Улыбка сфинкса - Перминов Петр Владимирович (серии книг читать бесплатно txt) 📗
Неоднократно встречался с Мухаммедом Али посетивший Египет в 1847 г. в связи с устройством в Александрии карантинных мероприятий преподаватель медицины Одесского лицея Артемий Алексеевич Рафалович. Он, кстати, участвовал в консилиуме, созванном в связи с ухудшением здоровья Мухаммеда Али.
В том же году Египет посетил горный инженер Егор Петрович Ковалевский, приглашенный Мухаммедом Али для поисков и разработки месторождений золота в Юго-Восточном Судане. Его миссия — один из первых актов помощи России Египту.
Близкие отношения с Мухаммедом Али сложились и у Александра Осиповича Дюгамеля, возглавлявшего русскую дипломатическую миссию в Египте в 1834–1837 гг., т. е. в период, когда начали активно развиваться отношения между Россией и Египтом.
Полковник А. О. Дюгамель был офицером связи генерала H. Н. Муравьева (брата писателя А. Н. Муравьева), находившегося в 1832/33 г. в Константинополе и Каире с поручением приостановить военные действия египетского паши против турецкого султана. Миссия H. Н. Муравьева в Каир завершилась успехом. В этом есть заслуга и А. О. Дюгамеля, встречавшегося 5 января 1833 г. с главнокомандующим египетскими войсками Ибрагимом-пашой в анатолийском городе Конья, где в декабре 1832 г. египетские войска наголову разбили турок. А. О. Дюгамель высоко оцепил как личные качества Ибрагима-паши, так и его познания в военном искусстве.
В Египет Дюгамель прибыл 1 января 1834 г. Перед отъездом из Петербурга Николай I дал ему личную аудиенцию, во время которой обрисовал цели политики России в отношении Египта. Из беседы с царем Дюгамель понял, что сильный Египет был нужен царизму как фактор, сдерживающий амбиции Порты.
А. О. Дюгамель стал первым российским генеральным консулом, которому было поручено осуществлять в Египте активную политическую линию.
А между тем первый генеральный консул России в Египте барон фон Тонус прибыл в Александрию за полвека до А. О. Дюгамеля — в 1783 г. Артикул «Первый на десять» Кючук-Кайнарджийского мирного договора, завершившего русско-турецкую войну 1768–1774 гг., гласил: «…A дабы во всем наблюдаем был добрый порядок, равным образом Блистательная Порта позволяет иметь пребывание консула и вице-консула, которых Российская империя во всех тех местах, где они признаны будут надобными, назначить за благо рассудит, которые и будут почитаемы и уважаемы в равенстве с прочими дружеских держав консулами» {46}.
Полученное Россией на основании Кючук-Кайнарджийского договора право назначать консулов в Египет опиралось на проявившийся в последней четверти XVIII в. интерес к России со стороны тех слоев египетского общества, которые искали пути для отделения Египта от Османской империи. В частности, правивший Египтом с 1767 по 1772 г. мамлюк Али-бей, грузин по происхождению, воспользовался пребыванием в Средиземном море первой русской экспедиции в Архипелаг под командованием графа Алексея Орлова для того, чтобы вступить в контакт с русскими военными властями. Однако Али-бей был разгромлен раньше, чем Россия успела оказать ему помощь.
А. О. Дюгамель глубоко разобрался в политике Мухаммеда Али. В своем донесении в российское министерство иностранных дел от 18 сентября 1834 г. он отмечал: «Принимая во внимание выгоды одной только России, я вовсе не считаю, чтобы настоящее могущество Мехмета-Али даже в том случае, если он станет вполне независимым, чем-либо могло повредить нам. Напротив, в существовании этой новой державы я усматриваю вечное страшилище для Блистательной Порты, что заставит Диван все более и более искать сближения с Россией и только еще более укрепит наше законное влияние на Востоке» {47}.
В своих автобиографических записках А. О. Дюгамель отмечает, что в первой половине XIX в. Россия не могла не считаться в своей восточной политике с существованием фактически независимого государства Мухаммеда Али, включавшего в себя помимо Египта значительную часть Аравии и Судана, Киренаику, Палестину, Сирию, Ливан, приморские провинции Эфиопии и Сомали.
Однако отношения России и Египта складывались в эти годы непросто. Россия вместе с Англией и Францией разгромила под Наварином турецко-египетско-тунисский флот, участвовавший в подавлении национально-освободительного восстания греков. Затем дважды (в 1832/33 и 1839/40 гг.) Россия помешала Мухаммеду Али, который вел победоносные кампании против султана, одержать решающую победу над Турцией. Тем не менее Мухаммед Али с уважением относился к России.
В эпоху Николая I, и в особенности во второй половине XIX в., Египет превратился, если можно так выразиться, в частный случай «восточного вопроса», появление которого было связано с начавшимся ослаблением и постепенным распадом Османской империи. На всех этапах развития «восточного вопроса» отношение к нему со стороны России было запутанным и противоречивым. Однако не вызывает сомнения тот факт, что Египет не входил в сферу приоритетов восточной политики царизма.
Нарождавшийся русский капитализм в отличие от англо-французского был мало причастен к финансовой эксплуатации Египта. К 1880 г. задолженность египетского правительства русским не превышала 1 млн. ф. ст. Россия не входила в состав международных органов, созданных для взимания долга с Египта. По переписи 1882 г., в Египте было лишь около 530 русских подданных, т. е. 0,6 % всего иностранного населения страны. Доля России во внешней торговле Египта составляла в 1880 г. менее 7 %.
Тем не менее перспективы развития русско-египетской торговли были благоприятными. Крупной статьей российского импорта из Египта стал в конце XIX в. хлопок, в поставках которого была заинтересована русская текстильная промышленность (во второй половине XIX в. хлопок занимал первое место среди всех импортируемых Россией товаров}. Русские текстильные промышленники по объему вывоза египетского хлопка вышли в конце XIX в. на второе место после Англии. Уже в 1859 г. корабли Русского общества пароходства и торговли (РОПИТ) совершили первый коммерческий рейс Одесса — Александрия. РОПИТ первым из европейских компаний стал направлять по этой линии корабли в Порт-Саид.
Учитывая это, а также все возраставшее значение Суэцкого канала как международного морского пути, в Петербурге пытались противодействовать превращению Египта в колонию Англии, однако делали это вяло и нерешительно. В результате предпринятые царской дипломатией усилия противопоставить англо-французскому союзу согласованные действия России, Германии и Австро-Венгрии в рамках Союза трех императоров не увенчались успехом. Бисмарк, считавший египетский вопрос «полезным участком для политических операций», дал указание своим дипломатам не препятствовать англофранцузской акции в Египте. Такую же позицию пришлось занять и России. Русские военные суда, крейсер «Азия» и клипер «Забияка», находившиеся в момент бомбардировки англичанами в июле 1882 г. на Александрийском рейде, получили указание не вмешиваться.
Непоследовательный и нерешительный характер политики царской России в Египте ярко олицетворяет судьба видного русского дипломата графа Николая Павловича Игнатьева, занимавшего пост посланника в Константинополе с 1864 по 1874 г.
В Константинополь Игнатьев прибыл молодым (ему было всего 32 года), но уже довольно опытным дипломатом. Сын видного государственного деятеля, пользовавшегося влиянием при дворе, Игнатьев сделал быструю и блестящую карьеру. Получив специальное военное образование в Пажеском корпусе, Игнатьев надел генеральские эполеты будучи 27 лет от роду. Пробыв около года в должности военного агента в Лондоне, он был назначен начальником военно-политической миссии в Хиве и Бухаре, а в 1859 г. успешно выполнил миссию в Китае, где добился от пекинского правительства ратификации Айгунского договора. Ко времени приезда Игнатьева в Турцию вряд ли кто-либо мог предположить, что самые значительные его успехи уже позади. Меткую характеристику ему дал Энциклопедический словарь Гранат, отмечавший, что «по внешним приемам своей деятельности Игнатьев во многом отличался от обычного типа русских дипломатов, безликих, лишенных инициативы и самостоятельности, больше всего боявшихся какой бы то ни было ответственности и потому ставивших своей главной задачей избегать каких бы то ни было осложнений. У Игнатьева было много показной энергии. Он любил публичные выступления, много говорил о своих особых симпатиях к балканским славянам, афишировал эти симпатии, постоянно заявлял об особых интересах России на Ближнем Востоке, о необходимости для нее вести здесь свою собственную политику, независимую от политики европейского концерта и т. д. и т. п. Все это создало ему в Европе репутацию вождя воинствующего панславизма, но вместе с тем за всем этим не скрывалось и следа ясно продуманной программы и умения добиваться поставленных себе целей» {48}.
