Острова пряностей - Северин Тим (читать книги полностью TXT) 📗

Сначала были зачитаны отрывки, принадлежащие перу Дарвина, и, как можно было ожидать, они оказались не вполне согласованными. Письмо американскому профессору, например, было передано Обществу лишь накануне, и, кроме самого автора, никто не знал о его существовании. Большая часть аудитории, естественно, чувствовала себя вправе удивляться. Все части статьи, принадлежащие Дарвину, были разрозненными и не вполне ясными, а сам автор не присутствовал на встрече [14]. Уоллес был сравнительно неизвестен собравшейся аудитории, и многие удивлялись, почему два таких столпа науки, как Лайелл и Гукер, решили оказать ему поддержку в представлении его трудов. Встреча закончилась не слишком успешно — почти не было обсуждения, и у всех осталось чувство неловкости. Президент общества, в частности, сам не понимал до конца значения материалов, представленных на встрече. Позже он с сожалением отмечал, что общество за этот год не получало никаких особо интересных статей.

Таким образом, понять значение произошедшего смогли лишь некоторые из присутствовавших, обладавшие большей сообразительностью. Фактически произошло следующее: знаменитый ученый Дарвин, который пользовался поддержкой Лайелла и Гукера, предложил, а натуралист-любитель, работавший на Островах пряностей, убедительно сформулировал идею постепенной эволюции путем естественного отбора, в противоположность представлению о неизменной природе животного мира или концепции о божественном источнике происхождения Вселенной. Одним из самых проницательных членов общества, присутствовавших на встрече, был его вице-президент ботаник Бентам. Он должен был представить статью, в которой обосновывалась как раз противоположная идея — о неизменности видов. Под впечатлением от вновь представленной теории и, возможно, оценив серьезность поддержки Лайелла и Гукера, он отказался от своего выступления. Повестка дня включала обсуждение еще шести других, давно запланированных к рассмотрению статей, которые не вызвали особой полемики, после чего эта встреча Линнеевского общества была объявлена завершенной.

Формально Уоллес получил все, о чем просил, и даже более того. Как он и хотел, его статья была представлена сэру Чарльзу Лайеллу, который ее прочел и отозвался положительно. Можно даже сказать, что Лайелл был столь великодушен, что представил статью такой высокочтимой аудитории, как Линнеевское общество, да еще и совместно с таким прославленным ученым, как Чарльз Дарвин. Дополнительным преимуществом было то, что статью Уоллеса обещали напечатать в «Трудах Линнеевского общества».

Пока в Лондоне происходили все эти события, Уоллес был погружен в насущные заботы о том, как добыть средства к существованию. Отослав свою статью, он отправился на Хальмахеру — огромный, неправильной формы остров всего в одиннадцати километрах от Тернате. Прошлый раз, послав статью из Саравака, он получил гневное письмо от своего торгового агента Стивенса — тот писал, что английские клиенты весьма разочарованы. Они ожидали, что Уоллес будет присылать тропических насекомых и чучела птиц для пополнения коллекций, а не спорные теории, вызывающие разногласия и волнения.

Остров Хальмахера, называемый в то время Джилоло, был покрыт девственными лесами и представлял собой неизведанную для натуралистов землю, так что Уоллес всерьез рассчитывал собрать здесь неплохую коллекцию. Но его ожидало разочарование.

Он еще не вполне оправился после приступа лихорадки, так что был не в лучшей форме для активной полевой работы. Ему попались только «несколько красивых насекомых», да его помощник Али подстрелил очень красочного земляного дрозда, «с идеально белой грудкой, лазурно-голубыми боками и ярко-малиновым брюшком. Лапки у него были очень длинными и сильными, и он так быстро бегал по густой лесной подстилке среди скал и камней, что застрелить его было очень непросто». Не удовлетворенный своей поездкой на остров Хальмахера, Уоллес вернулся в Тернате, где обнаружил, что его друг, торговец Дювенбоден, готовит шхуну «Хестер Хелен» к отправке в рейс к Новой Гвинее.

Это был отличный шанс, и Уоллес договорился, что его высадят с небольшой командой охотников и мастеров по изготовлению чучел на северном побережье Новой Гвинеи, в районе, известном как Дорей. Уоллес оставался там три с половиной месяца, иногда один — единственный европеец на этом огромном острове, а иногда в компании с голландскими моряками с военного корабля, судов с углем и каботажного пароходика.

Но эти гости скорее мешали Уоллесу, чем доставляли ему радость. Провизии в Дорее не хватало, и приезжие скупали почти все, что имелось на продажу у местных жителей. Уоллес был вынужден питаться мясом попугаев, которых убивал для изготовления чучел. Одного тощего попугая приходилось растягивать на целый день. Затем — новая напасть: приехали султан Тидоре и голландский министр-резидент с островов Банда, и оба они хотели купить чучела райских птиц. Их свита прочесала все окрестности, и на долю Уоллеса не осталось ни одного нового вида — все скупили высокие гости. Несколько недель он сидел безвылазно в своей хижине, так как, перелезая через поваленные деревья в поисках интересных насекомых, неудачно поранил ногу, и рана сильно загноилась. Нога раздулась так, что он не мог передвигаться без палки и отсиживался в хижине, бессильно глядя на порхающих в проеме открытой двери огромных бабочек.

Так или иначе, его поездка на Новую Гвинею сложилась неудачно. Погода стояла плохая, да и вообще климат в тех местах очень нездоровый. Уоллес и его помощники поочередно страдали от дизентерии и лихорадки, а один из них, юноша с острова Бутон, умер. Сам Уоллес страдал от инфекции полости рта — болезнь была столь серьезна и слизистая оказалась настолько раздражена, что он мог употреблять только жидкую пищу. Единственным утешением было огромное разнообразие насекомых. Ученый выходил из дома в 10 утра и возвращался в 3 часа дня — за это время ему удавалось собрать столько экземпляров, что следующие шесть часов проходили за сортировкой и нанизыванием насекомых на булавки. В самый удачный день он собрал рекордное количество — 78 различных видов жуков, а за три с лишним месяца пребывания на острове Уоллес собрал более тысячи экземпляров на территории не более квадратной мили.

Это изобилие, однако, имело и негативную сторону. На Дорее обитали в огромном количестве маленькие черные муравьи особо агрессивного вида; они заполонили жилище Уоллеса. «Они моментально проникли во все закоулки моего дома, построили на крыше огромное гнездо и прогрызли ходы во всех вертикальных столбах. Они кишели на моем столе, когда я работал с насекомыми, и утаскивали их у меня прямо из-под носа, а если я оставлял свою работу без присмотра хотя бы на минуту, даже отрывали их от карточек, на которые они были приклеены. Они постоянно ползали у меня по рукам и по лицу, забирались в волосы и сновали по всему телу, что не доставляло бы особых неудобств, не начни они кусаться — а они переходили в наступление, стоило им встретить какую-либо преграду на своем пути. Кусались они очень больно — так, что я вскакивал и пытался придавить обидчика. Они забирались в мою постель, и ночь не приносила облегчения от их преследований».

Как будто муравьев было недостаточно, случилась новая напасть — мясные мухи повадились откладывать яйца в чучелах, которые Уоллес выставлял сушиться. Если яйца оставались на шкурке более чем на сутки, она покрывалась личинками мух. Мухи откладывали такое количество яиц, что шкурки буквально поднимались на полдюйма над сушильными досками — они оказывались лежащими на подстилке из мушиных яиц, а поскольку каждое яйцо крепко лепилось к волокнам перьев, Уоллесу приходилось часами очищать образцы, чтобы не повредить их.

Поэтому, когда 22 июля «Хестер Хелен» прибыла, чтобы забрать его с Дорея, Уоллес был очень рад оставить это негостеприимное место, потому что «ни в одном месте, где мне довелось побывать, я не терпел таких лишений и не сталкивался с таким постоянным невезением». Путешествие в Новую Гвинею, о котором он столь долго мечтал, не оправдало ни одной из его надежд. Как само собой разумеющееся, Уоллес отметил в дневнике, что переход «Хестер Хелен» обратно на Тернате, который должен был занять при попутном муссоне пять дней, на самом деле продолжался 17 суток — штили сменялись встречными ветрами. С погодой Уоллесу, как обычно, сильно не везло.