Золотые Антилы - Северин Тим (читаемые книги читать .TXT) 📗
История вторжения буканьеров на Тихоокеанское побережье не касается Золотых Антил, и достаточно сообщить, что хотя налетчики при помощи индейцев-проводников успешно отыскали путь через перешеек, но надежды буканьеров не оправдались. Они выдержали несколько схваток с испанскими патрульными судами на Тихом океане и некоторые из них сумели захватить, превратив в пиратские суда. Но задержка лишила налетчиков преимущества неожиданности, и на всем побережье поднялась тревога, испано-американские колонисты, по своему обыкновению, эвакуировались из селений, унося в горы все ценное, и дожидались, пока буканьеры потеряют терпение и уплывут восвояси. Те захватывали один полупустой город за другим и сожгли несколько дотла, не получив выкупа, но добыча оказалась скудной. Та же история повторялась на море. Испанские корабли либо не показывались на глаза, либо оставляли наиболее ценные грузы на берегу, укрыв в тайниках. Перехватить манильский галеон не удалось. Неудачи и нехватка продовольствия вызвали стычки среди буканьеров. Болезни и боевые потери уменьшили их число, и хотя это означало, что на каждого выжившего придется большая доля трофеев, налетчики лишились лучших, самых решительных капитанов. Шаг за шагом руководство теряло власть, и в совете буканьеров начались открытые ссоры. Новые главари избирались общим голосованием, и выбор не всегда оказывался удачным. Наконец, когда верховным командующим был выбран человек, известный своей некомпетентностью, значительная часть отряда возмутилась и откололась. Оставив основную группу продолжать кампанию, отколовшиеся, в том числе Уильям Дампир и Лайонел Уофер, решили самостоятельно вернуться через перешеек.
Решение было отважным: они уже знали, как устрашающе труден путь по Панамскому перешейку. Теперь их ожидали двойные сложности, потому что маленький отряд буканьеров был измотан и отступал. Не хватало провианта; многие были ранены и все тяжело нагружены добычей. Несколько человек утонули при переправе через лесные речушки, поскользнувшись и уйдя под воду вместе с грузом. Однако этому усталому маленькому отряду каким-то образом удалось избежать столкновения с испанской пограничной стражей Тихоокеанского побережья и укрыться в зарослях и лесах, покрывавших хребты Кордильер. Здесь-то, в дремучих, неизведанных горных лесах, неудачный взрыв пороха и превратил Лайонела Уофера в калеку.
Несчастье усугублялось тем, что случилось вдали от обычных мест, где действовали буканьеры. Панамский перешеек был дикой местностью, известной лишь как обиталище странных и примитивных индейцев, редко показывавшихся белым людям. Англичане понятия не имели, следует ли их малочисленной и слабой группе ожидать засады; к тому же существовал постоянный риск, что испанский патруль уже напал на след буканьеров и настигает, идя по пятам. К тому же запас продуктов подходил к концу и начинался сезон дождей. Через несколько недель вздувшиеся бурные потоки сделают всякое передвижение по перешейку невозможным, и только ежедневный форсированный марш давал надежду вернуться к кораблям, оставленным с малочисленной командой на карибском берегу. При таких обстоятельствах отряд никак не мог задержаться ради искалеченного врача.
Пять дней Лайонел Уофер с огромным трудом пытался поспевать за товарищами. Но однажды ночью чернокожий раб, несший его сундучок с хирургическими инструментами, сбежал в лес, прихватив с собой весь запас лекарств. Уофер пал духом. Лишившись возможности обрабатывать рану, он отказался от безнадежных усилий. Он сказал товарищам, что лучше свернет с пути и отдастся на милость индейцев.
Что характерно, Уофер не впал в панику. Он сознавал, что положение отчаянное, но он остался не один. С ним были двое буканьеров, решивших остаться, так как они были слишком измучены, чтобы продолжать путь. Оба, Ричард Гопсон и Джон Хингстон, оказались вернейшими спутниками. Гопсон, прежде чем сбежать и стать буканьером, был учеником аптекаря в Лондоне. Он, по словам Уофера, был «человек изобретательный и весьма сведущий». В самые мрачные дни он пытался развеселить товарищей, зачитывая им пассажи из греческой Библии, каким-то чудом сохранившейся у него в пути. Уофер пишет, что он переводил греческий текст «с листа для всякого, кто расположен был слушать». С Джоном Хингстоном, которого он кратко характеризует как «моряка», Уофера в странствиях по перешейку связала такая крепкая дружба, что они оставались вместе еще девять лет, разделив множество приключений и срок в джеймстаунской тюрьме, откуда наконец вместе вернулись домой, в Англию. Кроме этих замечательных спутников, к Уоферу вскоре присоединились еще два буканьера, Роберт Спрэтлин и Уильям Боумен, отбившиеся от отряда незадолго до того и блуждавшие по лесу в надежде догнать основную группу. Спрэтлин и Боумен наткнулись на тройку оставшихся, когда те отдыхали в деревне лесных индейцев, набираясь сил для продолжения пути к побережью.
Пятеро буканьеров не знали, что находятся еще на тихоокеанской стороне Кордильер. Между ними и безопасностью карибского берега стояла почти непреодолимая преграда: два хребта, протянувшихся вдоль перешейка. Короткие быстрые реки разрезали Кордильеры на сеть глубоких ущелий и крутых гребней. Тут и там в глуши пролегали пешеходные тропы индейцев, но требовался острый глаз следопыта, чтобы различить эти тропки, чужак же быстро сбивался с пути. Индейские тропы блуждали взад и вперед, независимо от направления, а когда полоса тропических дождей нависала над перешейком и ливень хлестал каждый день с монотонным постоянством, всякое движение делалось невозможным. В липкой грязи трудно было удержаться на ногах; крошечные ручейки, пересекавшие тропы, превращали те в русла потоков. Даже когда дождь прекращался, на путников непрестанно лило с деревьев. Огромные деревья поднимались на сотню футов над землей, их нижние ветви начинались над нижним горизонтом подлеска, обвивавшегося спутанным, почти непроницаемым ковром вокруг исковерканных стволов лесных гигантов. Синие, золотистые и красные цветы мерцали в зарослях и паразитировали на крупных ветвях, но их яркие пятна были лишь обманчивым украшением ландшафта, в корне враждебного пришельцу. Через эти заросли испанские конкистадоры некогда прорубили путь от карибского к Тихоокеанскому побережью и заложили на каждом по нескольку городов. Они назвали эти места «Дарьен» и возлагали на них большие надежды. Но города оказались эфемерными. Одни уже прекратили свое существование, другие едва держались в борьбе с суровой природой; и лишь немногие, такие как Панама, процветали, лишь потому, что нельзя было обойтись без порта для перевозки товаров между Испанией и Тихоокеанской империей. Испанцы не раз пытались вступить в единоборство с природой и обжить материковую часть Дарьена, но все попытки терпели поражение, и они наконец поняли, что надо держаться побережий. Даже слухи о золотых копях в глубине страны не могли заманить испанцев на постоянное жительство. Старатели забирались в Кордильеры, ненадолго останавливались на реках, мыли золото, когда позволяла погода, и поспешно возвращались на побережье с приближением дождей.
Только индейцам удавалось круглый год жить во внутренних областях Дарьена. Большинство селились на северной, карибской стороне Кордильер, и белые люди называли их «куна». Это наименование, возможно, возникло, когда первые европейцы, побывавшие в этих местах, на вопрос: «Кто ты?» — слышали в ответ: «Куньи», то есть «взрослый мужчина» на языке туземцев. Индейцы в некотором смысле извлекали пользу из неблагоприятных условий. Леса, Кордильеры и тропические болезни защищали их от чужаков, и, если не считать редких священников-миссионеров, обычно отступавших от первоначальных намерений в отчаянии или умиравших от лихорадки, индейцев в общем оставляли в покое. У них, безусловно, не было оснований радоваться пришельцам: это были гордые люди, придававшие большое значение чистоте крови и не позволявшие своим женщинам встречаться с чужаками, которых занесло в их глухие места. Подобно речным индейцам, с которыми познакомился в Гвиане Рэли, они жили в хижинах из тростника с кровлями из листьев и ходили почти голыми. Они спали в гамаках и рыбачили на долбленных каноэ, а в лесах охотились с луком и стрелами. Деревню окружали небрежно возделанные посадки, а в лесу индейцы собирали дикие плоды. Знакомы они были и с табаком — хотя больше нюхали дым, чем вдыхали его в легкие.
