Зима на разломе - Динец Владимир (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗

— Молодец девчонка! А он что?

— Обрабатывает папашу.

Позже я узнал, что домик Лева купил. Анка получила дарственную, и больше он ее не видел. Дом быстро продали, и сейчас Анина семья, кажется, уже в Америке.

Я догадывался, что все примерно так и будет, а Анке на всякий случай передал через Беню прощальную открытку.

Не грусти — если сможешь, конечно.

Остаются нам письма и сны.

Ведь не может быть счастья навечно, Без зимы не бывает весны.

Наша память по-прежнему с нами, Ты же знаешь — пусть мчатся года, Нам за многими новыми днями Тех ста дней не забыть никогда.

И в часы невезенья и горя Мы, наверное, вспомним не раз, Что сто дней между солнцем и морем Были все-таки в жизни у нас.

14. Эмигрант

Середина апреля в Негеве — начало лета. Заканчивается весенний пролет, выгорают последние цветы, ночи становятся жаркими. Птенцы покидают гнезда, детеныши — норы. Хай-бар к этому времени превращается в настоящий детский сад.

Поскольку работы стало больше, Рони Малка прислал нам нового волонтера

— англичанина Дэниела. Но Дэниел как-то не вписался в Хай-Барскую жизнь. Работать ленился, в биологии не разбирался, все у него ломалось. Беню же больше всего возмущало, что он каждый вечер приходил в гости, а продуктов не приносил. Все вздохнули с облегчением, когда гиены прокусили ему ягодицу и он уехал домой — произошло это через месяц.

Обидно было уезжать, не увидев, как вырастут и окрепнут все, кто родился зачастую у тебя на глазах — осленок, страусята, лисята, котята и прочие. Но я и так уже пробыл в Израиле на месяц больше, чем рассчитывал.

Я позвонил в МВД и узнал, что они по ошибке отправили паспорт не туда и он потерялся. Оформление нового заняло бы пару недель, а мне через три дня пора было идти в армию. Бюрократия победила. Пришлось срочно придумывать, как слинять из страны, в которую только что с таким риском возвращался.

К счастью, я вспомнил, что по решению суда в Гааге при передаче Табы египтянам за жителями Израиля осталось право безвизового въезда в этот пограничный поселочек. Я помчался в Эйлат и за пару часов поставил в египетском консульстве туристическую визу в свой российский паспорт и в израильские — моих друзей.

Потом явился в местный офис военкомата.

Дежурный офицер читала «Унесенных ветром». При моем появлении она машинально поправила уставную бретельку, но глаз от книги не подняла.

— Мне послезавтра в армию, — начал я.

— Поздравляю.

— Спасибо! Друзья хотят устроить проводы.

— Естественно, — она перелистнула страницу.

— Но с деньгами у нас не очень, так что мы решили смотаться в Табу — там дешевле.

— Счастливого пути.

— Мне нужно разрешение на выезд.

Она достала из кармашка рулон бумажек, похожих на трамвайные билетики, написала на одной «24 часа», оторвала и протянула мне.

— До свидания.

— Пока, — ответил я и побежал на автовокзал.

Мы с Беней пулей влетели в джип, закинули на заднее сиденье канистру говяжьей крови (я собирал ее с мясных туш по стакану всю последнюю неделю), забрали в Эйлате Давида, Джин-Тоника, Реувена, Володю Локотоша и пару аквалангов и поехали на КПП. Была пятница, и банки уже закрылись, но я надеялся сменять шекели на доллары на границе, что нетрудно сделать, если выезжаешь через аэропорт Бен-Гуриона или портХайфы.

Но Израиль есть Израиль. Как раз на этой границе шекели меняли только на египетские пиастры, а это еще более сомнительная валюта, так что сменял я совсем чуть-чуть: может, в Каире повезет больше.

Мы мчались на юг по берегу Синая. Это побережье — одно из самых удивительных на свете. Горы здесь еще пустыннее, чем под Эйлатом, потому что дожди бывают раз в несколько лет, а там, где есть хоть какая-то растительность, ее уничтожает бедуинский скот. За двести с чем-то километров пути до южной оконечности полуострова можно насчитать около сотни чахлых акаций и столько же травинок.

Если посмотреть на море, оно покажется таким же безжизненным, но наметанный глаз заметит торчащие из воды веточки кораллов, а иногда мелькнувший спинной плавник рыбы-попугая. Красное море не только самое соленое и теплое из морей Мирового Океана, но и одно из самых богатых по разнообразию обитателей, что довольно странно, поскольку появилось оно недавно — около 20 миллионов лет назад. По сути дела, это свежая трещина в земной коре, которая постепенно расширяется и продвигается дальше на север. Акабский залив, Арава, впадина Мертвого моря и долина Иордана — ее самые молодые участки, еще не достигшие такой глубины, как южная часть моря. Если израильтянам удастся сдерживать арабов еще миллиончик-другой лет, они окажутся разделены морем, а потом и молодым океаном — ведь и Атлантика когда-то начиналась с заурядной цепи разломов.

За курортным городком Шарм аш-Шейх мы свернули с дороги и поехали на мыс Рас-Мухаммед, которым оканчивается Синай. Здешние рифы входят в десятку самых богатых в мире и пользуются известностью среди подводников всех стран, особенно один, называемый Акулья Обсерватория.

На западной стороне мыса берег низкий, а риф отделен широкой лагуной с горячей от солнца водой, но на востоке побережье обрывистое, и там много уютных бухточек, в которых каким-то чудом не оказалось туристов. Мы разбили лагерь и подошли к воде.

Риф образовал своего рода уступ, отходивший от берега метров на тридцать.

Глубина здесь была по колено, а за краем рифа — сразу полкилометра. Среди коралловых кустов лежали роскошные скаты — защитно-зеленые с яркими сочно-голубыми пятнами. Одев маску, я шагнул с края рифа и повис над темной бездной, наполненной тысячами разноцветных рыбок, словно лес золотой осенью, когда порыв ветра сорвет с веток тучи листьев. Мрачные барракуды неподвижно висели в толще воды челюстями к рифу, словно взведенные самострелы. Навстречу им выглядывали зеленые мурены. Медленно двигаясь вдоль изгибов коралловой стены, я встретил черноперую акулу, так же сосредоточенно патрулировавшую риф. Я замер, растопырив руки и ноги, чтобы казаться больше, и она прошла подо мной, с опаской поглядывая в мою сторону.

В течение последующих полутора дней мы почти не вылезали из теплой воды. Кроме черноперых, нам встречались белоперые акулы, довольно приличных размеров, но и они вели себя корректно. Только если кто-то пытался подплыть ближе, они чуть выгибали спину и открывали пасть, как напуганная кошка. Тут лучше остановиться, особенно если рыба заметно длиннее вас.

Днем и ночью бултыхаясь в море, мы познакомились с таким множеством интересных существ, что всех не перечислишь и на десятке страниц. Светящиеся кальмары и меняющие цвет осьминоги, электрические скаты и трехметровые окуни-мероу, видов двадцать рыб-бабочек и громадные косяки синих морских ласточек… Акваланги дали нам возможность совершить по короткой вылазке вглубь, пока не кончился воздух и не протекла вода в фонарик. Но там, в царстве красных растений и животных (без подсветки они кажутся черными, потому что туда проникают только сине-зеленые лучи), было все же не так интересно, как наверху.

Лишь самые крупные обитатели моря — дюгонь, скат-манта, рыба-пила — не почтили нас посещением, но у нас было средство приманить кое-кого из больших рыб. На второй вечер мы стали по кружке лить в море говяжью кровь из канистры. Через два часа стемнело, а кровь кончилась, но к тому времени, лежа в безопасности на краю рифа, мы могли увидеть вполне достаточно. Вся толща воды, на сколько она просматривалась (а море здесь удивительно прозрачное), была наполнена акулами — небольшими черноперыми, массивными белоперыми, изящными голубыми, суровыми, как профессиональный киллер, акулами-мако, резковатыми в движениях молотами.