Лики Японии - Берндт Юрген (книги онлайн полные txt) 📗
Был прекрасный мартовский вечер, последний мой вечер в Нагасаки. Дождь прекратился. Здесь без конца шел дождь, хотя дождливый сезон еще не наступил. Разве все в Нагасаки теперь не так, как прежде даже погода? Искупавшись в гостиничном мини-бассейне и накинув на себя юкату — легкую хлопчатобумажную одежду в стиле «кимоно», я присел на корточки за низким обеденным столом и, перед тем как взять палочки для еды, залюбовался видом расставленных передо мной блюд из рыбы. Запеченная в растительном масле, но больше сырая, нарезанная ломтиками и приправленная зеленым васаби, острым японским хреном, она была превосходна. Нагасаки — один из крупнейших рыболовецких портов не только Японии, но и всей Азии. Примерно 15 тысяч судов добывают здесь ежегодно около четверти миллиона тонн «продуктов моря». Рыбу я проглотил с удовольствием, однако моллюска, несмотря на его привлекательный вид, так и не смог одолеть. Этот отварной моллюск (который, кстати, подавался к столу и в других городах японского побережья) был бы не так-уж и плох по своим вкусовым качествам, если бы не песчинки, неприятно скрипевшие на зубах. В виде компенсации за моллюска мне подали превосходную староберлинскую котлету, что, безусловно, служило знаком внимания к «гайдзину». Очевидно, в этом «хотеру» («отеле») не слишком часто останавливались иностранцы, но я во время поездки по Японии старался избегать «хотеру» в западном стиле, отдавая предпочтение «рёкан» — гостиницам в японском стиле, и не потому, что там удобнее или дешевле, — просто мне хотелось заглянуть за кулисы японской действительности. И что меня поражало в этих «рёкан», так это неизменный вопрос: «Ах, вы приехали один?», — который задавали преимущественно японки, как только я ставил свой чемодан в холле. В начале вопрос меня удивлял, а потом несколько раздражал. Я даже заключил с самим собой пари: услышу или не услышу этот надоевший вопрос в очередном «рёкан». За восемь недель я проиграл пари лишь один-единственный раз, да и то, когда меня принимал пожилой японец, а не дама.
С плодом, напоминающим грейпфрут величиной с голову ребенка, — они выращиваются только в окрестностях Нагасаки — я разделался благополучно, и это на деле было не столь трудно, как казалось из-за очень толстой, сантиметра два, кожуры. Поужинав, я вышел на веранду и, устремив свой взор со склона горы Инаса вниз, погрузился в созерцание мириад мерцающих огней вечернего Нагасаки. Среди моря огней более яркий свет выделялся над доками, где когда-то был построен флагманский корабль императорского флота водоизмещением 73 тысячи тонн, а в шестидесятых годах — первые в Японии и в мире танкеры водоизмещением 300 тысяч тонн. Я также пытался отыскать позади склона по ту сторону узкого морского заливчика места, которые мне довелось посещать прежде.
До меня будто снова донесся голос экскурсовода, которая с ноткой дружелюбия, но с полным равнодушием, призывала к пунктуальности, дабы не терять времени зря. В ее обязанности входило познакомить иностранного гостя с прошлым и настоящим города. Тогда я только что прибыл в Нагасаки. Как всегда, шел дождь, деловые встречи были назначены на следующий день, и я сел в один из туристских автобусов, предвкушая приятную поездку по всем достопримечательностям города, как того обещали рекламные щиты. Однако уже через пару часов экскурсия мне показалась скучной. Наша милая дама-гид, хотя и говорила без умолку, смогла сообщить нам не более того, что напечатано в многочисленных красочных проспектах. Тогда я, невзирая на дождь, вышел из автобуса и на свой страх и риск решил обойти пешком хотя бы часть города. Я ничего не терял, поскольку назавтра мне обещал показать Нагасаки влюбленный в него доктор К. — врач и художник-любитель.
Многие считают, что Нагасаки всех Очаровывает своей экзотичностью: ведь он ежегодно привлекает около 5 миллионов туристов. Мне же на первый взгляд показалось, что этот город мало чем отличается от любого другого японского города такой же величины: улицы, довольно хаотично застроенные небольшими домиками, среди них — высокие здания банков, страховых компаний из бетона. Тот же нескончаемый поток транспорта, те же магазины (их в Нагасаки около 10 тысяч), отели, рестораны, бары, кафе (4 тысячи), в которых до 80 тысяч служащих, то есть немногим более половины всего самодеятельного населения Нагасаки.
Гостю приходится довольно пристально вглядываться, чтобы обнаружить что-нибудь необычное. Ибо нет ничего экзотического в прогулке по аккуратно выложенной булыжной мостовой мимо нескольких домиков, напоминающих загородные виллы на севере Европы, на чьих черепичных крышах торчат кирпичные трубы. «Ах да, ведь ты поднимаешься по Голландскому склону», — говорю я себе. Однако увиденное производит на меня весьма комическое впечатление, а экзотикой и не пахнет: из разностильного кирпичного здания мне навстречу выходят несколько черноволосых красоток с миндалевидными глазами в оригинальных голландских национальных костюмах с белыми наколками на голове и в общеизвестной голландской деревянной обуви. Я не нахожу ничего экзотического и в одном из фирменных блюд Нагасаки, «Касутэре», ничем не примечательном сухом, рассыпчатом песочном торте. Какой-то португальский (или испанский) кок, а то и христианский миссионер несколько веков назад поделился в Нагасаки с японцами рецептом изготовления бисквита под названием «Кастелла»{«Касутэра» образовалось от порт. «Рао de Castella». В Нагасаки этот бисквит впервые появился в продаже в 1624 г.}.
Своеобразными показались мне здесь сооружения, построенные по китайским образцам, например Мэганэхаси — «Очковый мост» (XVII век), который своими двумя кирпичными арками, отражающимися в воде, в самом деле похож на очки; или возведенный в 1629 году храм Софукудзи — подлинный памятник позднесредневековой китайской культовой архитектуры. Конфуцианское святилище 1893 года с его сверкающими позолотой и ярко раскрашенными резными украшениями крыш, на мой взгляд, было скорее отталкивающим, чем своеобразным, но это уже — дело вкуса.
Большой популярностью среди туристов пользуется в Нагасаки дом Гловера, представляющий собой виллу в стиле шотландского загородного дома, построенную в 1863 году на вершине холма с чудесным видом на порт Нагасаки. Следует отдать должное мистеру Томасу Блейку Гловеру — британскому судостроительному инженеру, вероятно, очень предприимчивому человеку, дела которого начиная с 1859 года шли довольно успешно, местоположение для своей виллы он выбрал удачно, что же касается легенд, окруживших позднее этот дом, то они, насколько мне известно, не имели к нему никакого отношения. Должна же была разыграться где-то романтическая история между прекрасной японкой и бесшабашным морским офицером, история, которая дала повод французу Пьеру Лоти написать роман «Мадам Хризантема» и 10 лет спустя побудила американского адвоката и плодовитого писателя Джона Лонга создать пьесу «Мадам Баттерфляй», которую обессмертил итальянский композитор Джакомо Пуччини, написав оперу на этот же сюжет. Премьера оперы состоялась 17 февраля 1904 года в миланском Ла Скала, но полное признание она получила позднее, когда партию мадам Баттерфляй стала исполнять Тамаки Миура, гениальная японская певица, вдохнувшая, по словам самого Пуччини, жизнь в его героиню. В двадцатых и тридцатых годах Тамаки Миура пела эту партию на всех крупных оперных сценах мира и удостаивалась восторженных аплодисментов.
С Тамаки Миурой у меня произошла неожиданная история. Еще за несколько недель до поездки в Нагасаки я неожиданно напал на след мадам Миуры, а затем в Нагасаки, в саду прелестной виллы г-на Гловера, встретил ее, первую прославленную японскую оперную певицу. (Правда, прославилась она в основном за границей, ибо в Японии никогда не чествовали и до сих пор не чествуют оперных певцов. Существует несколько временных оперных трупп, но оперного театра нет.)
Однако вернемся к нашему рассказу. Зимняя стужа все еще не отпускала природу из своих объятии. Профессор П., ректор известного частного университета в Токио и одновременно увлеченный художник, пишущий маслом, пригласил меня конец недели провести в городке Гора, расположенном в горах Хаконэ. Предложение было заманчивым, ибо находиться в обществе правоведа, к тому же слывшего интересным рассказчиком, знающим многих известных писателей Японии, было для меня настоящим событием. Кроме того, профессор обещал подкинуть меня в район Фудзиямы, где я мог бы искупаться в «онсэн» — горячем источнике.
