Необыкновенные приключения экспедиции Барсака (илл. В. Колтунова) - Верн Жюль Габриэль (книга регистрации .TXT) 📗

— Ах нет, господин Понсен! перебил испуганный Флоранс. — Лучше я предложу вам другую задачу, которая, по крайней мере, будет иметь для вас прелесть новизны.

— С удовольствием, — ответил Понсен, вооружаясь карандашом, чтобы записать условие.

— Три человека, — диктовал Амедей Флоранс, — один ростом в один метр девяносто сантиметров, другой — в один метр шестьдесят восемь сантиметров и третий — в двадцать семь сантиметров, пробежали триста тридцать два километра в двадцать восемь дней. Сколько километров пробегут за одну секунду восемь человек, из которых двое безногих, если известно, что их средний возраст сорок пять лет?

— Это задача на тройное правило, — сказал Понсен, глубокие морщины на лбу которого указывали на серьезное раздумье.

— Вы решите это на свежую голову, — поспешил посоветовать Амедей Флоранс. — И такие вычисления вы заносите в книжку во все время путешествия?

— Совсем нет, господин Флоранс! — запротестовал Понсен со значительным видом. — Задачи для меня лишь развлечение, отдых, игра ума. Обычно я занимаюсь материями гораздо более серьезными и высокими, поверьте!

— Осмелюсь ли спросить…

— Я — статистик, — скромно признался Понсен.

— Значит, здесь содержится статистика? — спросил Флоранс, показывая на знаменитый блокнот.

— Да, сударь, — ответил Понсен, положительно опьяневший от энтузиазма. — Эти заметки содержат неистощимые залежи сведений! Я открыл поразительные вещи, сударь!

Понсен открыл книжку и начал быстро перелистывать страницы.

— Вот посмотрите на это, сударь! — вскричал он, показывая запись от шестнадцатого февраля. — За шестьдесят два дня мы видели девять стад антилоп, содержащих в целом три тысячи девятьсот семь голов, сосчитанных мною, что в среднем дает на одно стадо четыреста тридцать четыре и одиннадцать сотых антилопы. В один год — это математика! — мы встретили бы сорок шесть и девяносто три сотых стада, то есть двадцать тысяч триста семьдесят два и семьдесят две сотых антилопы. Отсюда вытекает ма-те-ма-ти-чес-ки, что пятьдесят четыре тысячи шестьсот квадратных километров, которыми исчисляется площадь Петли Нигера, содержат пятьсот пятьдесят шесть тысяч сто шестьдесят шесть и восемьсот девяносто четыре тысячных антилопы. Это, как я полагаю, ценный результат с зоологической точки зрения!

— В самом деле… в самом деле… — забормотал ошеломленный Амедей Флоранс.

— Удивительнейшие вещи, я вам говорю! — бегло продолжал Понсен. — Я знаю, например, что в Петле Нигера содержится в среднем девять тысячных каймана и двадцать семь десятитысячных гиппопотама на метр течения реки! Что она произведет в этом году шестьсот восемьдесят два квадриллиона триста двадцать один триллион двести тридцать три миллиарда сто семь миллионов четыреста восемьдесят пять тысяч и одно зерно проса! Что здесь ежедневно рождается в среднем двадцать восемь тысячных ребенка на каждую деревню и что эти двадцать восемь тысячных содержат двести шестьдесят семнадцатитысячных девочки и сто девяносто девять семнадцатитысячных мальчика! Что линии татуировок на коже негров этой области, будучи приложены друг к другу, накроют сто три тысячи пятьсот двадцать восьмых окружности земного шара! Что…

— Довольно!.. Довольно, господин Понсен! — перебил Флоранс, затыкая уши. Это восхитительно, в самом деле, но чересчур сильно для меня, признаюсь. Последний вопрос! Эти иероглифы, которые я имел однажды вольность переписать, имеют такой же смысл?

— Безусловно, — заявил Понсен. — Пять д. и двенадцать ф. представляют дату и попросту обозначают пятое декабря и двенадцатое февраля. Пр. д. значит пройденные деревни, м. — мужчины, в ср. — в среднем, ж. — женщины, н. к. д — на каждую деревню, кв. км — квадратные километры и так далее. Это все очень просто. А самое интересное — это заключение, то есть общее количество населения в Петле Нигера. Вы видите запись на пятое декабря, нас. в ц., то есть население в целом: один миллион четыреста семьдесят девять тысяч сто четырнадцать человек.

— Да, я вижу, — сказал Флоранс, — но вот здесь под датой двенадцатое февраля: нас. в ц. четыреста семьдесят тысяч шестьсот пятьдесят два. Какое из этих чисел верное?

— Оба, — заверил Понсен. — Первое верно на пятое декабря, а второе — на двенадцатое февраля.

— Выходит, что в промежутке произошла ужаснейшая эпидемия, о которой мы ничего не слышали?

— Я этого не знаю и не хочу знать, — с великолепным презрением заявил Понсен. — Статистик, достойный своего имени, не должен размышлять, сударь! Он смотрит, наблюдает, все подсчитывает, фиксирует здесь и там, и из его исследований, наблюдений, вычислений результаты вытекают сами собой. Не важно, что они меняются! Это ма-те-ма-ти-че-ски неизбежно, если изменяются данные. Такая подробность не мешает сложению быть сложением, вычитанию — вычитанием, умножению…

— Умножением и так далее.

— И так далее, — машинально повторил Понсен. — Статистика — неизменяемая наука, но она постоянно эволюционирует, сударь!

Удовлетворив любопытство настолько, что он сам даже этого не ожидал, Амедей Флоранс поспешил закончить разговор на этом восхитительном выводе.

Собираясь вместе, пленники вели разговоры гораздо более серьезные. Как и следовало ожидать, они чаще всего обсуждали свое положение и того, от кого оно зависело, Гарри Киллера, который произвел на них неизгладимое впечатление.

— Кем мог бы быть этот субъект? — спросил однажды Барсак.

— Он англичанин, — ответила Жанна Бакстон. — Его акцент не позволяет в этом усомниться.

— Пусть англичанин, — ответил Барсак, — но это ничего не объясняет. Во всяком случае, он человек необыкновенный. Создать такой город в десять лет, преобразить пустыню, привести воду туда, где ее не знали веками, это доступно лишь гению, вооруженному обширными научными знаниями. Неоспоримо, что этот авантюрист наделен чудесными талантами.

— Это тем более непонятно для меня, — сказал Амедей Флоранс, — что я считаю Гарри Киллера сумасшедшим.

— Он по меньшей мере полусумасшедший, — подтвердил доктор Шатонней, — но полусумасшедший алкоголик, что еще ужасней.

— Соединение этих двух «достоинств», — сказал Амедей Флоранс, — создает классический тип деспота, то есть человека, поддающегося любому побуждению. Судьба дала ему власть, и он распоряжается ею, как избалованный ребенок. Не терпя ни малейшего сопротивления, он мгновенно переходит от бешенства к спокойствию и обратно и проявляет глубокое презрение к человеческой жизни, разумеется, чужой.

— Подобные типы нередки в Африке, — объяснил доктор Шатонней. — Привычка жить постоянно в обществе людей, гораздо ниже стоящих по положению, которыми можно бесконтрольно распоряжаться, часто превращает в жестоких сатрапов [74] тех европейцев, которых не защищают от такой заразы твердый характер и возвышенная душа. Деспотизм — местная болезнь колоний. Гарри Киллер зашел немного дальше других, вот и все.

— По-моему, он сумасшедший, я это повторяю, — заключил разговор Амедей Флоранс, — а на сумасшедших нельзя рассчитывать. Сейчас он о нас забыл, а, быть может, через пять минут прикажет казнить.

Но мрачные предположения Амедея Флоранса не оправдывались, и ближайшая неделя не принесла ничего нового. Зато третьего апреля произошли два события, совершенно различных. Около трех часов дня пленники были приятно удивлены появлением Малик. Негритянка бросилась к ногам Жанны Бакстон и с трогательным пылом целовала руки своей госпожи, тоже очень взволнованной.

Оказалось, что маленькую негритянку не перевезли на планере, как других пленников, и она прибыла с четырнадцатью стрелками и двумя сержантами бывшего конвоя, по этапам, в продолжение которых ей пришлось испытать дурное обращение. Пленники не спрашивали о Тонгане, так как, судя по ее печали, она ничего о нем не знала.

Два часа спустя после появления Малик произошло событие совсем другого свойства. Около пяти часов в галерею прибежал возбужденный Чумуки. Он объявил, что его прислал Гарри Киллер с приказом привести к Господину мадемуазель Морна, его будущую жену.