Тропою архаров - Станюкович Кирилл Владимирович (читать книги бесплатно txt) 📗
В узкой щели, весь в пене и брызгах, бьется бешеный Бартанг. На реке почти нет плесов, на всем пути от Сареза до Пянджа с ревом и гулом он идет будто непрерывным каскадом. Кидаясь от одной каменной стены к другой, катит Бартанг по дну камни, гальку и песок, которые непрерывно скребут, скребут каменное ложе и с каждым годом выцарапывают, выгрызают его все глубже.
Как гигантская мельница, он перетирает скалы в щебень, щебень в гальку, гальку в песок, а песок в пыль, и, размельчив, уносит далеко в равнины. Эта непрерывная, торопливая работа реки приводит к тому, что долина ее очень узка. Река течет в каньоне в два-три километра глубиной, стенки каньона очень круты, местами почти отвесны. Это, вероятно, самая узкая щель во всем Таджикистане.
Только в некоторых местах, где долина чуть расширяется, на каменистых конусах выноса и по небольшим террасам лепятся кишлаки. Среди нагроможденных скал и осыпей зеленеют крошечные поля, по стенкам каньона проложены арыки, то прорытые в склонах, то подвешенные в выдолбленных, колодах, то пересекающие долинки и овраги по виадукам или по насыпям.
Невероятным трудом отвоевывает население каждый метр такого арыка, необходимого для орошения полей.
Как провести арык по отвесной стене скалы, в которой подчас нет даже трещин?
Сейчас это просто: в выбитые бурки закладывают аммонал и с грохотом вырывают бок у скалы. Но как делали это прежде, до революции, без буровых инструментов, без аммонала ?
Это делали годами. На скале разводили костер, она раскалялась, на раскаленную скалу лили воду, и она давала небольшие трещины. Затем опять костер, опять вода – и так без конца. Иногда в долгие годы прокладывалось несколько десятков метров такого арыка.
Гак как в узкой щели Бартанга земли, пригодной для обработки, мало, то и кишлаки очень редки. Между некоторыми кишлаками расстояние в десятки километров.
Как же сообщаются между собой такие кишлаки? Дорога между ними поистине головоломна. В старое время сообщение нередко прерывалось надолго, иногда на годы. Связи между кишлаками слабы, настолько слабы, что почти в каждом кишлаке, а если не в каждом, то в их отдельных группах, свой язык, жители верхних кишлаков не понимают жителей низовья. В старое время и религии были различны: в отдельных кишлаках жили исламисты, а в некоторых даже огнепоклонники.
Дороги между кишлаками настолько трудные, что в некоторых кишлаках нет крупного рогатого скота, его нельзя туда затащить никакими силами.
По-видимому, мы были последними, кто прошел по оврингам Бартанга,- уже до нас, а частично и одновременно с нами, вели работы дорожники. В мерный рев Бартанга вплетались стук кувалд по буравам, скрежет буравов по камню. Кто-то отчаянно махал красным флагом, и взрослые люди, как дети, играющие в палочку-выручалочку, разбегались во все стороны и прятались. И вот бухал взрыв, вслед другой, третий, и в боку крутого скального склона появлялись глубокие язвы. Еще взрывы – и глубокие пещеры соединяются в один коридор, по которому прокладывается дорога, и по ней уже без всякого риска проходят не только люди, но и тяжело завьюченные лошади, даже верблюды.
Но мы присутствовали только при начале этих работ, нам довелось пройти еще старой головоломной дорожкой по оврингам, довелось посмотреть и прочувствовать, что такое старая бартангская тропа.
Суровой неприступности природы, воздвигшей, казалось бы, неодолимые бастионы скал, была противопоставлена невероятная изобретательность таджикского дехканина проложившего троны там, где их нельзя проложить, и проходившего там, где пройти невозможно.
Овринг – это искусственный путь по крутой, а местами и отвесной скале, иногда по скальному карнизу, иногда по бревнышкам, то подвешенным сверху, то подпертым снизу; иногда это выбоины в скале, цепляясь за которые руками и ногами, вы можете двигаться вперед.
Там, где горная тропа упирается в крутую скалу, которую ни сверху, ни снизу нельзя обойти, строится овринг.
Человек, идущий по оврингу, непрерывно ощущает, что у него под ногами пустота, а опора под подошвами ненадежна до предела. Иногда овринг -это легкое бревнышко, подвешенное на головокружительной высоте при помощи лозы к двум деревянным клиньям, вбитым в скалу; иногда это бревнышко положено на два выступа скалы и «приятно» изгибается и скрипит под вами, роняя в пятисотметровую пропасть у вас из-под ног щебень, присыпанный на его поверхности. Нередко овринг построен на сухой кладке из камней там, где пониже дорожки есть выступ. На выступ положен камень, сверху второй и т. д.
Мы вошли в долину Бартанга и двинулись по ней вверх. И до этого, и во время пути по Бартангу, и тогда, когда я работал в Вахане и Ишкашиме, я прошел мимо опасных мест и видел, как люди ведут себя при этом. Я видел и солдат- пограничников, и изыскателей, и местных жителей, но ни до, ни после не встречал человека, равного по своей смелости Марченко. Казалось, ходить по карнизам шириной всего в несколько сантиметров над обрывами в несколько сотен метров этому человеку доставляло какое-то удовольствие. Местные жители-таджики, бесстрашие которых при форсировании скальных карнизов поразительно, и те с большим уважением относились к нему.
От устья Бартанга мы сперва ехали верхами,- дорожники незадолго до нас закончили здесь конную тропу. Наши инструменты и снаряжение также быстро продвигалось с нами, завьюченное на лошадей. Но это блаженство продолжалось недолго: в одном из кишлаков оказалось, что дальше конного пути нет.
– Ну, начинается доисторический способ передвижения,- с комическим ужасом сказал Полозов.
И действительно, вряд ли где-нибудь в пределах СССР в то время мог быть возможен способ передвижения с носильщиками. В некоторых горных районах у нас и сейчас груз может быть переброшен на какое-то расстояние людьми. Но перебросить все снаряжение – теодолит с здоровенной треногой, рейки, нивелир, спальные мешки, продовольствие, гербарные сетки и прочее-на людях на расстояние чуть не в двести километров и обратно -это было неправдоподобно!
Но это произошло и произошло неожиданно быстро и легко. Сельсовет заранее был предупрежден о нашем приходе. Люди знали, что мы идем искать новые земли. Сельсовет сам был заинтересован в наших работах, заинтересованы в этом были и колхозники. Кроме того, мы платили деньги, и платили порядочно. И вот к домику, где мы остановились, вечером подошел старик с эффектной бородой, чрезвычайно живой и энергичный. Он решительно согнал нас с кошмы и вещей, на которых мы сидели. Все вещи разложил на несколько кучек, прикидывая тяжесть каждой на руке, выпил с нами чаю и ушел. Рано утром следующего дня, оставив все вещи, мы ушли налегке. Ни один носильщик не показывался. Носильщики, как выяснилось, еще почивали.
Без рюкзаков, с одними сумками и фотоаппаратами через плечо, мы тронулись в путь. Пройдя через кишлак, спящий под тутовыми и урюковыми деревьями, через толя, мы подошли к скале, нависавшей над рекой, и по узкой тропинке начали подъем в гору.
Солнца еще не было, здесь, в узкой щели Бартанга оно выходило поздно. Первый подъем метров в полтораста мы осилили легко; затем, повернув по узкому карнизу, пошли над рекой. Карниз скоро кончился, и тропа то поднимаясь по скале, то сползая вниз, запетляла по скальному склону. Уже над рекой, вплотную подошедшей под скальный бок горы, шли мы, пока не добрались до первого овринга. На скальном выступе над отвесом лежало бревнышко. Противоположный конец его оказался подвешенным на вбитый в трещину скалы деревянный клин.
Я шел вторым. Марченко, шедший первым, чуть обернувшись, спокойно, но твердо сказал:
– Вниз не смотрите, смотрите на скалу.
Я пошел не думая, прошел второе и третье бревно и вышел на плоскую площадку. На площадке, одобрительно и несколько удивленно улыбаясь, стоял Марченко. Он пропустил меня, сказав «идите прямо», и вернулся назад. По тропке, сделанной на склоне, я вошел в небольшую щель, обогнул ее и когда вышел на следующий поворот и оглянулся на пройденный овринг, у меня буквально затряслись колени. Хорошо, что я не видел и не понял, где и как я шел: все три бревна, следовавшие одно за другим, висели в воздухе над отвесом не менее чем в полтораста метров.
