Индия. Записки белого человека - Володин Михаил Яковлевич (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
За три недели до нашей с тобой встречи ранним июньским утром я вышел из гостиницы «Сиддхартха» в Лехе и направился к ближайшей от города гомпе[40] Спитук. В тот день там начинали строить Калачакру из песка, но мне об этом ничего не было известно. Когда я открыл дверь ритуального зала, первые песчинки упали в центр столешницы с нарисованными на ней контурами будущей мандалы. И с этого момента я не мог оторвать взгляда от красного восьмиугольника стола. На целых одиннадцать дней все прочее перестало существовать. Словно вдохнул, а выдохнуть забыл.
Я глядел во все глаза, как монах в красных одеяниях и с белой повязкой вокруг рта, сидя со скрещенными ногами на столе и низко наклонившись, трет одной медной трубкой о другую и из отверстия той второй долго сыплется песок. Как потом он тщательно чистит трубку внутри, зачерпывает ею из плошки песок другого цвета, и все повторяется сначала. Я наблюдал за растущим в центре мандалы квадратом, и мной владел необъяснимый восторг. Мне отчего-то важно было не упустить ни одной даже самой мелкой детали, словно от этих точек, линий и закорючек зависело понимание чего-то главного, без чего будто бы и жить дальше будет не интересно и не нужно. Я отрывался от наблюдения лишь затем, чтобы сделать несколько снимков.
Странные вещи происходили со мной в тот первый день! То ли от напряжения, то ли от обилия красного цвета вокруг мне наяву привиделся сон из детства: по бесконечному маковому полю шел лысый человек в красном плаще, а я прятался от него в цветах. Но куда бы я ни пытался скрыться, он всякий раз поворачивал и шел прямо на меня. И лишь когда мой преследователь подходил совсем близко, я замечал, что он слеп. Но от этого становилось только страшнее. Чтобы избавиться от морока и рассеять пугавшее с детства видение, я искал укрытия у Калачакры. Я прятался от сжимавшихся на столе красных концентрических кругов в центр крошечного белого квадрата, на котором был нарисован лотос с голубой и рыжей точками, символизирующими божественную пару. Глядя на эти точки, я представлял, как в сердце песчаного дворца двадцатичетырехрукий бог времени Калачакра держит в объятиях свою восьмирукую супругу Вишвамату. У Калачакры лицо было гневное, как у мужчины, которого застали в момент интимной близости, а у Вишваматы чувственное — ей мои подглядывания были безразличны.
Отдавшись фантазиям, я не заметил, как наступило время обеда. Монахи ушли куда-то во внутренние помещения, а меня попросили на время выйти из зала и на дверь повесили тяжелый тибетский замок. Я стоял на балюстраде, опоясывающей стены монастыря, и смотрел на город, лежащий в десяти километрах от меня. Все пространство от стен гомпы до крошечных белых терявшихся в дымке зданий занимали зеленые поля. Часть их относилась к городскому аэродрому, остальные использовались под посевы. Поля были расчерчены так, словно кто-то собирался строить песчаную мандалу с центром в монастыре.
Ламы один за другим тянулись с обеда, и каждый, проходя мимо меня, улыбался. Трудно было понять, кому эти улыбки предназначались: мне или миру, лежащему вокруг, — этим самым полям, городу и горам, поднимающим к небу снежные вершины уже на самом горизонте. Вполне возможно, что я для лам и был частью пейзажа.
Вскоре на помощь к монаху с повязкой вокруг рта пришел еще один, а через несколько часов к ним добавились двое других. Монахи устроились на столе по сторонам света. Каждое направление имело свой цвет: восток был черным, юг красным, запад желтым, север белым. Вчетвером работа пошла заметно быстрее. Иногда, чтобы дать отдых находившимся в постоянном напряжении шеям, строители мандалы упирались друг в друга головами. Со стороны казалось, что они бодаются. Видя, как тяжело приходится монахам, я мысленно их подбадривал и напрягался вместе с ними, так что в конце концов у меня тоже заболела шея. И вот ведь, поверишь, Дани, я радовался этой боли! Так мне хотелось поучаствовать в создании красоты, рождавшейся на моих глазах.
Незадолго до заката я отправился назад, в гостиницу. Путь, который с утра казался легким и радостным, вечером тянулся бесконечно. Словно с каждым шагом, отдалявшим меня от Калачакры, у меня убывало сил. Воинские части с улыбающимися при свете дня солдатами в сумерках щерились бетонными заборами с колючей проволокой, а редкие машины, проезжая мимо, слепили и безбожно сигналили. Я едва добрался домой и, не притронувшись к ужину, которым меня угостили мои спутники Аня и Веня, повалился на кровать.
С утра я проснулся совсем больным. Тело было ватным, словно кто-то за ночь подменил его. В другое время я наверняка остался бы лежать в кровати, но сейчас заставил себя поесть и отправился в монастырь. Путь в десять километров занял у меня больше трех часов. Я шел, тяжело дыша и часто останавливаясь. Когда до цели оставалось чуть больше километра, рядом со мной тормознул грузовик, и водитель махнул — давай, залезай! Он посмотрел на меня с таким сочувствием, что мне стало не по себе. Потом водитель достал из бардачка чистую тряпку и протянул мне. Тут только я заметил, что по лицу у меня бегут струйки пота.
Монахи приветствовали меня кивками. Похоже, они не сомневались, что я приду снова. В мое отсутствие мандала заметно подросла: дворец Калачакры от центральной точки спустился на три яруса вниз. Черное сменялось красным, красное желтым, желтое белым. Возникали санскритские буквы, обозначавшие имена неведомых мне богов. По четырем сторонам у ворот, ведущих во дворец, появлялись стражи в виде животных. Цветной круг вращался передо мной, как калейдоскоп. Он набирал обороты, вращение становилось все быстрей и быстрей. Я стоял, опершись о колонну, и боялся отойти от нее. У меня рябило в глазах, болезнь явно продолжала расти во мне. Вечером, вместо того чтобы идти домой пешком, я поймал попутку и добрался на ней почти до гостиницы.
Дома я долго не отпускал своих спутников, рассказывая им о строительстве мандалы, о пяти уровнях песчаного дворца, о том, что в Тантре медитация на Калачакру способна привести к нирване в течение одной жизни. Я вспоминал все, что мне было известно о круговороте времен, пускался в пояснения, говорил еще и еще — только бы не дать возможности Ане с Веней уйти в свою комнату. Мне было страшно оставаться одному. Когда же в конце концов они ушли, я до утра бегал из угла в угол. Казалось, стоит мне прекратить движение, и перестанет биться мое сердце. Мной владела паника, словно рухнули защитные барьеры и я оказался один на один с космосом, заглянул туда, куда человеку заглядывать было явно нельзя.
Увидев меня поутру, Аня и Веня переглянулись и сказали, что отправятся в монастырь вместе со мной. Я с радостью согласился. Мы решили ехать на автобусе, но, не доходя до остановки, я споткнулся, упал и потерял сознание. В больнице, куда меня доставили мои спутники, мне сделали искусственное дыхание. Давление на правой и левой руках различалось чуть не в два раза. Пульс был меньше пятидесяти ударов в минуту. Враг сказал, что это все от недостатка кислорода в горах, и поставил кислородную маску. Но, как это глупо ни звучит, я точно знал, что причина моей болезни в другом, что связана она не с высотой, а со строительством песчаной мандалы. Калачакра не желал впускать меня в свой дворец. Но мне упрямства не занимать! Через два часа я вышел из дверей больницы и первым делом попросил своих товарищей узнать, когда ближайший автобус на Спитук.
Ты спросишь, зачем надо было так мучить себя.
Не знаю. И тогда не знал. Оставшиеся дни до окончания строительства мандалы я буквально доползал до остановки и добирался до монастыря лишь к полудню.
Таким был третий шаг, который я совершал на пути самопознания.
Монахи, похоже, чувствовали, что со мной происходит. На четвертый день они пригласили меня пообедать вместе с ними и за едой осторожно поинтересовались, не собираюсь ли я принять прибежище, то есть прийти к Будде. Я ничего не ответил.
К концу седьмого дня мандала была готова. Чтобы защитить ее от мух, сверху поставили стеклянную восьмиугольную беседку. Песчаный дворец лежал внутри, как «секрет» из детства. А я, как ребенок, ходил вокруг него и хитро посмеивался, и ласкал взглядом пестрый песок, и ревновал жителей Леха, цепочкой выстроившихся от входа, чтобы поклониться своему божеству. Это была моя мандала! Я гордился ею и охотно рассказал бы любому из пришедших, как ее строили, как тяжело мне она давалась. Но никто меня не спрашивал об этом.
