Повесть о страннике российском - Штильмарк Роберт Александрович (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗

Срок церковного покаяния, наложенный на Василия Баранщикова митрополитом новгородским и санкт-петербургским Гавриилом, слывшим великим праведником, окончился 7 мая 1787 года. Отбыв «в посте и молитве» в стенах Александро-Невской лавры эти десять покаянных суток, Василий Баранщиков получил билет духовной консистории «о прощении вины и отпущении грехов по причащению святых тайн и сердечной исповеди».

К этому сроку рукопись Баранщикова уже была исправлена и немного переделана тем самым чиновником, которого решил использовать для этой цели Зотов. Чиновник не оставил потомству полного своего имени, и лишь его инициалы С. К. Р. сохранились на первом издании «Нещастных приключений». После литературной обработки истина и вымысел смешались в рукописи, как вода с вином. Неведомый благодетель Баранщикова, придав рукописи более литературный стиль и поотняв у нее достоверности, тщательно изъял из нее всякие намеки на «пугачевщину», — в ней не осталось ни лефтов, ни гайдуков, ни гайдамаков, и даже упоминания о «святом деле» греков звучали весьма туманно. Осторожный чиновник знал требования своего начальства и очень хорошо учитывал вкусы всевозможных благодетелей Баранщикова! Сам редактор тоже пожертвовал некоторую сумму на ускорение издания.

Теперь, после отпущения грехов Василию, к рукописи спешно добавили страничку о крайне бедственном положении героя книги, а также его несчастной семьи. Эта скорбная концовка первого издания книги гласила:

Наборщики и печатники потрудились на славу. Через несколько дней после сдачи отредактированной рукописи в типографию Вильковского и Галченкова петербургский полицмейстер Андрей Жандар выдал издателям установленное цензурное разрешение на выпуск книжки под таким названием: «Нещастные приключения Василия Баранщикова, мещанина Нижнего Новгорода, в трех частях света, Америке, Азии и Европе, с 1780 по 1787 год».

Книга вышла летом 1787 года и приобрела популярность, на которую Баранщиков не смел и надеяться! В глазуновской лавке она шла на расхват, и причиной тому были новые грозовые тучи на турецком горизонте. Султан предъявил России неумеренные требования — отказаться от всех плодов победы в предыдущей кампании. Принять такой ультиматум Екатерина не могла, и русские войска вновь приводились в боевую готовность.

В августе сбылось пророчество российского дипломатического курьера, снабдившего Василия чертежом маршрута: русский посол в Царьграде Булгаков был заключен султаном в Семибашенный замок, и новая война разыгралась…

Бойко продавалась книжка о «нещастных приключениях» бывшего турецкого невольника! И когда скромно одетый Василий Баранщиков, уже отославший домой некоторую сумму денег на покрытие долгов и выкуп отчего дома, являлся с экземпляром свежеотпечатанной книги в приемную какого-нибудь сановника империи, рассказ его выслушивался с благожелательным интересом и вознаграждался новым пожертвованием. Ведь книжка попала, что называется, в самый кон! Она как нельзя лучше годилась для обработки общественного мнения, а ее автор и герой неожиданно вошел в моду, превратившись на короткий миг из пасынка фортуны в ее баловня.

Вот — лишь одна из тогдашних петербургских встреч Баранщикова…

Президент Академии художеств Иван Бецкой [48] недавно отстроил для себя новый дом-дворец на Невской набережной по соседству с Летним садом, невдалеке от старого своего особняка. Оба эти дома, и новый, и старый, знал весь Петербург: императрица Екатерина Вторая со свитой бывала здесь в гостях и даже изволила отобедать у Бецкого перед отбытием своим за границу, во Фридрихсгамн, для встречи со шведским королем. А десятилетием раньше в старом доме Бецкого весь двор пышно праздновал заключение с султаном Махмудом Третьим Кючук-Кайнарджийского мира, теперь грубо нарушенного преемником Махмуда, султаном Абдул-Гамидом Первым.

Много народу сбегалось поглазеть на картины и статуи, когда их перетаскивали из старого дома в новый дворец. Но особенно прославился новый дом-дворец удивительным висячим садом. Раскинут был этот сад на плоской кровле двухэтажного корпуса, увенчанного по углам двумя башнями. Фасад корпуса выходил на Царицын луг (Марсово поле). При закладке сада сотни бадей с черноземным грунтом были подняты блоками на трехсаженную высоту. Потом садовники высадили здесь красивые кусты и деревья, разбили цветники и куртины. Летом в сад выносились в кадках пальмы, индийские фикусы и прочие заморские диковины. Сад во дворце Бецкого должен был воскресить и оживить предания о вавилонских висячих садах царицы Семирамиды.

На высокое крыльцо этого дома сентябрьским утром поднялся в нерешительности, держа плоский сверток под мышкой, Василий Баранщиков. Лакей во французской ливрее открыл стеклянную дверь, другой лакей повел смущенного Василия в глубину полутемного вестибюля с высокими колоннами. На одном из кресел Василий узнал по золотой застежке знакомый темно-зеленый плащ президента Коммерц-коллегии графа Миниха, сына фельдмаршала. Значит, его сиятельство самолично замолвит перед богачом Бецким словечко насчет денежной помощи нижегородскому мещанину, стойко выдержавшему на чужбине жестокие испытания, а ныне вдобавок выпустившему полезную книгу.

Слуга проводил Баранщикова в приемный зал перед парадным кабинетом. В доме пахло красками и лаком, откуда-то доносилось постукивание молотков: отделка здания только заканчивалась. Со стен на посетителя глядели улыбающиеся лица двух императриц — покойной Елизаветы Петровны и ныне царствующей Екатерины.

Василий не отважился воспользоваться ни одним из трех десятков стульев, обитых розовым шелком, а стал тихонько бродить по залу, где вощеный пол блестел так, что нижегородец видел свое отражение на паркетных плитках. От нечего делать он разбирал по складам французские надписи под бюстами, расставленными по углам залы: Монтень, Монтескье, Руссо, Вольтер. Последний будто подмигивал Василию, язвительно ухмыляясь змийными устами. Имен этих мраморных господ Василий никогда прежде не слыхивал.

Вправо и влево от приемной тянулась анфилада таких же высоких парадных покоев. Василий видел зеркала, фарфор, бронзу, мрамор, лепные потолки. Было трудно представить себе, что в этом огромном дворце живет с челядью, один-одинешенек, полуслепой старик, чьи сокровища уж и не радуют его, не могут развеять его тоски. Баранщиков знал от петербургских знакомых, что старик Бецкой недавно покинут юной воспитанницей, страдает от разлуки с нею, оставил придворную жизнь, теряет остатки зрения и медленно умирает в своем роскошном и пустынном дворце.

Тем временем в приемную воротился давешний слуга, сопровождаемый гайдуком в позументах, с серебряным подносом в руках.

— Позвольте-с книжечку, вами принесенную!

Василий развернул сверток. Там была книга и список жертвователей, чьи дома он уже успел посетить. Гайдук, держа поднос с маленькой книгой и списком перед собою на вытянутых руках, величественно поплыл снова в глубину анфилады. Василий, робея, подумал:

— Уж коли слуги таковы, каков же должен быть сам хозяин? Кто их знает, господ этих важных с их причудами. Ведь, сказывают, барин-то здешний — чудак, право слово!

И почти сразу же Василий увидел гайдука. Тот уже не плыл, а стремительно бежал назад, с пустым подносом в руке. Запыхавшись, он проговорил:

— Его превосходительство с графом в висячем саду. Просят вас туда, наверх-с!

Баранщиков не успел даже пересчитать покои, которые они миновали почти бегом. По мраморной лестнице поднялись на второй этаж. Наконец из-за бархатной портьеры блеснул яркий солнечный свет, показалось синее небо, и Василий увидел себя… не то на Босфоре, не то в Венеции, среди лавров, пальм и красивых цветников.