Хрустальный горизонт - Месснер Райнхольд (книги хорошего качества txt) 📗
Через несколько минут я уже наверху, ниже трещины, но в безопасности. Я как будто заново родился на свет. Я стою здесь с рюкзаком на спине, с ледорубом в руках, как будто ничего и не было. Некоторое время стою, размышляю: в чем была моя ошибка, приведшая к этому падению? По-видимому, я поставил левую, опорную ногу так, что она на пару сантиметров выдавалась над нижним краем трещины и соскользнула, когда я заносил правую на противоположный край. Сидя в трещине, я решил, что вернусь, прекращу восхождение, если благополучно выберусь. Теперь, когда я наверху, продолжаю подъем не задумываясь, ничего не проводя через сознание, как робот, запрограммированный на восхождение.
Первые лучи солнца осветили Северное седло. Смотрю на часы: около семи. Сколько же я пробыл в трещине? Не знаю. Это событие уже улетучилось из моего сознания. Свою клятву спуститься я не воспринимаю всерьез, не думаю, как мне удалось себя обмануть. Я решительно иду вдоль нижнего края трещины, полностью сосредоточившись на вершине. Это смертельно опасное падение не имеет для меня ничего общего с Эверестом. Оно лишь увеличило мою бдительность до размеров, далеко превосходящих разумную норму.
Я знаю, это было единственное место, где можно перейти трещину, которая наискось прорезает всю 500-метровую ледовую стену под Северным седлом. Снежный мост, который сегодня чуть не стал для меня роковым, я нашел во время разведки в июле. Тогда он меня выдержал. Теперь он тоже не должен обвалиться, если не нагружать его середину.
У меня нет с собой ни алюминиевой лестницы, ни веревки, с помощью которых большие экспедиции преодолевают подобные препятствия. Все, что у меня есть – это лыжные палки и титановый ледоруб. Со странным чувством возвращаюсь к моей дыре. Свечу вниз. Тьма непроглядная. Противоположный край трещины смотрит на меня крутой снежной стенкой. Не раздумывая наклоняюсь вперед и забиваю лыжные палки ручками в склон по самые кольца. Итак, выше меня теперь есть две надежные точки опоры, искусственные зацепки. Теперь нужно сделать разножку над дырой, перешагнуть на противоположный, более высокий край трещины и удержаться там с помощью ледоруба и лыжных палок. Я так увлечен переходом трещины, что не думаю о спуске и не берегу ступени, как будто у меня есть другой путь. Сильно отталкиваюсь, прыгаю на другую сторону, быстро делаю несколько шагов от трещины и снова чувствую себя в безопасности. Все движения делаю быстро, но без суеты.
Светает. Далеко на востоке высится громадный массив Канченджанги. Больше отсюда ничего не видно. Над серо-голубым морем тумана расстилается небо, окрашенное во все цвета от голубого до красного.
Погода прекрасная, воздух колюче-морозный. Как хорошо, что я отказался от попытки восхождения в июле. Снег тогда был глубокий и рыхлый, размокший от муссонных дождей, в любой момент можно было ждать лавины. Теперь тоже не совсем безопасно – я не раз терял направление, идя к седловине, но сегодня, 18 августа, снег хорошо схвачен морозом, следы от ботинок на нем едва видны. В верхней части крутовато, но снег плотный. А выше под ногами уже не фирн, а поверхностная корка, которая то и дело проламывается под ударами ботинок, и ноги погружаются в снег по щиколотки.
Вид с северного гребня на Северную вершину
На перевальной точке меня встречает сильный западный ветер, дующий прямо в лицо. Дыхание перехватывает, снег залепляет глаза. Некоторое время стою на месте. Осматриваюсь, дышу энергично и часто. После этого равномерное дыхание восстанавливается. Ветер не проникает сквозь мою плотную одежду, но при каждом порыве меня сбивает с ног, швыряет и треплет. Я инстинктивно сгибаюсь, крепко держась за палки.
Иду точно путем англичан по северному гребню. Первые 500 метров он выглядит как крутой горнолыжный склон. Он слегка всхолмлен, крутизна примерно 30°. Его бесконечные фирновые массы обрываются на востоке карнизами. Утреннее солнце окрасило нависающие карнизы в алый цвет. В тени снег синий, тени колеблются в мягком свете восходящего солнца. На широком пространстве гребня как бриллианты сияют кристаллы снега. Солнце охватило самую макушку пика Пумори, широко раскинувшуюся вершину Чо Ойю. Рядом со мной Северная вершина Эвереста, она – как гигантский клин между днем и ночью. Вершина Эвереста также окрашена в алый цвет утра. Она так четко контрастирует с темно-синим небом, что я отчетливо вижу каждый скальный выступ на северо-восточном гребне. Там, под самой вершиной, в 1924 году в последний раз видели Джорджа Мэллори и Эндрю Ирвина.
От меня до первой ступени сейчас примерно два километра по прямой. С такого расстояния невозможно разглядеть человека. Оделл, который находился намного выше меня, говорил, что видел обоих в течение пяти минут и не сквозь завесу тумана, а четко, в тот момент, когда туман разорвался и было хорошо видно. Он видел их на первой ступени, и можно не сомневаться, что это были люди. Я исключаю возможность оптического обмана, хотя я и сам, когда долго смотрю на первую ступень, склонен поддаться иллюзии и видеть черные движущиеся точки. Мэллори не взошел на вторую ступень. Он попытался это сделать, но отступил – это так же очевидно, как то, что я сейчас нахожусь здесь. Зачем ворошить события пятидесятилетней давности? Наверное, я сошел с ума, раз для меня там, наверху, и сейчас все еще разыгрывается трагедия 8 июня 1924 года. Ощущение того, что рядом со мной есть человеческая энергия, охватывает мое тело подобно ветру, подобно теплу солнечных лучей. Когда я двигаюсь, фигуры на склоне исчезают.
Я твердо ставлю каждый раз ногу, весь отдаюсь этому движению. Опираясь на лыжные палки, стараюсь идти как можно более равномерно. Пятьдесят шагов – остановка, пятьдесят шагов – остановка. Во время отдыха бросаю взгляд вверх, чтобы не потерять общего направления. Мне снова и снова кажется, что я здесь не один. Так же пристально, как я смотрю вверх, Нена следит за мной.
«Занимаюсь обычными делами, одновременно наблюдаю, как он поднимается все выше и выше. Я завидую ему во многом. Я предпочла бы смотреть оттуда и сюда, вниз, и на вершину. Еще лучше было бы идти вместе с ним. „Когда-нибудь, может быть“, – сказал он мне... Он становится все меньше и меньше, и чем дальше от меня уходит, тем больше я его люблю».
Нена еще не знает, что самое страшное у меня уже позади. Она не заметила моего падения в трещину. Это ведь случилось еще в темноте. Она следит за моим передвижением и фотографирует весь путь. Весь склон до Северного седла освещен солнцем. В свой телеобъектив Нена может видеть цепочку моих следов, похожую на жемчужную нить. Дыра, в которую я провалился, не прерывает ее, жемчужная нить продолжается и на противоположной стороне трещины. Теперь я поднимаюсь без помех и нахожусь сейчас на высоте более 7200 метров. Воздух быстро нагревается. Солнце целиком осветило Чо Ойю на западе и Северную вершину Эвереста. Только ее тень – как огромный черный провал в сияющей долине.
Можно не торопиться. За утро я поднялся на 700 метров. А всего на сегодня намечено пройти 1000 метров. Никогда еще в своей жизни я не поднимался на высоту 7000 метров так легко. Мне помогает не только прекрасное состояние снега, но и хорошее настроение. Тем не менее я не могу себе позволить переутомиться. Делаю остановки где придется, прежде чем общая усталость болью войдет в ноги. Спешить нельзя. Нужно экономить силы. Во время передышек мысленно прослеживаю путь вдоль северо-восточного гребня и далее к вершине: под плечо, потом по пологой части гребня ко второй ступени. Все, что вижу вокруг, кажется мне произведением живописи. Иногда сажусь передохнуть на туго набитый рюкзак спиной к склону, лицом в долину. Фотоаппарат вынимаю редко, больше щелкаю, так сказать, затвором своей памяти. Фотографировать самого себя – закреплять камеру на ледорубе, втыкать его рукояткой в снег, взводить самоспуск, отходить на десяток шагов, ждать щелчка, потом все убирать – эта работа всегда кажется мне смешной и ненужной. Однажды в видоискателе зеркальной камеры я обнаружил собственную тень. Я невольно рассмеялся, как смеются, когда в клоуне узнают своего приятеля.
