Пешком через Ледовитый океан - Херберт Уолли (список книг .TXT) 📗
В нашей деятельности Аллан принимал самое активное участие. Конечно, он остерегался поднимать ящики, когда кто-нибудь за ним наблюдал, но и без того было достаточно работ, с которыми он без труда мог управиться: мастерил мебель, сновал взад и вперед по хижине, разбирая снаряжение, занимался навигационными вычислениями. Аллан с нетерпением ждал того времени, когда сможет приступить к своей геофизической программе, которая включала трехчасовые гравитационные и магнитные измерения и промеры глубин океана. Кен уже занялся сравнительным изучением шерсти и синтетических волокон. За лето он измерил множество пар разного рода обуви; теперь он производил тщательное измерение и взвешивание разнообразных видов одежды, которую мы будем носить зимой, и завел дневник, где каждый участник экспедиции должен был записывать надеваемый им предмет одежды и отмечать свои субъективные впечатления. Все мои товарищи с энтузиазмом приступили к энергичным физическим упражнениям, которые должны были поддерживать их в хорошем физическом состоянии. Вероятно, от этих-то тренировок в беге на месте и возникла вечером 20 октября трещина, которая расколола нашу льдину посредине.
Трещина пересекла лагерь в 30 футах от ближайшей собачьей упряжки, отделив нас от двух из пяти складов продовольствия и топлива, и в результате самая большая здесь в округе льдина стала четырехугольником шириной менее полумили. Днем 21 октября этот четырехугольник раскололся в северном и южном концах, и тонкие, едва заметные трещины, шедшие параллельно главной, сократили площадь льдины до полосы длиной полмили и шириной 250 ярдов. В миле к юго-западу от нас простиралась область взломанного льда, в течение нескольких недель находившегося в подвижном состоянии. К западу и к северо-западу две большие трещины отделяли нас от слабо смерзшихся остатков той льдины, на которой мы провели лето; третья трещина отделяла нас от льдин, расположенных к юго-востоку и востоку. На северо-востоке, однако, перспективы казались более обнадеживающими. Выбравшись за пределы области расколотых льдин, Фриц и я очутились на довольно большой льдине, по которой мы минут двадцать гнали в темноте наши собачьи упряжки, не встретив на пути ни гребней сжатия, ни трещин. На эту-то льдину мы и начали на следующий день перевозить нашу хижину со всей мебелью и имуществом и двадцатью пятью тоннами продовольствия, топлива и снаряжения.
Дорога, по которой мы десять суток ездили взад и вперед на нартах в полной темноте, превратилась в гладкое шоссе, а льдина, где прежде находился наш зимний лагерь, вскоре стала пустынной, отличимой только по нескольким сугробам уплотненного ветром снега. Разлом, от которого мы убежали, вскоре замерз, а снежные наносы прикрыли все мелкие трещины. Через несколько недель не осталось и следов от тех передвижек льдов, которые вынудили нас покинуть льдину; были скрыты следы короткого пребывания четырех людей и тридцати пяти собак.
4 ноября высоко в небе светила полная луна, и мы впервые с тех пор, как зашло солнце, увидели окружавшие нас льдины. В этом бледном свете сияния луны они казались очень мирными, но наша хижина подобно чуткому уху, прижатому ко льду, не упускала ни одного звука. Отдаленный глухой гул не казался нам теперь зловещим: наш лагерь был неуязвимым.
На эвакуацию первого зимнего лагеря мы потратили, вероятно, целый рабочий месяц, и, хотя сам переезд отнял всего несколько дней, вновь установить определенный распорядок жизни оказалось делом нелегким.
Мы, как могли, упростили все хозяйственные работы. К примеру, у нас не было необходимости стирать одежду; в нашем зимнем лагере ее было так много, что можно было позволить себе выбрасывать все вещи, требовавшие стирки, и заменять их новыми. Летом мы обтирались мокрой губкой и продолжали делать это иногда и зимой, но обыкновения мыться у нас не слишком придерживались. Мы никогда не позволяли себе такой роскоши, как прием ванны, по той простой причине, что воды не хватало.
Конечно, мы старались вести себя достаточно аккуратно. Например, весь мусор, жестянки и ненужные коробки складывали в ящик и отдавали Фрицу, чтобы он избавился от них во время объезда льдины на своей собачьей упряжке. В течение всей зимы он делал это ежедневно, так как часть его научной программы заключалась в тщательном наблюдении за передвижкой соседних льдин. Этими ящиками Фриц отмечал границы нашей льдины. Были, впрочем, еще две уважительные причины, почему их надо было убирать подальше от хижины: все, что оставалось лежать вблизи, способствовало образованию сугробов и тем самым приводило к постепенному заносу хижины снегом; вторая причина заключалась в том, что летом, когда лед растает, весь хлам вылезет на свет божий, и мы окажемся в неловком положении, если Ламонтская геологическая обсерватория пришлет партию, которая примет от нас хижину и продолжит нашу научную программу.
Можно сказать, что зимой четверть времени у нас уходила на обслуживание себя – уборку снега, приготовление пищи, мытье посуды и тому подобное; всеми этими делами мы занимались по очереди, и очередь каждого наступала через три дня. Если кто-нибудь из нас относился к этим делам добросовестно и готовил какое-либо изысканное блюдо, то у него за весь день почти не оставалось свободного времени. Это была очень утомительная работа – печь хлеб и пирожные, готовить завтрак, обед и ужин и вообще исполнять роль домохозяйки при наличии в доме трех здоровых мужчин. От общественных обязанностей нельзя было уклониться, но со временем мы научились управляться с ними быстрее. Когда мы поняли, что зима на исходе, пришлось увеличить рабочую нагрузку, так как мы начали готовиться к заключительной стадии нашего путешествия.
Программа работ Фрица почти не отличалась от той, какую он выполнял летом, правда, число объектов наблюдений увеличилось, а получаемые данные стали разнообразнее. Разумеется, зимой данные об уровне радиации, о силе и направлении ветра, о температуре воздуха и моря и его солености были совсем иными, чем те, какие он отмечал летом. К дополнительным пунктам программы относились изучение стратиграфии снежного покрова, характера кристаллизации льда, наблюдения за северным сиянием и взятие проб воздуха в местах, расположенных с наветренной от лагеря стороны. Эти пробы в свое время будут изучены на загрязнение частицами земного происхождения и следами космической пыли.
Генераторы и аккумуляторное хозяйство находились в ведении Аллана. В запасе у нас был двухтактный генератор «Маленький тигр», любезно предоставленный в наше распоряжение Арктической исследовательской лабораторией, поэтому мы интенсивно использовали генератор «Хонда» – запускали его часов на шесть в день, чтобы с его помощью приводить в действие прибор для взятия проб воздуха, перезаряжать радиобатареи, электронную вспышку, источник света для киносъемки и множество разных научных приборов. Геофизическая программа Аллана, к сожалению, полностью не была осуществлена. Магнитометр, оказавшийся неисправным, он починил, а осциллограф для измерения океанских глубин переградуировал и привел в порядок, но программу измерения глубин он не смог даже начать: по техническим причинам нам не могли прислать взрывчатку. Аллену, однако, удалось за время зимнего дрейфа произвести шестьсот магнитных наблюдений, и это само по себе, даже без учета глубины океана и гравитации данного места, представляло большой интерес. То же относится и к определениям координат, в течение всей зимы производившимся Алленом почти каждый день.
Программа Кена по изучению одежды, уже упоминавшаяся мною, для надлежащего ее выполнения требовала огромного количества времени. Мы должны были, например, просиживать по несколько часов в течение двадцати дней на открытом воздухе или же проводить эти часы в неотапливаемой палатке, имея на себе на один комплект одежды меньше, чем это было нужно для сохранения нормального самочувствия. Мы должны были мерзнуть, однако не настолько, чтобы дрожать. Мы охлаждались до такой степени, что начинали коченеть: Кен снимал показания многочисленных датчиков, которые были спрятаны у нас под одеждой для измерения тепла и влажности в различных ее предметах.
