В трущобах Индии - Жаколио Луи (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
— Клянусь бородою Барбассонов, я начинаю думать, Сердар, что вы тонкую штуку придумали, перетащив «Эдуарда-Мари» в эту чертовскую трущобу.
— Как видите, Барбассон, — сказал, улыбаясь, тот, которого назвали Сердаром, — во всем надо ждать всегда конца.
— Мы, клянусь Богом, прекрасно делаем наши двадцать два узла с этой механикой, как вы ее там называете! Никак не могу удержать в памяти этого дрянного названия.
— Электромотор, мой милый Барбассон!
— В открытом море при сильном ветре не очень-то она расходится, ну а здесь, на этой утиной луже, она окажет нам большие услуги.
Вам, я думаю, нет надобности представлять, вы и без того узнали знаменитого адмирала флотов Маскатского имама, Шейка-Тоффеля, как гласит его мусульманское имя.
— Очень важные услуги, верно, — продолжал Сердар, — благодаря своей быстроте и запасу ящиков с картечью в трюме мы можем несколько месяцев пренебрегать силами, которые вице-король вздумал бы выслать против нас, если только шпионы его сумеют открыть наше убежище.
— Не считая того, Сердар, что я буду водить их до дня Страшного Суда по всему озеру, прежде чем они найдут вход в подземелья Нухурмура.
— И если это им удастся, а мы решили, что не отдадимся живыми в руки англичан, то обещаю вам, что ни один из наших противников не принесет вице-королю известие о нашем последнем подвиге.
— Как и об его исполнении… Мы даем им проникнуть в подземелье, подносим огонь к пороху, и прости-прощай вся компания… Мы прыгаем на три тысячи футов вверх над поверхностью моря… Вот род смерти, которого не предвидел Барбассон-отец, а это был человек, который предвидел далеко вперед. Я помню, что с самого нежного детства моего он всегда предсказывал, что я умру на веревке или буду расстрелян… бедный человек, он был бы доволен, увидя, что предсказание его должно исполниться… если англичане схватят меня…
— Только неосторожность или измена могут выдать нас, а так как между нами нет изменников…
Сердар произнес последние слова и вдруг остановился: едва заметная дрожь пробежала по его телу и глаза его пристально устремились в чащу леса, как бы желая проникнуть в самую глубину ее. Лес в этом месте так близко подходил к озеру, что ветки банианов и тамариндов тянулись сводом над поверхностью воды.
— Что случилось? — спросил Барбассон, удивленный видом своего спутника.
— Спуститесь в каюту и остановите шлюпку! — отвечал шепотом последний.
Моряк выпустил руль, который он держал рукой, выйдя на палубу, и поспешил вниз исполнить приказание Сердара. Последний тем временем, пользуясь быстротой судна, поставил его параллельно берегу, но слегка наискось, чтобы удобнее было пристать, а затем, в ту минуту, когда шлюпка собиралась остановиться, направил ее таким образом, чтобы она стояла левым бортом к берегу.
Последние содрогания легкого судна не прекратились еще, когда Сердар с карабином в руке прыгнул на берег, говоря Барбассону:
— Ждите меня и будьте готовы ехать по первому моему сигналу.
И, согнувшись вдвое, чтобы не зацепить за низкие ветки, он скользнул в лес.
II
Моряк не успел еще опомниться от удивления, как послышался на недалеком расстоянии выстрел, а вслед за ним крик боли и испуга.
— Стань на место… ко мне! — послышался в ту же минуту голос Сердара.
Барбассон исполнил приказ и в несколько прыжков очутился подле Сердара.
Там, барахтаясь и испуская жалобные стоны, лежало на лесном мхе тощее и безобразное существо с руками и ногами невероятной худобы, почти без мяса, нервы и мускулы на которых были натянуты, как сухожилия. Цвет кожи его был черен, как сажа, а пальцы на ногах, худые и длинные, были такие же неподвижные, как и на руках, и загибались внутрь, как у обезьян. С первого взгляда его можно было принять за одну из них, не будь у него довольно большой курчавой головы и не отсутствуй шерсть на всем его теле. Из раны в правом боку сочилась яркая и пенистая кровь; это заставило Сердара думать, что пуля попала в легкое.
Бедное создание смотрело на него с выражением такого ужаса, который брал, по-видимому, верх даже над его страданиями. Барбассон, взглянув на него, ошибся сначала в его происхождении.
— Тс! — воскликнул он довольно равнодушно. — Вы убили обезьяну! Бедному животному, черт возьми, недолго осталось жить.
— Вы ошибаетесь, Барбассон, — грустно отвечал ему Сердар, — это один из несчастных Тота-Ведда, живущих в этих уединенных местах, где они скрываются от людей, которые относятся к ним более жестоко, чем дикие звери, и я тем более огорчен этим случаем, что это вполне безобидные существа. Но что делать? В нашем положении мы то и дело должны быть настороже; малейший недосмотр может погубить нас. Я принял его за шпиона этого проклятого Кишнаи, который, по словам Рамы-Модели, несколько дней уже шныряет по равнине.
— Вы тут не виноваты, Сердар.
— Я заметил какое-то странное движение среди листвы в то время, как мы приближались к берегу озера, и подозрительность понудила меня доискаться причин этого движения; несчастный вместо того, чтобы скрыться среди листвы банианов подальше от меня, как поступают обыкновенно люди его племени, попробовал притаиться, чтобы не обратить на себя моего внимания, как настоящий шпион. От этого-то и произошло все зло.
— Вы говорите, что Кишная шныряет по окрестностям? — спросил Барбассон, которого новость эта взволновала больше раны туземца. — Вы не говорили нам об этом.
— К чему нарушать спокойствие Нана-Сагиба? Несчастный принц считает себя в безопасности в этих подземельях, да времени всегда хватит, чтобы предупредить его, когда опасность станет более острой. Рама-Модели вернулся вчера вечером в Нухурмур.
— Знаю… его очередь была следить за равниной. Он утверждал, что ничего не встретил угрожающего нашему спокойствию.
— По моему приказанию. Вы знаете, что Нана, мужественный на поле битвы, дрожит, как лист, при одной мысли о возможности попасть в руки англичан. Я предупредил поэтому Нариндру и Раму, которые одни только могут выходить оттуда, потому что враги наши не знают их, чтобы все важные, собранные ими известия они поверяли мне, — не потому, чтобы я хотел сделать из этого тайну для вас и Барнета, но из желания избавить принца от преждевременных и бесполезных тревог. Смерть он предпочитает в сто раз больше позорной публичной выставке, которой ему угрожают и которая лишит его престижа — англичане это знают — в глазах туземных народов.
— По мне так все равно! Убиваться из-за такого пустяка!
— Вы, мой милый Барбассон, не принц и не индус, вы не понимаете всей силы предрассудка у этого по-детски наивного и суеверного народа. Я говорил уже, что Рама предупредил меня о присутствии Кишнаи на Декане, но в этом нет ничего необыкновенного, потому что люди его касты живут среди отрогов этих гор, которые тянутся внутрь между Бомбеем и Эллором. Что мешает ему отправиться к ним? Великая пуджа, праздник Кали, приближается, и он захотел присутствовать на кровавых и таинственных церемониях, которые всегда бывают в это время года. Успокойтесь, впрочем! Если он обыщет эти горы на протяжении всех семи-восьмисот миль, начиная от Коморина до Гималаев, то и тогда еще останется довольно места для его поисков. Повторяю, опасаться можем мы только собственной неосторожности, ибо измена здесь немыслима. Нариндра и Рама пожертвуют жизнью по одному моему знаку, а что касается молодого Сами, то никакие самые жестокие пытки не вырвут у него ни единого слова.
— А так как сами мы не отдадимся в руки, то я начинаю думать, что веревка, обещанная Барбассоном-отцом своему наследнику, еще не скручена…
— Мы, однако, болтаем с вами, — сказал Сердар с видом глубокого сожаления, — и не думаем помочь этому несчастному, который, быть может, ранен смертельно. Помогите мне, Барбассон! Перенесем его на шлюпку… день склоняется к вечеру, и здесь становится слишком темно.
