Золотой вулкан - Верн Жюль Габриэль (первая книга TXT) 📗
Приказание было тотчас же исполнено. Когда Бен Раддль двинулся в путь, Сумми уже бежал со всех ног в Доусон.
Оставшись одна около больного, Жанна начала старательно его растирать. Сначала она оттерла ему лицо, затем расстегнула грубый кафтан, чтобы добраться до плеч и груди.
Из кармана больного выпал кожаный бумажник, и из него рассыпались различные бумаги. Одна из них обратила больше других на себя внимание Жанны. Она подняла ее, развернула и рассмотрела. Это был сложенный вчетверо лист бумаги, которая на сгибах от частого развертывания почти протерлась. Когда девушка раскрыла ее, это оказалась карта какого-то морского прибрежья. На ней обозначены были лишь один меридиан и одна параллель и стоял толстый красный крест в одном из пунктов карты.
Жанна опять сложила этот документ, затем, машинально положив его себе в карман, собрала и уложила в бумажник остальные бумаги. После этого она снова принялась за растирание и оживление умиравшего.
Скоро сказались результаты ее стараний. Больной начал двигаться, затем у него задрожали веки и с синих губ сорвались какие-то непонятные слова, а рука, которую он сначала хотел приложить к груди, слабо пожала руку Жанны Эджертон. Наклонившись, молодая девушка расслышала несколько слов, как будто лишенных всякого смысла:
— Там… — говорил умирающий. — Бумажник… Я даю вам… Золотой вулкан… Спасибо… Вам… Моей матери…
В это время вернулся Бен Раддль, а по дороге послышался стук приближавшегося экипажа.
— Вот что я нашла, — сказала Жанна, передавая инженеру бумажник умирающего.
Этот бумажник содержал в себе лишь письма, адресованные одному и тому же лицу, Жаку Ледену, и помеченные штемпелями Нанта или Парижа.
— Француз! — воскликнул Бен Раддль.
Минуту спустя незнакомец, впавший опять в глубокий обморок, был перенесен в экипаж, приведенный Сумми, и отвезен в доусонский госпиталь.
Глава вторая. ИСТОРИЯ УМИРАЮЩЕГО
Через несколько минут экипаж доехал до госпиталя. Незнакомец, которого привезли на нем, был помещен в той же самой палате, в которой находился до своего выздоровления Бен Раддль. Таким образом, больной мог найти полный покой.
Этим он был обязан Сумми Скиму, который воспользовался своими связями, чтобы добиться этого.
— Это француз, почти соотечественник! — сказал он Эдите Эджертон. — То, что вы сделали для Бена, я прошу вас сделать и для него. И я надеюсь, что доктор Пилькокс вылечит его так же, как он вылечил моего кузена.
Доктор немедленно пришел к новому больному. Француз не приходил в себя, и глаза его оставались закрытыми. Доктор Пилькокс констатировал очень слабый пульс и едва ощутимое дыхание. На теле больного, ужасно похудевшего от лишений, усталости и нищеты, никаких ран не было. Не могло быть сомнений, что несчастный упал у дерева от усталости. Конечно, если бы он остался там на ночь, он умер бы.
— Этот человек наполовину замерз, — сказал доктор Пилькокс.
Больного завернули в одеяла, обложили горячими бутылками, дали горячительных напитков и растерли, чтобы восстановить движение крови.
Было сделано, одним словом, все возможное. Однако все эти меры не приводили его в сознание.
Вернется ли к нему жизнь? Доктор Пилькокс не решался высказать определенное мнение.
Жак Леден — таково было имя незнакомца, судя по адресам писем, написанных его матерью и найденных в его бумажнике. Самое последнее из этих писем имело штемпель Нанта и было послано пять месяцев назад. Мать писала сыну в Доусон. Она умоляла его ответить ей, чего он, может быть, и не сделал.
Бен и Сумми прочитали эти письма и передали их затем Эдите и Жанне Эджертон. Содержание их глубоко взволновало обоих кузенов и девушек. Это видно было по выражению лиц мужчин и по слезам, которые проливали девушки. Письма эти содержали бесконечные советы, ласки и просьбы вернуться.
В каждой их строке проглядывала глубокая материнская любовь. Несчастная женщина упрашивала Жака, чтобы он берегся, чтобы он отказался от поисков золота и вернулся домой; это было ее единственное и постоянное желание; она готова была с легким сердцем переносить нищету, лишь бы с ней был сын.
Эти письма давали полезные указания относительно Жака Ледена. В случае его смерти благодаря им можно было известить мать о постигшем ее горе.
При помощи их — всего было десять писем — удалось узнать, что Жак Леден покинул Европу года два назад. Он не прямо направился в Клондайк. Адреса некоторых писем показывали, что раньше он искал счастья на приисках Онтарио и Британской Колумбии. Затем, заинтересовавшись заманчивыми слухами, которые сообщали доусонские газеты, он присоединился к бесчисленным золотоискателям, направлявшимся в эту страну. По-видимому, он не был владельцем какого-либо прииска; по крайней мере в его бумажнике не нашлось никакого документа на право владения. Вообще, кроме писем, в нем не было никаких других бумаг.
Был, впрочем, один документ, но его уже не нашлось в бумажнике. Он оказался в руках Жанны Эджертон, которая не подумала даже сообщить о нем ни своей кузине, ни друзьям. Только вечером она вспомнила об этом странном документе и, разложив его на столе, при свете лампы занялась его разгадкой.
Это действительно была, как она и предположила с самого начала, географическая карта. Довольно неправильными линиями на ней был обозначен карандашом берег океана, в который впадала какая-то река с несколькими притоками. Судя по рисунку, эта река направлялась на северо-запад. Но был ли это Юкон или же его приток Клондайк? Такое предположение едва ли было правильным. По смыслу карты речь могла идти лишь о Северном Ледовитом океане и о местности, расположенной за полярным кругом. При пересечении одного из меридианов, который был помечен 136 o 15 , и параллели, широта которой осталась неотмеченной, стоял красный крест, тотчас же привлекший внимание Жанны Эджертон. Но она напрасно пыталась разгадать, что все это обозначало. Без обозначения широты было невозможно утадать, какую часть севера Америки изображала карта и в каком именно пункте материка мог находиться таинственный красный крест.
Уж не из этого ли края возвращался Жак Леден, когда в нескольких километрах от Доусона он упал от истощения и усталости? Этого никогда не удастся узнать, если несчастный француз умрет, не приходя в сознание.
По-видимому, Жак Леден принадлежал к интеллигентному сословию. Он, во всяком случае, не был рабочим. Об этом свидетельствовали письма его матери, написанные хорошим слогом. Какими судьбами, благодаря какой несчастной случайности дошел он до такой развязки, до этого печального конца на больничной койке?
Прошло несколько дней. Несмотря на все заботы, которыми окружили Жака Ледена, он не поправлялся. Он едва мог отвечать бессвязными словами на вопросы. Можно было даже сомневаться, что он находится в полном рассудке.
— Я боюсь, — сказал по этому поводу доктор Пилькокс, — что мозг больного сильно потрясен. Когда раскрываются его глаза, я замечаю в них неопределенное выражение, которое заставляет меня задумываться.
— Но, может быть, его физическое здоровье восстанавливается? — спросил Сумми Ским.
— Оно мне кажется еще безнадежнее, — объявил откровенно доктор.
Раз доктор Пилькокс, обыкновенно всегда надеявшийся на выздоровление своих больных, говорил таким языком, это значило, что у него мало надежды на выздоровление Жака Ледена.
Однако Бен Раддль и Сумми Ским не хотели отчаиваться. Они надеялись даже, что со временем с больным произойдет благоприятная перемена. Во всяком случае, они ждали, что если Жак Леден и не поправится, то к нему вернется сознание, он заговорит, станет отвечать на вопросы.
Несколько дней спустя одно событие как будто подтвердило их предположение. Не слишком ли мало полагался на свои лекарства доктор Пилькокс? Во всяком случае, так нетерпеливо ожидаемая Беном Раддлем реакция началась. Состояние упадка сил, в котором находился Жак Леден, казалось, исчезло. Его глаза дольше оставались открытыми. Его более твердый взгляд, выражавший вопрос, с удивлением скользил по незнакомой комнате и останавливался на незнакомых лицах, которые окружали его, — на докторе, Бене Раддле, Сумми Скиме, Эдите и Жанне Эджертон.
