Экспедиция «Уллис» - Северин Тим (читать книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
— Но это ведь так очевидно. Ты уверен, что никто раньше не обратил на это внимания?
— Похоже, что не обратили, — ответил я. — Подчас люди не замечают самых явных вещей именно потому, что они так очевидны.
И ведь мы как раз затем и пришли сюда на «Арго», сказал я себе. Прежние комментаторы слишком углубились в свои ученые изыскания, чтобы видеть лежащее на поверхности. С палубы галеры бронзового века открывалась куда более реалистичная перспектива.
Глава 11. Сирены, Сцилла и Харибда
Когда идешь на юг по пути, которым должен был следовать Улисс после Эи и Ахерона, на горизонте вскоре возникает высокий северный берег Лефкаса. Кажется, прямо из моря вздымаются вверх крутые скалы. Но когда до острова остается около одной мили, мореплаватель видит, что ошибался. Скалы отступают, отделенные от воды смутно различимой, чуть выступающей над уровнем моря береговой полосой. Ошибка неопасная, потому что глубина уменьшается постепенно, времени, чтобы изменять курс, предостаточно, а мелко сидящая галера и вовсе может спокойно проходить довольно близко от диковатого, пустынного берега с низкими дюнами и редкими кучками истерзанных ветром деревьев. За узкой полосой дюн словно бы продолжается мутно-серая морская гладь — там находится зажатая между дюнами и собственно островом мелкая лагуна. Торчащие из воды шесты обозначают местоположение рыболовных снастей; порой можно видеть, как рыбак в похожей на стручок плоскодонке пересекает лагуну, собирая улов. Кажется, перед вами не мелководный залив, а болото, и во время утреннего штиля в лагуне бродят птицы, квакают лягушки, пугают внезапным всплеском выпрыгивающие из загустевшей воды рыбы. Но во второй половине дня летом с запада, со стороны Ионического моря налетает свежий ветер. Он заставляет синюю морскую гладь курчавиться белыми барашками, гонит волны на низкий песчаный мыс и разрисовывает поверхность лагуны причудливыми узорами, заставляя утлые рыбацкие челны спешить в укрытие. Ветер этот отличается такой регулярностью и силой, что единственные постройки на мысу — ветряные мельницы, все еще противостоящие напору бриза, хотя крылья их давно сломаны и механизм заржавел. Картина, усугубляющая чувство запустения.
Виндмилл-Рок — так гидрографы прошлого века назвали единственное незначительное препятствие для судоходства, отмель в десяти метрах перед мысом. Сам же мыс на карте поименован греческим словом Ирапетра; в переводе — «Поворотная скала». Вероятно, гидрографы услышали это название от местных жителей, чьи современные потомки объясняют, что люди, идущие с Лефкаса на материк, круто поворачивали перед мысом. Однако, чтобы попасть на материк, вовсе не требовалось выбирать такой окольный путь; даже во времена турецкого владычества пролив можно было пересечь напрямик по гати. Так что, скорее всего, название «Поворотная скала» — древнего происхождения, и дали его мысу моряки. В этом месте мореплаватель, следующий вдоль побережья, должен был решать — огибать ли Лефкас по морю с запада, или входить в разделяющий остров и материк узкий пролив. В обоих случаях надлежало изменить курс, так что мыс оправдывал свое имя. В описании Цирцеи луг сирен помещался недалеко от того места, где Улиссу надо было выбирать один из двух путей; исходя из этого, я заключил, что на роль обители сладкоголосых чародеек лучше всего подходит низкий песчаный берег Ирапетры.
Цирцея научила Улисса, как насладиться чарующими голосами и в то же время избежать смертельной опасности. Чтобы «свой слух без вреда удовольствовать», ему следовало залепить воском уши товарищей, велев прочно привязать его самого к мачте. Тогда гребцы спокойно проведут корабль мимо опасного места, и сколько бы Улисс ни жаждал присоединиться к сиренам, узы его не пустят, так что он и его люди не окончат свою жизнь на берегу, где «человечьих белеет много костей, и разбросаны тлеющих кож… лохмотья».
На карте адмиралтейства у крайней оконечности мыса Ирапетра обозначены «Три кургана». Три древних могильных холма! Нужно ли что-нибудь еще, чтобы опознать луг, где «человечьих белеет много костей»? Существует ли более подходящее место для привязки мифа о сиренах? И все же я боялся поверить, что загадка решена.
Причины для сомнения не заставили себя ждать. Медленно огибая мыс Ирапетра (глубина в этом месте не превышала полутора метров), я тщетно высматривал на причудливых извивах берега древние могильные холмы. Уничтожены эрозией? Занесены песком? Или они вообще были плодом воображения гидрографов? Последнее маловероятно, ведь речь шла о людях, служивших под началом капитана Спрэта. Высадившись на берег, я все-таки нашел если не курганы, то нечто похожее на их остатки. В том самом месте, которое указано на карте, моим глазам предстали два достаточно приметных, невысоких песчаных бугра шириной около восьми метров, со сглаженной кем-то макушкой. То ли здесь потрудились археологи, то ли кто-то запасался песком. Третий холмик пострадал еще больше, и очертания его напоминали скорее прямоугольник, чем круг. Это меня озадачило. Действительно ли передо мной «могильные холмы», как утверждала карта прошлого века, или же гидрографы посчитали курганами фундаменты разрушенных ветряных мельниц? Но от мельниц должны были остаться какие-то следы, к тому же расстояние между двумя холмиками было слишком мало, учитывая размах мельничных крыльев. Как бы то ни было, изучая впоследствии данные об археологических раскопках на Лефкасе, я не нашел упоминаний о трех «могильных холмах». Да и местные жители упорно твердили, что им ничего не известно о каких-либо древних захоронениях в этом месте. Дескать, единственный памятник прошлого на мысу — бывшая артиллерийская позиция. Однако этот вариант отпадал сразу. Гидрографы британских ВМС в прошлом веке умели отличать артиллерийскую позицию от кургана.
Сравнительно малые размеры «могильных холмов» меня не смущали. На нашу мерку, в чем мы неоднократно убеждались, масштабы объектов микенского мира были очень скромными, а оконечность мыса Ирапетра — как раз такое место, где древние стали бы хоронить своих покойников. Младший член команды Улисса, Ельпенор, был погребен «на самом возвышенном месте берега» Эи; Менелаева кормчего Фронтиса похоронили на мысу Сунион. В том и другом случаях речь идет о выступах суши на древнем морском маршруте. Низкий мыс Ирапетра вполне укладывался в эту схему. Быть может, когда-нибудь профессиональные археологи выберут время для раскопок, чтобы проверить обозначение на старой карте.
Есть и другие основания помещать сирен в эту часть Греции. Согласно мифу, они были дочерьми древнего бога рек Ахелоя, изображаемого с человеческим торсом и огромным змеиным хвостом, с большими рогами. По одной версии, сирены явились на свет от союза Ахелоя с нимфой, подругой — от музы, по третьей, они выросли из капель крови, пролившейся, когда Геракл, схватившись с Ахелоем, сломал ему один рог. Обитель Ахелоя находилась на северо-западе Греции; названная по его имени река Ахелоос впадает в море в 40 милях от Лефкаса, как раз напротив Итаки. Таким образом, родословная сирен дает повод искать их на Ионических островах. Один миф говорит, что им был дан птичий облик, чтобы они успешнее искал похищенную Аидом владычицу преисподней Персефону. И ведь мы уже видели, что обитель Аида и Персефоны тоже помещалась на северо-западе, у реки Ахерон, недалеко от Лефкаса.
Наконец, в эпизоде с гибелью самих сирен тоже можно усмотреть некую связь с Лефкасом. По одной версии они бросились в море, раздосадованные тем, что музы превзошли их в искусстве пения; нам же интереснее другая версия, по которой сирены обратились в скалы после того, как пропустили невредимым Улисса (или Ясона). Вспомним, что и «бродящие утесы» навсегда застыли на месте, когда между ними впервые сумел пройти корабль.
Сирены бросились в море с высокой белой скалы. Эту скалу исследователи помещали на одном из островов возле Крита, однако куда более похож на приведенное описание высокий белый утес буревого мыса Дукато на юго-западе Лефкаса. Согласно преданию, здесь поэтесса Сапфо покончила жизнь самоубийством, бросившись в море с обрыва, по сей день носящего название «Прыжок Сапфо». Перед нами очевидная параллель между самоубийством поэтессы и мифической гибелью сладкоголосых сирен.
