о человеке и его намерениях не по одежде и украшениям, а «заглядывая внутрь». Интуиция их не подводит.
После краткой беседы все устраивается: я арендую самолет «Чессна-180» с опытным пилотом, закупаю сахар, прочее продовольствие, медикаменты, и мы отправляемся в путь. Вместе с Мейрелесом летит его помощник Озни Феррейра.
Самолет жужжит между небом и сельвой. И то и другое поистине огромных размеров (такие пространства мне доводилось видеть только летая над льдами Антарктиды). Нас ожидает встреча с синта ларга.
Синта ларга получили свое название за то, что носят широкий пояс из тщательно выделанной и украшенной коры. Это крупное племя. Сколько их всего, узнать невозможно. Кто говорит — две тысячи, кто — четыре. Они весьма опасны, ибо в недалеком прошлом вплотную познакомились с нашей цивилизацией, а именно с бомбами и гранатами, которые «серингейрос» и «гаримпейрос» метали в них, отгоняя подальше.
«Понятно, что они не могут доверять нам: они считают всех белых людей разбойниками, — объясняет Мейрелес. — Однако дорога строится, и необходимо как-то убедить их, что мы отнюдь не разбойники и что с нами следует не воевать, а жить в добрососедстве».
«А как произошла ваша первая встреча с ними?» — спрашиваю я, вспоминая виденные мною на какой-то поляне совершенно заброшенные индейские хижины, сплошь заросшие высокими лесными травами.
«Дороги строятся, и индейцы бегут. Отыскать их трудно. После долгих поисков я обнаружил синта ларга с помощью разведки с самолета, после чего мы уже по земле приблизились к их деревне, но не вплотную. Разбили небольшой лагерь и соорудили подобие взлетно-посадочной полосы, чтобы самолет мог садиться. Кстати, именно там мы вскоре и приземлимся. Работая, мы чувствовали, как индейцы наблюдают за нами, сами при этом не показываясь. Спустя несколько дней стали носить в одно и то же место неподалеку от нашего лагеря кое-какие подарки, обычные вещи: топоры, ножи, кастрюли, ножницы. Оставленные в лесу, они к следующему утру исчезали. При этом мы по-прежнему никого не видели. Иногда сами индейцы „заказывали“ нам тот или иной подарок, выкладывая на обычное место его деревянный образец. Однажды я таким образом подарил им, привязав к дереву, щенка (у индейцев нет собак), а на следующий день обнаружил привязанным к тому же дереву хамелеона, что означало желание индейцев заполучить еще одного щенка. Некоторые сертанисты оставляют среди подарков свою фотографию, чтобы установить подобие физического контакта, как это иногда случается в женитьбах по объявлению…»
«Но ведь для этого требуется много времени». — «Безусловно. Начальный процесс привлечения может длиться месяцы и даже годы, а потом вдруг сорвется по загадочным, непредсказуемым причинам. Именно так и случилось с синта ларга. После четырех месяцев ожидания вблизи нашего лагеря наконец появилась группа индейцев. Мой сын Апоэна (названный так в честь знаменитого вождя племени ксавантес) направился им навстречу. От группы индейцев отделился юноша. Было трогательно видеть, как они приближались друг к другу. За юным индейцем стояли по меньшей мере полсотни воинов, направив заряженные стрелами луки на моего сына, который ужасно боялся и не мог скрыть дрожи в коленях. Впрочем, и юный индеец выглядел не менее испуганным. Когда они подошли друг к другу, индеец протянул Апоэне в подарок свой головной убор из пальмовых листьев. Апоэна принял дар и в ответ преподнес тому мачете. В тот же самый миг воины убрали стрелы с луков. Произошло, то, что на нашем рабочем жаргоне называется „добрым контактом“. И вместе с тем через некоторое время синта ларга натворили бед, прикончив нескольких белых. Вы, Маури, знаете, что вам не хотели давать разрешение на поездку со мной именно потому, что в минувшем декабре эти синта ларга убили такого же, как вы, журналиста, и такого же сертаниста, как я. Что поделаешь… Всякое бывает. Нередко достаточно одного неправильно истолкованного движения или какой-нибудь неверной интонации голоса…»
«А что было потом?»
«Потом… Кто-то рвался к винтовкам, возлагая надежды на сильные средства. Мы же продолжали сидеть у себя в лагере и ждали возобновления контакта. По-прежнему относили в лес подарки, а индейцы, словно невидимые призраки, забирали их. Наконец пару месяцев назад они показались вновь. На опушке леса появилась группа воинов, говоривших на совершенно незнакомом нам языке. Мы дали им кое-что; они взяли подарки и исчезли в чаще. Немного погодя появилась группа молодых индейцев. Один из них вошел в нашу лагерную кухню и, перевернув там все кастрюли, убежал. Мы никак не реагировали. На следующий день пришла еще одна группа молодежи и перевернула вверх ногами весь лагерь. На этот раз воины показались из леса. Их стрелы лежали на луках, готовые к бою. Было ясно: синта ларга желали узнать, как мы поведем себя в ответ на их провокации, испробовать наше терпение. И поскольку я неизменно демонстрировал им только дружбу, они возобновили контакт. Однако провокации продолжаются до сих пор, хотя и не в столь нервной форме. Индейцы и вас наверняка подвергнут чему-нибудь такому. Только большая к вам просьба: воспринимайте все спокойно и терпеливо».
Едва самолет замирает в конце посадочной дорожки, как человек тридцать индейцев появляются из лесной чащи — мужчины, женщины, дети. Еще с трапа я делаю несколько фотографий, но замечаю, что им не по нраву эта наставленная на них штука, которая делает «щелк». Не успеваю коснуться ногой земли, как они окружают меня и стаскивают фотоаппарат с шеи. Невыносимо видеть, как моего бесценного помощника выхватывают друг у друга цепкими руками, но Мейрелес незаметно подмаргивает мне, напоминая о нашем уговоре, и я уступаю. Несколько минут спустя лесные люди догадываются, как делать «щелк» машинкой, и, довольные, щелкают во все стороны, расходуя на бессмысленные снимки всю пленку.
Наигравшись всласть с фотоаппаратом, они вновь плотно обступают меня, произнося: «Кана, кана». Мейрелес объясняет, что им интересно, кто я такой. Отвечаю: «Карло! Карло!» Но это объяснение их, по всей видимости, не устраивает. Тогда Мейрелес пытается втолковать им, что я — его сын, брат Апоэны. Они трогают меня за все части тела и знаками показывают, чтобы я гладил им живот, ягодицы. В замешательстве гляжу на Мейрелеса, а он с улыбкой объясняет мне, что я должен провести обеими руками по их телу и затем подуть на ладони. «Так, — говорит он, — изгоняется все зло».
Проходит довольно много времени, а я все глажу и глажу лица, туловища, бедра, спины и сдуваю со своих ладоней все несчастья моих новых друзей. Мне жарко, поскольку я основательно оделся, защищаясь от мошки. Они же обнажены; никто из них и не старается прикрыть что-либо. Нет ничего постыдного в человеческом теле. Кожа их выглядит свежей. На вид она прочнее любой ткани. Зато моя такая белая и дряблая, что самому противно. Наверное, благодаря нашему прибытию они в какой-то мере открывают для себя некоторые свойства обнаженного тела, так как подглядывают за нами, когда мы раздеваемся перед купанием.
Первая ночь в лагере вместе с синта ларга — странная ночь. Экзотика начинается, когда мы садимся ужинать. Перед нами рис с сардинами. И тут появляются они. Садятся голыми прямо на стол, берут пищу руками. Мейрелеса называют «папой». Уж не знаю, как они называют меня, потому что в лагере никто не владеет их языком. Но, судя по тому, как доверительно они со мной обращаются, видимо, поняли, что я сын папы Мейрелеса. Для них очень важно, что я родственник знакомого им человека. В лесных сообществах не бывает сомнений на сей счет: или ты из моего племени, или враг.
