Острова, не тронутые временем - Грин Лоуренс (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
В течение многих лет на лихтерах подвозилась к кораблям вода из старого колодца, что расположен под домом губернатора. Фирме принадлежит и система ирригации левада (о ней я скажу ниже), которая снабжала водой часть острова.
В числе великих людей, которые посетили Мадейру и стали членами семьи Блэнди, нужно упомянуть ученого, сэра Вильяма Томсона, который стал позднее лордом Кельвином. В Фуншале он проводил некоторые исследования, в частности занимался измерением приливов у скалы Луу.
Мужем мисс Мэри Блэнди стал мистер Грэбхем, известный в медицинском мире под именем «Грэбхем с Мадейры». Этот человек, как только получил диплом врача, прибыл на Мадейру на двухсоттонном бриге и стал одной из самых примечательных личностей острова. Ботаник и садовод, он был крупным авторитетом по естественной истории острова. Именно благодаря его медицинским статьям на Мадейру потянулись больные туберкулезом.
Доктор Майкл Грэбхем питал слабость к коллекционированию часов. У него их было двести штук, в том числе гигантские церковные часы, а также часы с огромным шестнадцатифутовым маятником. Причем все предметы его коллекции были не только экспонатами. Он аккуратно заводил их и содержал в полном порядке. Доктор Грэбхем был гостеприимным человеком, но гости находили громкое тикание и бой многочисленных часов по ночам весьма обременительными. Сам хозяин, казалось, не замечал этого шума. Он любил также играть на органе в лондонской церкви Святого Павла. Когда он в 1935 году умер в возрасте девяноста пяти лет, лондонская «Таймс» писала: «Доктор Грэбхем был самой Мадейрой. На острове, несомненно, не было ни более любимого человека, ни более влиятельной личности».
Когда вы будете завтракать в открытом павильоне «Рейла» над скалами, обратите внимание на бунгало под красной черепицей, в котором вам приготовили ленч: в этом старом доме жил доктор Грэбхем.
Лучшим частным имением на всей Мадейре было, пожалуй, принадлежавшее супругам Грем Блэнди — Квинто де Палейро. К нему примыкала ферма с восемьюстами акрами и с прославленным садом. Это место представляло для ботаников огромный интерес. Поэтому генерал Сматс, как только ступил на берег Фуншала, сразу же отправился на Квинто де Палейро (он уже ранее бывал на острове и изучал травы в труднодоступных уголках Мадейры).
Блэнди купил поместье вскоре после своего возвращения из Наталя. Потом его семья владела им более семидесяти лет. Ферма расположена на высоте тысячи восьмисот футов над уровнем моря, поэтому здесь нет условий для выращивания таких культур, как сахарный тростник, бананы и виноград. Зато прекрасно вызревают цитрусовые, клубника, пшеница, кукуруза, ячмень. Огромный сад раскинулся на тридцать акров, здесь можно найти хвойные из Ньясаленда, заросли аронника, тысячи деревьев камелии самых красивых сортов, огромные секвойи, магнолии, ели с острова Норфолк, с Гималаев и сосны с Канарских островов, южно-африканские цветы на каменных россыпях (бабианы, иксии, хрустальная трава) и многое другое. Вы увидите здесь и деревья, типичные для самой Мадейры: ландышевое, драконово, гигантский вереск, мадейрский остролист и местную породу эбенового дерева.
В саду Квинто де Палейро с куста на куст перелетают павлины — яркоперые родственники индюшек. Иногда на них устраивают охоту. Молодых павлинов поджаривают, как индеек, в собственном жире и нашпиговывают орехами. Это — превосходное блюдо.
Как и повсюду на Мадейре, водоснабжение поместья осуществляется с помощью ирригационной системы левада (о ней я уже упоминал), от которой южноафриканские фермеры, посещающие остров, приходят в восторг. Жители острова вот уже пять веков строят левады, и эта разветвленная система позволяет им доставлять воду в любое место. Каждая такая система начинается от источника где-нибудь далеко в горах, и выдолбленные в горной породе русла, стоки и желоба позволяют доводить ее за счет небольших перепадов на расстояние до семидесяти миль. Там, где система пересекает участки других владельцев, вода проходит через туннели. Одни левады принадлежат государству, другие — компаниям. Стоимость воды определяется временем ее использования.
У меня всегда кружится голова от высоты, поэтому я с ужасом отметил, что некоторые левады высечены прямо на острых верхушках скал. В одних случаях выбивали траншеи, в других — делали желоба с помощью камня или цемента. К левадам вела узенькая тропинка. По ней можно было легко пройти, чтобы в случае необходимости устранить неисправность в системе. Теперь эти дорожки соединяют и деревни. Любители приключений, которые рискнут пройти по тропинкам левада, окажутся в самых изумительных местах: девственные леса и отгороженные от всего мира горами долины, пики, водопады. Для альпинистов левады — подлинное удовольствие. Для тех же, кому внезапные обрывы глубиной в несколько сотен футов большой радости не представляют, существуют обычные дороги. В районе Рибейро Фрио мне удалось найти место, где крутизна меня не пугала. Здесь я прошел по тропинкам левады, и эта прогулка стала одной из самых интересных в моей жизни. Пожалуй, никогда у меня не было такого чувства, словно я оказался где-то между небом и землей.
В Квинто де Палейро Грем Блэнди предложил мне стакан одного из самых старых вин в мире. Он рассказал мне его историю и вновь наполнил бокал чудесной мадерой... Это — целое событие в жизни, и я выражаю мою признательность Грему Блэнди.
Прежде всего замечу, что мадера не похожа ни на одно вино в мире, и этим своим свойством она, возможно, обязана огню. Зарко, человек, открывший остров и его первый губернатор, вообразил, что необходимо очистить его от леса для поселенцев. Он поджигал леса, так что пламя бушевало несколько лет. Но в середине XV века, когда Зарко давно уже умер, на пепле и лиственном перегное расцвели виноградники.
Английские торговцы, обосновавшиеся на острове три столетия назад, занялись вывозом вина. Одни суда везли мадеру в Англию, другие — в Индию. Когда владельцы встречали в Англии свои суда и пробовали вино, то оказывалось, что за время перевозки вкус его загадочным образом улучшился. Другие же вина в тропиках теряли свои вкусовые качества или портились. Вскоре стало ясно, что мадера приобретает присущий ей тонкий вкус лишь после длительного пребывания в сухом и жарком трюме. До сих пор этой загадки никто не может объяснить.
— Вино — оно живое, — говорил мне один эксперт в Фуншале. — За ним необходимо заботливо ухаживать, как за ребенком или стариком. Я не могу объяснить, почему мадера живет вечно, но уверен, что это так. Видимо, пожар, который устроил Зарко, может как-то объяснить загадку. Думаю, что сочетание пепла с вулканическим происхождением острова и придает каким-то образом характерный привкус мадере. Дело здесь в почве, самой богатой в мире.
Я удостоился чести побывать даже в подвале, откуда Грем Блэнди достал бутылку мадеры урожая 1792 года. Я был очарован историей, рассказанной мне при этом хозяином, и удивительным, ни с чем не сравнимым вкусом темного вина.
Именно это вино было продано Наполеону, когда по дороге на остров изгнания он побывал на Мадейре. Британский консул Вейч распорядился, чтобы в бочки его судна перекачали более ста галлонов мадеры. Наполеон заказал также фрукты и несколько книг, расплатившись золотыми наполеондорами. Вскоре после этого на острове начали строить английскую церковь, в фундамент которой были заложены эти монеты. Однако за вино никто не заплатил. Виновный в этом Вейч после смерти императора вывез оставшееся вино со Святой Елены и продал его Чарльзу Блэнди. Много лет спустя мадеру Наполеона приобрел Майкл Грэбхем, который и оставил несколько исторических бутылок буаля 1792 года Грему Блэнди и его брату Джону. Как большой любитель вина, я со всей ответственностью могу заявить, что на Мадейру стоит поехать лишь для того, чтобы отведать мадеры. Она бесподобна!
За два года до смерти доктор Майкл Грэбхем принимал французского знатока вин Андрэ Симона и угощал его вином 1792 года. «Оно было превосходно — выдержано по цвету, букету и запаху и, что еще более замечательно, если здесь можно употребить слово «более», своей родословной», — записал Симон. И вино все еще было превосходным, когда октябрьским вечером 1956 года я с благоговением поднес к губам стакан роскошного буаля.
