Фату-Хива. Возврат к природе - Хейердал Тур (читать книги полностью .txt) 📗
А вот среди зелени и наша желтая бамбуковая плетенка. Право же, я успел по-настоящему привязаться к этой долине. Никогда и нигде не было мне так хорошо, как в приветливых, щедрых дебрях Омоа. Я отдыхал душой в окружении зеленой листвы, в среде, с которой мы уже освоились, в обители, где часовой механизм самой природы обеспечивал полный достаток. Вот только надо быть начеку против завезенной современным человеком инфекции.
Хижина. Кухонный навес рядом с ней. Грязь кругом еще не просохла. Слава богу, никаких отпечатков ног.
Но как все изменилось!
Лив догнала меня, и мы поспешили к дому, окруженные комариным роем. Передняя стена была наполовину скрыта большими, свежими банановыми листьями и другой зеленью. Просто невероятно, как быстро дебри отвоевывали расчищенную нами площадку. Словно буйная растительность выскочила из-под земли, когда мы на минуту отвернулись. Сколько мы отсутствовали — сутки, год?
По возгласу Лив я понял, что ее поразило то же, что и меня. Четыре столба, вбитые мной в землю как опоры для кухонного навеса, дали зеленые всходы.
Я потянул на себя дверь хижины. Вся рама подалась. Странно! Стукнул кулаком по золотистой плетенке, проверяя ее прочность. Рука прошла насквозь, точно через картон. Я заглянул внутрь. На провисшем потолке висели какие-то космы. Когда мы вошли, по стенам разбежались пауки и тысяченожки, обсыпав нас бамбуковой мукой. Как будто снег толстым слоем покрывал наш самодельный инвентарь, наши нары и все, что было спрятано под ними: каменные орудия, фигурки, черепа.
В наше отсутствие никто не входил в дом. Археологические и зоологические коллекции были в целости и сохранности. Но мы остались без жилья и без крова, если не считать лесной полог.
Мы вытащили ящик с черепами и прочее имущество, чтобы на него не польстились другие, когда хижина окончательно развалится, и спрятали все в сухой яме под камнями. Благодаря небо за то, что не поливает нас дождем, поспешили соорудить из ветвей и лопухов шалаш на расчистке перед бывшим домом. Завернулись поплотнее в старую кисею для защиты от комаров и уснули на толстом папоротниковом матраце. Почти сразу же во тьме кругом забарабанил дождь.
Утром мы встали мокрые насквозь. Дождь прекратился, но кругом хватало и грязи, и комаров. Нет, все-таки тут невозможно жить. Даже если построим новую бамбуковую хижину на месте старой, ведь история повторится. И вообще здесь рискованно оставаться. Того и гляди опять схватим фе-фе. Или комары заразят нас слоновой болезнью.
— Последуем примеру островитян, — предложила Лив. — Уйдем из леса и поселимся на берегу, где ветер разгоняет комаров.
Я не возражал. Только надо подыскать другую долину. Не селиться же по соседству с деревней, где уйма всяких хворей.
Мы обратились за советом к Пакеекее, но он ограничился словами, что его дом — наш дом. Зато Тиоти будто прочел наши мысли и посоветовал, если мы хотим избавиться от комаров, перебраться на другую сторону гряды Тауаоуохо. Там постоянный восточный ветер загоняет всех насекомых в глубь долин.
Ни Тиоти, ни Пакеекее не ходили через горы и не видели восточный берег. Но Вео бывал там и подтвердил то, что мы уже знали: Тауаоуохо и Намана вместе образуют могучую стену, разделяющую ветреные восточные долины и защищенное западное побережье. Поскольку игольное ушко в гребне между Ханававе и Ханахоуа теперь было недоступно, единственный путь проходил через перевал на срединном плато; за ним, в скалах на спуске к Уиа — самой большой из долин восточной стороны — в незапамятные времена была прорублена тропа. Правда, и на этом пути обвалы затруднили переход, но при известной осторожности все-таки можно было спуститься.
Восточные долины пустовали, все тамошние племена вымерли. Лишь в Уиа жил старик по имени Теи Тетуа со своей юной приемной дочерью. Вео знал его. Некогда Теи Тетуа стоял во главе четырех племен, и он пережил всех своих подданных, включая двенадцать жен. Девочку Тахиа-Момо — малышку Тахиа — к нему привел один родич из Омоа, чтобы старику было не так уж одиноко.
— Теи Тетуа — последний из людей старого времени, — объяснил Тиоти, и Вео кивнул, дескать, старик и впрямь из мира предков, он — последний из тех, кто ел человечье мясо.
Мы знали, что людоедство практиковалось на Маркизских островах еще пятьдесят лет назад. В 1879 году на Хива-Оа съели шведского столяра. Последний случай каннибализма зарегистрировали на том же острове в 1887 году, во время ритуала в долине Пуамау. Теи Тетуа тогда был уже взрослый, а Фату-Хива был еще сильнее изолирован от внешнего мира, чем Хива-Оа. Но даже бывший людоед тоскует без общества людей. Так или иначе, выбирать не приходилось: по словам наших друзей, из восточных долин пешком можно было пробраться только в Уиа. Дальше тоже пути нет, потому что все долины той стороны разделены неприступными кручами.
Еще Вео рассказал, что та сторона намного суше; образующиеся над Тауаоуохо облака сносит на запад. И комаров на восточном берегу, куда меньше.
Тиоти и резвый сынишка Пакеекее, Пахо, вызвались идти с нами через горы. Вео отказался. А ведь изо всех наших друзей он один знал дорогу. Никакие подарки, даже высоко ценимые консервы из лавчонки Боба на Хива-Оа, не могли его соблазнить. И он не хотел говорить о причине отказа.
Однако в тот же вечер, когда мы сидели вокруг керосиновой лампы Пакеекее, Пахо успел куда-то сбегать и, вернувшись, сообщил, что нашел провожатого. Имени не назвал, только попросил несколько банок с консервами и сказал, что завтра утром проводник будет ждать нас там, где начинается подъем в горы.
Еще царил кромешный мрак, когда Пакеекее разбудил нас, и мы стали собираться в дорогу. Деревня спала, только приглушенный гул неугомонного прибоя нарушал тишину. Друзья уже навьючили двух лошадей нашим багажом. Оставалось свернуть пледы и положить сверху. Наш старый знакомый, гордец Туивета, нес корзины с закупленными у мистера Боба тушенкой, вареньем, леденцами, табаком и шоколадом. Не зря мы опустошили полки в магазине Боба: хотя Пахо кое-что унес накануне вечером, у нас было что подарить старику и его приемной дочурке.
Тиоти посоветовал нам никому не говорить, куда мы перебираемся. Он не доверял своим соплеменникам. Попрощавшись шепотом с Пакеекее и его гостеприимным кровом, мы тихонько спустились в бухту, сопровождаемые Тиоти, Пахо и двумя вьючными лошадьми. Несколько собак лениво потявкали, но из домов никто не вышел.
Провожатый — молодой паренек, лицо которого нам было знакомо, — ждал нас в условленном месте.
Нам не пришлось полюбоваться восходом, но облака из черных постепенно стали серыми, и видимость была вполне приличной. Серпантин вел по уже изведанным нами склонам и урочищам, но когда мы поднялись наверх, наш проводник взял руководство на себя. Поразмыслив, он свернул с главной тропы на боковую, которая шла прямо на восток, к самым высоким вершинам. Местами почва была сильно заболочена, в горном лесу пришлось преодолевать бурелом, а во второй половине дня продвижение затормозила бамбуковая роща, и мы шаг за шагом прорубали себе дорогу мачете. Толстые и тонкие, желтые и зеленые стволы плотно переплелись между собой и целились в нас острыми, как штык, срезами.
Тиоти не повезло: срубленный им толстый ствол бамбука в падении воткнулся ему же в кисть. Перевязывая кровоточащую рану листьями и лубом, Лив обратила внимание на правую лодыжку Тиоти и глазами подала мне знак, чтобы я тоже посмотрел. Да-а, грустная картина… Тиоти шел в длинных брюках, и правая брючина была разрезана внизу, чтобы вздувшаяся нога могла пролезть в нее. Веселый пономарь был поражен слоновой болезнью и старался это скрыть. С болью в душе продолжали мы путь на восток. Лишний раз нам стало очевидно, как важно уйти подальше от полчищ крылатых переносчиков заразы.
Там, где гора круто обрывалась в преисподнюю Уиа, в лицо нам со всей силы ударил восточный ветер. Дальше кони не могли пройти, и мы привязали их к деревьям, а сами продолжали движение. Наши спутники срезали себе по коромыслу и понесли багаж на голых плечах. Началось скалолазанье. По совершенно отвесной стенке влево уходил вырубленный человеческими руками карниз. Во многих местах тропка осыпалась, но наш проводник предусмотрительно захватил толстую жердь, из которой мы делали мостик.
