Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Мортон Генри Воллам (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Вообще Честер представляет собой город балконов. С первого взгляда мне показалось, что практически все горожане проводят большую часть времени на старых дубовых галереях — стоят, перегнувшись через перила, покуривают, переговариваются с соседями и наблюдают за протекающей на улицах жизнью.
Пресловутые честерские Ряды — это длинные крытые галереи, которые проходят вдоль вторых этажей старых городских зданий. Попасть на них с мостовой можно по коротким лестничным пролетам. Вы поднимаетесь по каменным ступеням и оказываетесь на самых необычных торговых улицах, какие только существуют в Англии. Здесь, в темноте древних переходов, скрываются самые лучшие магазины, в которых можно отовариться, не замочив шляпы, даже в самую скверную погоду. Ряды обладают своеобразным шармом, который я бы определил как псевдосредневековый. «Псевдо-», поскольку данный тип построек не характерен собственно для Средних веков (по крайней мере, мне не удалось найти упоминания о подобных галереях на каких-нибудь иных улицах). И тем не менее Ряды производят впечатление чего-то сугубо средневекового. Представьте себе тяжелые дубовые балки, которые поддерживают полутемные, убегающие вдаль крытые галереи. Бросив взгляд за перила, вы видите напротив черно-белые фахверковые дома с точно такими же «рядами», протянувшимися на уровне второго этажа вдоль всей улицы. Там тоже стоят люди, которые поглядывают вниз и беседуют между собой.
Больше всего центральные улицы Честера напоминают гигантский стоящий на якоре галеон, на палубах которого собралась праздная отдыхающая публика.
Честерские Ряды на протяжении многих лет интригуют всех знатоков древности. Существует огромное количество теорий, но ни одна из них не в состоянии удовлетворительно объяснить происхождение этих своеобразных «торговых улиц».
— Кто знает, почему они возникли? — пожал плечами местный антиквар. — Некоторые считают, что их строители вдохновлялись архитектурой Древнего Рима, вернее, тем, что осталось от нее в Англии. Сторонники другой теории утверждают, будто галереи возникли в Средние века как оборонительное сооружение от набегов валлийцев. Есть и такие, которые полагают, будто все объясняется дороговизной земли в центре города. По их мнению, первые купцы возводили свои лавки на месте бывшего поселения древнеримских легионеров. Их конкуренты, также претендовавшие на дефицитное место в центре Честера, принялись надстраивать дома своих предшественников. Якобы это в конечном счете и привело к такому нетривиальному архитектурному решению. Гипотез много, но никто не берется с уверенностью объяснить возникновение честерских Рядов.
Это — одна из величайших архитектурных загадок Англии…
Честер можно с тем же основанием назвать «средневековым» городом, как и Кловелли — «очаровательным». Спорное по сути, но вошедшее в традицию утверждение. Ночная прогулка по Рядам производит зловещее впечатление. Все магазинчики закрыты, темные пустынные галереи (ибо вечерами горожане предпочитают передвигаться традиционным образом — по мостовым) кажутся бесконечными. Ваши шаги гулко разносятся под уходящими вдаль колоннами… но что это? Вы слышите (или вам кажется, что слышите) шорох за спиной: это наемный убийца идет за вами по пятам, вы уже ощущаете острие кинжала у вашей шеи! О боже, трудно представить себе более драматичную улицу, чем галереи Честера…
Местные жители настолько привыкли к своей многовековой истории (и ее материальным свидетельствам), что для них выпить чашечку кофе в склепе двенадцатого века — обычное дело. Я же чувствовал себя очень неуютно в великолепном сводчатом склепе, переоборудованном под ресторан! Глаз невольно разыскивал в толпе фигуры средневековых монахов в темных сутанах, но находил лишь жизнерадостных девушек и молодых людей, которые с убийственным равнодушием — на мой взгляд, близким к святотатству — поглощали кремовые пирожные и запивали их чаем.
Перебирая свои путевые впечатления, должен признать, что мои приятнейшие воспоминания связаны с тем сладостными вечерними часами, когда я, выглянув в окно постоялого двора или гостиницы, впитывал в себя звуки отходящего ко сну города или деревни, меня приютивших. Когда-нибудь я непременно напишу об этом. Поздним вечером — когда трамваи засыпают в своих парках, а толпы горожан расходятся по домам, когда последние американцы уже допили вечерний «хайбол» в прокуренных барах и удалились в гостиничные номера, — вот тогда древние города, подобные Честеру, возрождаются к жизни. В такие минуты я стою около окна, наслаждаясь ночной прохладой и видом полной луны на небе, и мне кажется, будто внизу на улице снова выстроился славный легион Валерия Виктрикс. Римские солдаты переминаются с ноги на ногу, сомкнув копья, и терпеливо ждут приказа, чтобы двинуться вперед и приступить к строительству одного из древнейших городов Англии.
Именно здесь, на огибающей Честер «священной Ди», в далеком 973 году Эдгар Миротворец продемонстрировал свое величие, повелев шести покоренным королям перевезти себя через широкую и полноводную реку. Именно здесь, в Честере… Я мог продолжать до бесконечности — реанимируя то одну, то другую картину из истории Честера. Однако уже поздно, луна поднялась высоко, заливая своим мертвенным светом притихший город с его старинными домами, выросшими на красной черепице Древнего Рима.
При пересечении границы Чешира и Ланкашира пейзаж кардинально меняется. Разница более существенная, чем, скажем, при переезде из Корнуолла в Девон или при смене южных равнинных графств дикими болотами Уэльса. Здесь путник вступает в пределы так называемой индустриальной Англии.
Я сверился с картой: мой путь пролегал между Ливерпулем (слева) и Манчестером (справа), примерно на расстоянии шестнадцати миль от каждого из них. Далеко на западе виднелась дельта Мерси, там над плоской равниной поднимались багровые клубы дыма. Справа же повисла огромная, в полнеба, серая туча, обозначающая месторасположение Манчестера. Эти зловещие приметы могли означать только одно: мое длительное путешествие по «зеленой» Англии — той части страны, куда не дотянулась промышленная революция, подходит к концу. На протяжении нескольких месяцев мне удавалось избегать встреч с последствиями этой самой революции. В окрестностях Бристоля, правда, располагалось несколько фабрик, но я предпочел держаться от них подальше. Точно так же оставил в стороне Бирмингем с его промышленными комплексами и направил свои стопы в милую моему сердцу Старую Англию. И вот теперь, похоже, моему везению пришел конец: я неминуемо двигался в сторону Новой Англии — с ее переполненными городами и замусоренными окраинами, с ее мощными прокатными станами и дымящими заводскими трубами, с ее отравленными реками, в которых медленно течет черная вонючая вода, и бесконечными рядами одинаковых серых домишек. Это Англия угля и химикатов, Англия хлопка, стекла и железа.
И все же сколь неистребима английская глубинка! Невозможно уничтожить все ее поля, вытоптать зеленую английскую траву и срыть проселочные дороги. Даже здесь, на узкой полоске земли между двумя крупнейшими гигантами промышленного Севера, люди продолжали косить траву и ворошить сено — практически под сенью заводских труб.
Любовно перебирая в памяти образы доброй старой Англии, я заранее страшился этого путешествия по «Черному поясу». Тем удивительнее был странный трепет, который я ощутил в своем сердце при въезде в Уоррингтон. Расстилавшийся передо мной индустриальный пейзаж поражал своей мрачной мощью: темные громады фабричных зданий; заводские трубы, группами вздымавшиеся в различных частях города; огромные маховики, замершие на входе в шахты, а за ними — зияющие таинственной чернотой шурфы; и над всем этом медленно дрейфующее облако смога.
Здесь, в Уоррингтоне, я впервые услышал цоканье башмаков на деревянной подошве; увидел фабричных работниц, прятавших волосы под косынками, и почувствовал запах, который неизменно присутствовал во всех деревнях и промышленных городах Ланкашира — запах рыбы и жареной картошки.
