ВьЮжная Америка - Романенко Александр Юрьевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Это — всеобщая эквадорская черта: не верить написанному. То есть прямо противоположно русской привычке. Для нас в России испокон веку было так: говори что хочешь — грош цена твоим словам, если они не подкреплены бумажкой. Бумажка, само собой, должна быть с печатями. Или, на худой конец, с подписями. А в наше время — с телефонами и торговым знаком фирмы. Слова — что? Ветер, колебания воздуха. А бумажку можно прикнопить к делу, отнести куда следует и сотворить с ее помощью что угодно.
Здесь же, в Латинской Америке, все наоборот. Разумеется, адвокаты, бухгалтеры и прочий канцелярский люд молятся на бумажку и служат ей верой и правдой. Но человек улицы плевать на нее хотел. Человек улицы любит, чтобы ему лично, лоб в лоб, пересказали то, что написано на бумажке. «А вдруг там не все написано? — думает человек улицы. — А если имеется в виду что-нибудь другое, не то, что в тексте?» И всегда переспрашивает.
Я отвечаю с радостью, точнее, с готовностью. Говорю, конечно, отрывочно, непонятно, сам иногда заглядываю в рекламку или просто декламирую строку за строкой. Но слушатели довольны. Им, как оказалось, многое нравится, особенно название моей фирмы. «Масюк, Масюк», — повторяют они. И фотографии тоже нравятся. И про тигров спрашивает каждый третий, а каждый пятый утверждает, что это фон. Я ненавязчиво объясняю, приглашаю взглянуть, какой у меня фон, какое оборудование. Говорю, что это запатентованная технология.
— Технология какой страны? — интересуется самый дотошный.
— Конечно, Японии! — уверенно отвечаю я.
— Да, Япония, Масюк, — кивают все.
Но сниматься прямо сейчас, не сходя с места, никто не желает.
— О, это делается не так, — говорит мне одна полная дама. — Нужно сменить одежду, нужно сделать прическу.
— Я приду с внуком, — обещает пожилой мужчина. — У вас много фонов для детей?
— Композиций, — поправляю я. — Десять базовых композиций для детей, но скоро будет больше.
— Сколько дней ждать заказ?
— Один день. Если съемка сегодня, то завтра утром — готовые фотографии.
— О, не нужно так быстро, это не срочно.
— Я не беру за срочность. Просто у нас такая быстрая технология.
Многократно уточняется цена. Я напоминаю, что столько же стоит обычная фотография, но вдвое меньшего размера, и без композиций, и без пленки с обеих сторон. Говорю, что моя фотография хранится вечно, сто лет, это гарантировано патентованной технологией компании «Машук». Для убедительности раздаю всем квадратики — белая эпсоновская бумага для фотопечати, накатанная ламинатором. Щупают, гнут, хвалят. И уходят. На всякий случай я снабжаю каждого, кто проявил интерес, своей визитной карточкой и еще одним флаером-рекламкой.
Первым клиентом оказалась продавщица. Молодая энергичная баба, шустрая до нервозности, прилетела, едва не сбила штатив с камерой и с размаху ткнула ногтем в образец на витрине:
— Это!
Хороший образец, ничего не скажешь. На невысоком сугробе сидит журнальная красавица, длинное платье и туфельки припорошены снегом. Слева от нее, в полуметре, остановился и принюхивается гигантский белый мишка. А еще двое таких же мишек играют чуть поодаль, скользя на синеватом льду. Арктика во всей красе.
— Это!
— Хорошо, замечательно, — улыбаюсь я.
Усаживаю продавщицу на табурет, вполоборота. Рука опущена, лицо в три четверти. Она неожиданно вскакивает и уносится как комета. Но тут же возвращается с большущей щеткой для волос и начинает немилосердно драть их перед зеркалом. Выдирает волосы и поглядывает на образец — хочет быть похожей на француженку. Я не спешу, клиент, как говорится, всегда прав.
Снова усаживаю ее вполоборота, рука опущена.
— Мне улыбаться? — спрашивает.
— Конечно.
— Нет, я не хочу улыбаться. Мне улыбка не идет.
— Тогда не улыбайтесь.
— Нет, я буду выглядеть скучной.
— Улыбайтесь, но не сильно. Чуть-чуть улыбайтесь.
— Вот так? — скалит зубы.
— Да, примерно.
— Или лучше смотреть на медведя? Где будет медведь, там или тут, с какой стороны?
— С этой.
— Нет, боком мне тоже не идет. Я хочу как там, — показывает на витрину.
— Конечно, будет точно как там.
Мой ответ ее успокаивает. Но ненадолго.
— Ой, не спешите, я еще не настроилась!
И все снова-здорово. Однако даже у съемки бывает конец. Через десять минут мой первый клиент уходит.
— Запомни день и час, — говорю я Валентине. — В следующем году в это же время откроем шампанское, будем праздновать годовщину бизнеса.
Но первый день оказался неудачным. Больше так никто и не пришел. Мы просидели, протосковали и вернулись домой в довольно плохом настроении. Даже не хотелось праздновать. Но нельзя же не обмыть такое дело? Обмыли дорогим красным вином — испанский виноград, Севилья, лето семьдесят восьмого года. Кислятина изрядная, как раз кстати в такой скучный день.
— Ничего, — успокаивает меня Валентина. — Раскачается. Завтра выйдет реклама в газете, и все потихоньку пойдет.
— Пойдет, — соглашаюсь я, — как не пойти.
— И еще нужно сделать композиции на эквадорскую тему. Это многим понравится.
— Ты думаешь?
— Конечно! Они же ищут на фотографиях эквадорский флаг, я же вижу.
«А ведь правда, — думаю я, — тигры тиграми, а местную тематику нужно развивать».
И решаю в первый же выходной погулять с камерой по историческому центру, поискать натуру. Тем более что южные районы мне еще плохо известны, а хочется знать все.
— И я с тобой, — просит Маша.
— Договорились.
Исторический центр, а точнее, исторический район, выдуман исключительно для привлечения американцев. Но так как большинство из них историей не интересуется — они приезжают в Эквадор ради Галапагосов и Амазонской сельвы, — то в историческом районе американцев не так уж много.
Однако это вовсе не означает, что там нечего посмотреть. Есть чего, хватит на несколько часов видеосъемки и полтысячи фотографий. Для какого-нибудь рафинированного советского человека самой притягательной частью столичного юга является, несомненно, вещевой рынок. Это — монстр китайского (не китийского) ширпотреба, гигант мелкой торговли. В своей жизни мне никогда не приходилось сталкиваться со столь объемным выбором тряпья и с такими смешными ценами.
Имея желание и сто «зеленых», мы втроем, Валентина, Маша и я, могли бы явиться на этот рынок нагишом и запросто одеться с ног до головы. Вполне нормально одеться. При том условии, разумеется, что мы не слишком требовательны к качеству и моде.
Мода в Китае понимается по-своему, с точки зрения доходности пошива, и никак иначе. В Эквадоре простые люди вообще не имеют понятия, что такое мода. Взгляд на красоту у них формируется от природы, от основ, а не от Парижа, поэтому китийская южная барахолка живет и процветает, переполняется товаром и покупателями и, как масляное пятно на воде, непрерывно расползается во все стороны. Трудно сказать, сколько кварталов, сколько улиц, переулков, площадок и тупичков уже захвачено прилавками, стеллажами и вешалками. Если я скажу десять кварталов — это мало что прояснит. Если сказать «квадратный километр» — тем более туманно. Лучше сказать так: три часа осмотра. Да, если не отвлекаться на призывы торгашей, не останавливаться перед развалами швейно-скорняжных достижений китайского народного хозяйства, не увлекаться примерками и верчением перед зеркалами, то три часа, возможно, хватит, чтобы побывать во всех уголках этой толкучки. Но только не в воскресенье. По воскресеньям сюда стекается столько «коммерсантов» и потенциальных купцов, что не пробиться. Да и площадь рынка увеличивается как минимум на треть.
К моему великому счастью, мы пока еще не нуждались в обновках, поскольку привезли из Москвы целые груды одежд. Естественно, Валентина думает иначе. Она готова купить вот это, и это, и еще вон то.
— Ты ничего не понимаешь, — говорит она и смотрит на меня с добрым сочувствием, как на безнадежно больного. — Если купить вот это, и это, и вон ту юбку, а к ней вон те сапоги, то я сэкономлю огромные деньги!
