America Latina, или повесть о первой любви - Динец Владимир (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Мы с Панчо решили составить им компанию, чтобы помочь пройти вверх по реке и заодно навестить индейцев. Вообще-то контактов с такими «изолированными»
племенами лучше избегать — индейцы лишены иммунитета к нашим болезням, и после встречи половина племени может погибнуть, например, от обычного гриппа. От местных болезней они умирают очень редко — фантастически богатая флора снабжает знахарей лекарствами против почти всех недугов, даже против змеиных укусов (кирказон — Aristolohia). Но река так обмелела, что лодку то и дело приходилось тащить волоком, и без нас ребята просто не добрались бы до цели.
Утром мы потихоньку двинулись вверх. Гигантские коряги возвышались из воды в густом тумане, словно целые стада динозавров. Когда туман поднялся, оказалось, что дымка, весь сухой сезон окутывавшая лес, исчезла, и впереди показалась синяя стена Анд. Зуйки, чибисы и цапли бродили по отмелям, подбирая корм с обнажившегося дна. Для птиц-рыболовов наступили последние золотые деньки перед тем, как река вздуется и помутнеет от дождей. На вершинах деревьев сидели сытые черные орлы, коричневые коршуны и гости из Северной Америки — серые скопы (Pandion).
К полудню мы совершенно измучились, перетаскивая лодку через мели, и после обеда долго сидели по шею в воде, пережидая жару. Тучи бабочек вились над пляжем, собираясь в трепещущие «озерца» на пятнах мокрого песка. Интересно, что светлые бабочки всегда сидят отдельно от темных, независимо от вида. Вероятно, темная бабочка в стае светлых или наоборот имеет больше шансов привлечь внимание птицы.
Самыми красивыми из бабочек были самые маленькие — голубяночки Theretes. На задних крыльях у них длиннющие хвостики с глазчатыми пятнами у основания. Сидя, крошки все время шевелят хвостиками, словно это усы. Видимо, они пытаются обмануть хищников, чтобы те хватали их за мнимую «голову» и оставались с обрывком крыла в клюве.
К вечеру мы зашли в большую старицу, чтобы срезать излучину реки. Берега озера были усеяны водяными черепахами. На бревнах они сидели длинными цепочками, каждая — положив лапы на панцирь сидящей впереди. «Сейчас покажу тебе чупупу-рупупу», — сказал Панчо, взобрался на нос лодки и уставился в воду. Все замерли в ожидании, особенно я — ведь я не знал, что это такое. Вскоре Панчо поманил меня рукой и ткнул пальцем в воду. Толстое красно-зеленое бревно медленно плыло в прозрачной воде, почти касаясь нашей долбленки. Это была Arapaima gigas — самая большая и, говорят, самая вкусная рыба Амазонии. Глаза ее направлены вверх, но она малоосторожна и в больших реках уже истреблена.
Нам пришлось плыть всю ночь. На рассвете, когда мы медленно прокладывали путь между корягами, из тумана вдруг возникло каноэ. Шестеро голых воинов молча смотрели на нас, подняв весла. Бело-голубые бусы, пропущенные через нос и за уши, казались странными кошачьими усами. Позже я узнал, что бусы символизируют волны, расходящиеся от носа лодки — в этих волнах, по мнению индейцев, живет речной дух. Голову вождя украшала ярко-оранжевая строительная каска. Бесшумно развернувшись, экипаж каноэ принялся яростно грести и снова исчез из виду, хотя мы шли с мотором (правда, совсем слабеньким), а они без.
В Таякоме мы добрались через час. Все жители деревни высыпали на высокий обрыв, с нетерпением глядя на гостей. Один из наших спутников родился здесь, но не был дома семь лет — учился в школе и медицинском колледже. Как его встречали, трудно описать. Праздник продолжался три дня, пока мы жили у индейцев, и, наверное, после нашего отъезда. Мы перепробовали все местные блюда и побывали в гостях во всех хижинах. Всех, кроме меня, тут уже знали, а меня вскоре тоже приняли за своего. Поэтому уже через полчаса индейцы сбросили рваные лохмотья, которые одели к нашему приезду, и ходили в одних украшениях. Потом они обнаружили, что я знаю про жителей леса много такого, чего они не знают, и наоборот, так что у нас было, о чем поговорить.
Разные племена Амазонии очень сильно различаются по росту, внешнему виду и оттенку кожи. У жителей Таякоме, индейцев мачигенга, пожалуй, самые красивые девушки — маленькие, изящные, нежные и очень женственные. Несмотря на это, в племени нет ни одного метиса. После создания национального парка мачигенга оказались в изоляции. Сюда запрещено завозить ружья, рыболовные крючки и вообще железо. Даже врачи впервые попали в деревню лишь пять лет назад. Самих индейцев насильственное заключение в «первобытный рай» совершенно не радует. «Мы хотим, чтобы наши дети могли учиться в университете, а мы сами имели возможность зарабатывать деньги, — говорят они. — Пусть нас переселят на другую реку, чтобы мы могли жить, как нормальные цивилизованные люди.» Мне трудно было им возразить, хотя я знал, как много людей в цивилизованном мире мечтало бы с ними поменяться.
Пока что мы сделали им прививки от всевозможных болезней, чтобы подготовить их к прибытию учителя. В последние годы правительство Перу посылает добровольцев в маленькие племена — учить детей испанскому. В деревне многие уже говорят по-испански, а кое-кто умеет читать — в хижинах на почетном месте, рядом с луком охотника, стоят зачитанные до предела школьные учебники.
Особый интерес у индейцев вызывал мой фонарик. Я брал их с собой на ночные экскурсии и обнаружил, что они совершенно не знакомы с ночной жизнью леса.
Например, из десяти видов опоссумов, встречающихся вокруг деревни, у них есть названия только для двух самых обычных — Philander opossum и Didelphis marsupialis. Последний на языке мачигенга называется «укикима», и это слово — самое страшное ругательство. Не удивительно: опоссумы рода Didelphis и внешне-то на редкость мерзкие твари, а у этого вида еще своеобразная манера защиты. При опасности он бросается на врага с раскрытой пастью, если же его схватить, начинает шипеть, визжать и бешено вращать хвостом. разбрызгивая испражнения, мочу и зловонные выделения анальной железы. Мачигенга, однако, ловят и едят его при случае — мясом здесь не пренебрегают независимо от источника.
Как-то утром мы шли с Феле, молодым вождем племени, по тропинке, возвращаясь с ночной охоты, и обменивались полезными сведениями.
— Почему тут крест? — спросил он, показав на паутину. Местные пауки-кругопряды (Agriopidae) строят такие же сети, как наши крестовики, но некоторые радиусы заплетают сплошь. Получается симметричный рисунок наподобие пропеллера с двумя, тремя или четырьмя лопастями. В данном случае лопастей было четыре, и получился крест.
Я объяснил, что белые полосы — сигнал для птиц, чтобы они вовремя замечали паутину и не врезались в нее. Феле засмеялся.
— Почему ты смеешься?
— У нас жил миссионер, так он говорил, что этот крест — знак бога, которому поклоняются даже пауки.
— И что с ним стало, с этим укикимой?
— Его убили индейцы из «неконтактирующей группы.»
Кроме мачигенга, «речных индейцев», в этих лесах живет около полусотни людей из «неконтактирующих групп». Семьями по три-четыре человека они охотятся на terra firma, никогда не встречаясь с белыми и очень редко — с мачигенга. По выражению лица Феле я был уверен, что они тут ни при чем. Но я не успел уточнить, как мачигенга догадались избавиться от миссионера. Феле указал на небольшое деревце без листьев, с зелеными ветками, густо утыканными шипами, и спросил:
— Знаешь, что это такое?
— Молодая сейба.
— Мы называем ее «дерево, которое ждет».
— Почему?
— Когда сейба появляется на свет, она вырастает до высоты человека, а потом сбрасывает листья и расти перестает. Так она стоит десять лет, двадцать, — сколько понадобится. Ждет, когда рядом упадет большое дерево. Едва дерево падает, на землю проникает солнечный свет. Тогда из земли начинает расти много новых деревьев. Они растут наперегонки. чтобы поскорее занять освободившееся место. Но сейба опережает всех, ведь она давно уже выросла до человеческого роста. Она тянется вверх. как свечка, а когда поднимется выше леса, то раскрывается, как гриб, и сразу закрывает просвет.
