Фату-Хива. Возврат к природе - Хейердал Тур (читать книги полностью .txt) 📗
Триффе приготовился куда-то запрятать мой драгоценный сувенир, но тут меня вдруг осенило. Попросив отвертку, я на глазах у пораженного жандарма отвинтил приклад. После чего, держа в одной руке деревянный приклад, в другой — ржавый ствол с замком, спросил, что считается оружием.
Триффе, не задумываясь, показал на железку.
— Держите оружие, а я оставлю себе дерево, — сказал я.
Жандарм разинул рот, и я зашагал обратно, унося свое сокровище.
Мои подозрения оправдались. Несмотря на многолетнюю переписку, я так больше и не увидел металлические части Гогенова ружья. Скорее всего какой-нибудь менее знаменитый мастер вырезал новый приклад, и не исключено, что старый «винчестер» по-прежнему стреляет в горных коз на Маркизах.
Ближайшие недели не были богаты событиями. Мы бродили от бамбуковой будки Тераи до занавешенного уголка в кухне Чинь Лу, где нас обслуживали с истинно китайской учтивостью и закармливали лакомыми блюдами, приготовленными по китайским рецептам из содержимого банок Боба совокупно с плодами тучной земли Хива-Оа.
Большие расстояния и отсутствие приличной лодки не позволяли Тераи посещать другие острова архипелага. Однако раз в месяц он седлал коня и отправлялся обследовать соседние долины Хива-Оа. Несмотря на изрядный вес, он был искусным наездником, и его маленький маркизский конь развивал такую скорость, словно нес на себе воздушный шар.
Тераи вообще не ходил пешком. Конь всегда стоял наготове, привязанный к бамбуковому колышку. Бросил ему на спину мешок вместо седла, и скачи с визи— том к больному.
Когда пришла пора совершить очередную инспекционную поездку, Тераи раздобыл еще двух коней и резные деревянные седла. Нам удалось-таки уговорить его, чтобы взял нас с собой. Ноги заживали, и в походе Тераи мог продолжать лечение.
Задолго до восхода приступили мы к крутому подъему на извилистые гребни, ведущие к далекой долине Пуамау в восточной части острова. Снова испытали мы счастливое чувство от встречи с девственными дебрями, наполняя легкие чистым, прохладным горным воздухом. Внизу, зеленея пальмами, простирались широкие долины. В сердце острова одна за другой вырастали могучие лесистые пирамиды, соединенные острыми, как лошадиная холка, перемычками. Тропа петляла по этим перемычкам, так как отвесные кручи не позволяли двигаться вдоль побережья. Как и на Фату-Хиве, вся береговая линия здесь была источена тысячелетним прибоем, который превратил склоны вулкана в вертикальные стены, а древние кратеры преобразил в глубокие, чаще всего серповидные долины, зажатые между нависающими скалами. Далеко внизу под нами на фоне синего моря и синего неба парили, словно вырезанные из бумаги, белые птицы; сплошная лента прибоя белой змеей окаймляла берег, обозначая грань между крохотным островком и необъятным океаном. Дикие петухи кукарекали в глубине темных долин, куда еще не проникло утреннее солнце; на освещенных склонах им откликались другие. Лошади весело ржали, стуча нековаными копытами по красной тропе.
На самом высоком гребне мы остановились. Выше пути не было. Выше простиралась пустота. Пассат трепал волосы и гривы, лошади нервно переступали с ноги на ногу. Мы всмотрелись в безбрежную даль — где там Фату-Хива? Густые облака скрыли Тахуату, отбрасывая рваные черные тени на солнечную синь океана. По мере того как мы поднимались, горизонт отступал все дальше, и далеко на юге, на краю света, сквозь мглу проступили зубчатые очертания крохотного островка. Одни лишь макушки гор торчали над морем; казалось, там уходят под воду остатки сгоревшего корабля, окутанные густым дымом. На Фату-Хиве все еще шли дожди. На далеком, далеком острове ФатуХива…
До чего же мал мир Иоане, Тиоти и Пакеекее, когда посмотришь на него вот так со стороны! А в масштабах вселенной мы все — мелюзга, и пустяки, из-за которых мы препираемся, кажутся вздором.
— Се жоли, — услышал я голос Тераи.
Сидя верхом на своем беспокойном коне, он любовался долинами внизу.
— Что красиво? — удивленно спросил я, повернувшись к своему таитянскому тезке.
— Горы, лес — да все. Вся природа прекрасна. Гляди-ка, и в этом Тераи похож на Терииероо.
— Но разве не Папеэте — идеал красоты для островитян? — спросил я.
Тераи дал шпоры.
— Не для всех. Кое-кто из нас разбирается, что к чему. Во времена наших предков на Таити тоже было неплохо.
Мы ехали бок о бок вдоль продуваемой ветром перемычки.
— Но ведь большинство полинезийцев при первой возможности перебирается в Папеэте?
Тераи не отрицал этого. В этом трагедия его народа, сказал он. Богатство белых мужчин влечет в Папеэте девушек. А за ними и парни тянутся, тоже повеселиться хотят.
Тогда я не подозревал, что много лет спустя, прибыв в Полинезию во главе научной экспедиции, не найду на Таити ни одного гарантированно чистокровного полинезийца. Даже на Хива-Оа с трудом отыскалась горстка островитян, у которых стоило брать кровь для генетических исследований.
Тераи предвидел это в тот день, когда мы вместе с ним ехали по крыше островного мира, который его народ некогда открыл без нашей помощи и сделал садом, благополучно существовавшим до тех пор, пока мы не преподали полинезийцам свою философию прогресса.
Мы въехали в красивый горный лес, и лошади потянулись вереницей по мягкой траве. Тераи запел сочиненный таитянским королем старинный гимн «Я счастлив, цветок тиаре с Таити». Лошади перешли на рысь, и приходилось нагибаться, чтобы нас не зацепили свисающие над тропой ветви и лианы. В пронизанной солнечными лучами листве порхали и сновали редкостные птицы, радующие глаз великолепной расцветкой.
Пересекая лес, мы поднялись на поросший папоротником бугор. Внезапно Тераи осадил коня и показал вперед. На тропе, глядя на нас, стояла большая бескрылая птица. В следующую секунду она припустилась бежать и мигом исчезла в зеленом туннеле. Нам уже рассказывали про эту птицу, представляющую неизвестный орнитологам вид. Островитяне часто ее встречали, но поймать не могли, очень уж быстро она скрывалась в туннелях и норах. Вообще-то бескрылые птицы в Тихоокеанской области были известны по Новой Зеландии — родине киви и вымершего ныне четырехметрового моа. Мы исследовали лабиринт ходов в густом папоротнике, весь бугор облазили, но загадочная птица как сквозь землю провалилась.
Оставив позади пол-острова, мы устроили привал у ручья, чтобы немного перекусить. Дальше простирался совершенно дикий край. Лес вдруг кончился, и мы словно очутились в пустоте. Ни листвы, ни земли, только головокружительные пропасти. Снизу доносился далекий гул прибоя; глухо порыкивал отраженный каменной стеной ветер, грозя сбросить нас в бездну.
Следом за Тераи мы свернули на полочку, вырубленную в скале древними островитянами. В следующую секунду наш маленький мир перевернулся в моих глазах вверх ногами. Борясь с головокружением, мы с Лив поспешили повернуться лицом к стене. Наши лошади медленно, очень медленно следовали за возглавлявшим кавалькаду гордым всадником. Могучие плечи Тераи и конский круп шириной как раз равнялись опоре, по которой ступали копыта.
Неожиданно полочка кончилась, кончилась и пропасть справа, тропа повернула влево и через перевал спустилась на другую сторону гребня, где нас ожидал новый обрыв, на этот раз с левой руки. И здесь из пропасти с ревом поднимался воздушный поток. Да, эту часть острова никак нельзя было назвать широкой! Далеко внизу виднелась другая бухта, тоже с белой полоской прибоя. Этот обрыв был по меньшей мере таким же устрашающим, как тот, от которого мы только что ушли. Лучше опять отвернуться носом к горе, доверившись опытным лошадям…
Но вот стенка справа оборвалась. Пустота с обеих сторон. Я чувствовал себя будто верхом на пегасе. Впереди — пик, сзади — пик, а между ними узенькая перемычка, по которой вилась тропа. Тераи поглядел через плечо на нас и улыбнулся. Наши ноги болтались над крутыми склонами, спадающими к морскому берегу с плавно изогнутой белой каймой. Гул прибоя сюда не доносился, только непрерывный ровный шорох. Не только мы, но и лошади нервничали. Задрав голову и насторожив уши, они осторожно ступали по гребешку. Их явно беспокоили порывы ветра снизу. Я боялся вздохнуть, пока мы одолевали этот отрезок. Если лошадь оступится, соскочить некуда…
