America Latina, или повесть о первой любви - Динец Владимир (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

Инки создали плановое государство, в котором каждый мешок зерна и каждая лама подлежали строгому учету. Для удобства статистики жителям запрещено было менять место жительства и профессию. Крестьяне были объединены в коммуны нескольких уровней (по 10, 100 и т.д., до 4000 семей). Интересно, что подобная система существовала и у монголов. Покоренным народам инки не навязывали свою религию и культуру, надеясь, что те ассимилируются сами собой. Требовалось только выучить государственный язык кечуа и признать инку наместником бога Солнца на Земле. В империи не было голодных и нищих, и все довольно эффективно работало, по крайней мере поначалу. А ведь у них не было иных средств сообщения, кроме вьючных лам и профессиональных бегунов. Но инка все же правил империей, протянувшейся на 5000 километров по самым труднопроходимым ландшафтам Земли.

Мощеные дороги инков напоминают римские, но на перевалы ведут не серпантины, а ступеньки — колес-то не было. Кроме береговой дороги, была еще горная, проходившая от Аллеи Вулканов до Чили прямо по Андам. Через реки строились подвесные мосты до 200 метров в длину.

В конце концов именно расстояния косвенным образом оказались причиной гибели империи. После высадки испанцев на севере по всей Америке прокатились опустошительные эпидемии. Заболел и тогдашний инка, Уаскар. Его брат Атауальпа, командовавший армией на далеком севере, провозгласил себя инкой, и началась гражданская война. Прийдя к власти, Атауальпа устроил страшную резню. Тут, как нарочно, появился Писарро со своими головорезами и, пользуясь моментом и невероятным везением, захватил власть. Так, по вине скорее кровавого параноика Атауальпы, чем конкистадоров, погибла высочайшая цивилизация Америки.

Сейчас в городе не осталось ни одного целого здания имперских времен, только храм бога Солнца Инти уцелел почти весь (на нем теперь стоит собор). Но семицветные флаги Тауантин-суйю снова подняты над Куско, а народ по-прежнему говорит на кечуа и ходит в национальной одежде.

Я остановился в крошечном отельчике на улице Тупак Юпанки у самой центральной площади. Сначала с меня брали доллар в день, позже по дружбе сбавили цену вдвое.

Пару дней я просто отдыхал, исследуя соборы, музеи и рынки. Последние представляют интерес прежде всего для ботаника — ведь здесь родина множества культурных растений. Даже обычный картофель продается десятков видов, с клубнями всех цветов радуги и самого неожиданного вкуса. Очень интересно было попробовать также клубни различных видов настурций и кислиц. Но самый знаменитый из местных деликатесов, вкуснейший фрукт мира, нежную чиримойю (Annona chirymoya), мне не удалось найти — не сезон.

Из Куско я надеялся попасть в национальный парк Ману. Это участок восточного склона Анд с предгорьями и частью равнины, площадью примерно с половину Подмосковья. Он занимает первое место среди заповедников мира по богатству флоры и фауны, но добраться туда очень сложно. Туристические фирмы берут 500-2000 $ за десятидневный тур, причем минимум половина времени уходит на дорогу. А другого транспорта нет.

Для меня Ману был последней надеждой найти большой участок действительно нетронутого тропического леса. Экспедиция туда требовала больших затрат времени и денег, но я не был уверен, что все это имеет смысл. Что ждет меня там? Может быть, опять пастбища и заросшие вырубки, покрытые цекропией и заплетенные монстерой? Оба растения очень красивы, но тащиться ради них в такую даль…

Я пришел в контору заповедника и предъявил Индульгенцию. «Ах, ты биолог!» — радостно закричали сотрудники и устроили мне сорокаминутный экзамен, чтобы проверить. Видимо, уровень моей эрудиции их устроил — меня обещали забросить в лес при первой возможности. Но только через два дня мне сообщили, что, если я сумею добраться до деревни Shintuya на реке Alto Madre del Dios за полтора дня, то могу попасть на лодку, идущую на Рио Ману. При этом всю еду на месяц необходимо брать с собой.

В тот же вечер я закупил 20 кило риса и столько же прочих продуктов, так что лишь с большим трудом мог оторвать рюкзак от земли. На базаре мне очень удачно подвернулся чилийский фонарик на четырех батарейках. Он оказался чудом техники: светил ярче, чем автомобильная фара, и при этом батарейки почти не садились.

Найти котелок мне поначалу не удалось, и пришлось купить металлическую миску.

Потом котелок все же отыскался, а миску я продал хозяйке отеля (к большому ее удивлению).

Утром я дополз до автостанции. Автобус идет два дня и отходит через день, но мне удалось найти «фиат» с самодельным кузовом до поселка Pilcopata выше по течению.

Хозяин машины поначалу то и дело развлекал нас, сидящих в кузове, исполнением русских песен, на которые он оказался большой любитель. Час за часом мы карабкались в горы, и вскоре стало так холодно, что закоченели даже индейцы, сидевшие рядом в кузове. Они перестали тянуть монотонные песни на смеси испанского и кечуа и угрюмо смотрели по сторонам.

Мы взобрались на очень высокий перевал, где стояли два десятка крошечных домиков — инкские храмы звезд. Здесь свистел пронзительный ветер и ничего не росло, кроме совсем утонувших в земле микроскопических кактусов. Во времена инков люди почему-то любили селиться как можно выше — остатки храмов и даже жилых домов той поры можно найти на ледяных вершинах гор, у кратеров вулканов и в прочих неожиданных местах. Потом мы спустились в долинку, где у канав разгуливали стайки пунских ибисов (Plegadis ridgewayi), и снова полезли вверх.

За вторым перевалом перед нами открылась серая гладь облаков, освещенных заходящим солнцем. Едва мы нырнули в облака, как стало совсем темно, а к холоду и ветру присоединился ледяной дождь. Облачный лес стоял угрюмой черной стеной, лишь изредка в лучах фар звездами вспыхивали большие белые орхидеи. Виток за витком мы спускались во мрак. Я закоченел до полного отупения и уже не верил, что где-то может быть тепло, а сил хватало только на то, чтобы не выпасть из кузова на ухабе.

Так я попал в Ману.

Походная песня индейцев Кечуа

Caminemos, caminemos,

Muchas caminos tenemos.

Muchas caminos tenemos,

Caminemos, caminemos.

Lejos, lejos es camino,

Muchas piedras al camino.

Muchas piedras al camino,

Lejos, lejos es camino…

По дороге, по дороге,

(перевод)

Все шагаем по дороге.

Все шагаем по дороге,

По дороге, по дороге.

Далека у нас дорога,

И камней на ней так много,

И камней на ней так много —

Далека у нас дорога…

Глава шестая. Ману

Постепенно потеплело, тучи разошлись, и в небе появились звезды, а в траве — светлячки. Большие белые орхидеи Cattleya сменились маленькими алыми Oncidium.

Странные существа перебегали дорогу в лучах фар — норковые опоссумы (Lutreolina), колючие древесные крысы (Isothrix), жабы-рогатки (Ceratophrys).

Когда наполненный ароматом цветов воздух стал совсем теплым и влажным, впереди вдруг замелькали огни, и в час ночи мы прибыли в Пилькопату — единственную большую деревню в охранной зоне заповедника.

Ночевать пришлось на местном базарчике. Жители вповалку спали на прилавках, а по ним бегали землеройковые опоссумы (Caenolestes). Эти маленькие зверьки считаются самыми древними из настоящих млекопитающих — никогда бы не подумал, что «живые ископаемые» бывают такими наглыми. Выбрав самый темный из свободных прилавков (спать под фонарями не рекомендуется — они привлекают слишком много причудливых насекомых), я дождался рассвета и на первом попутном грузовике спустился в Шинтуйю на реке Верхней Богоматери (Alto Madre del Dios).

Эта быстрая порожистая река образует южную границу национального парка. Ниже она сливается с Рио Ману и дальше называется просто Матерь Божья (Madre del Dios).