ВьЮжная Америка - Романенко Александр Юрьевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Делается это на удивление просто: вы покупаете три десятка маленьких резиновых шариков и «надуваете» их водой из крана, чтобы каждый получился размером с небольшую дыньку или крупное яблоко. Все, бомба готова. Теперь остается дождаться первых, самых отважных бомбометателей. Дело в том, что водяной испанский праздник вообще-то рассчитан всего на один день. Ну, пообливались водой, намочили друг друга, посмеялись, и баста. Но не таковы латиноамериканцы. Чтобы праздник общенационального масштаба продолжался один день? Ни за что! А месяц не хотите? Месяц до указанного дня и месяц после. Два мокрых месяца, вот это действительно карнаваль.
Шарики летят отовсюду Принято считать, что чем более вас намочат, тем более вы должны радоваться. Впервые такой летящий шарик я увидел как раз из автобуса в Санголки: один малец запустил им в нашего кондуктора. Шарик громко шлепнулся о приоткрытую дверь, и водяной веер окатил всех сидевших на первых местах. И кондуктора, разумеется, тоже. Но обижаться, протестовать, ругаться — что вы! — никто не смеет. Хочешь получить удовольствие от своих, извините, мокрых штанов — намочи штаны другому. С помощью водяного шарика, конечно. А вы что подумали?
Правда, одними шариками дело не ограничивается. В ход идут водометы всех систем, от детских водяных пистолетиков до садовых опрыскивателей со снятыми распылителями. В руках у особо увлеченных персон можно видеть суперсовременные водяные пулеметы, которые с удивительной точностью стреляют метров на тридцать, так что избежать ледяного потока за шиворот никак не возможно. В тот самый день, возвращаясь из Санголков, я застал тех мальчишек на крыше дома напротив нашей квартиры. Так как до праздника было еще слишком далеко, недели четыре, то пацаны обливали не всех прохожих подряд, а только девчонок и молодых женщин, целясь водяными струями в соответствующие пацанячьим интересам места.
Через три недели обливание дошло до уровня всенародного помешательства. Все лили воду на всех. Появились целые грузовики, наполненные веселыми бездельниками всех возрастов, вооруженными водометательными приспособлениями всех видов. Ясно, что главным объектом метания были именно молодые женщины, девушки и девочки. Как-то Маша пришла в локаль абсолютно мокрая; по ее словам, за три минуты, пока она бежала вдоль улицы Объединенных Наций, в нее из автомобилей и окон домов было брошено не меньше полусотни шариков и «выстрельнуто» около двадцати струи холодной воды. Это сумасшествие продолжалось пару ужасных недель, пока и «бросатели», и «намокатели» не устали друг от друга окончательно, однако мальчишки еще целый месяц то тут то там сидели в засадах и бомбардировали ничего не подозревающих барышень.
Нельзя сказать, что такое положение вещей нравится всем. Представьте себе хорошо одетую даму, выходящую из парикмахерской, где ей пришлось просидеть с укладкой битых два часа. И буквально на пороге салона эта дама получает прямо по укладке литровым шаром. Последствия так печальны, что не хочется и говорить.
Но не только прически дам страдали в эти мокрые недели. Страдали и солидные клерки, проклинавшие все на свете и вытряхивавшие воду из конвертов с ценными бумагами, страдали и старики, склонные к простуде и хроническим болезням, связанным с переохлаждением. (Это совсем не смешно. Один из моих клиентов говорил, что всегда попадает в больницу, если на улице ему намочат голову. В тот год он тоже попал, как раз на две самые мокрые недели. Счастливчик.)
Много бед наделали водобросатели торговцам сладостями, газетчикам и даже таксистам. Я сам видел, как таксист гонял пацанов. Дело в том, что такси на улицах Кито очень много, всегда есть выбор, и как-то неохота садиться в грязное или мокрое. А у пацанов есть «прикол» — налить пару литров воды на сиденья.
Впрочем, гораздо чаще я наблюдал картины дивного терпения мокрых китийцев. Например, одна девушка ехала на велосипеде, а параллельно с ней — толпа юнцов на «мерсе», с велосипедной же скоростью. И сколько она ехала, столько ее и обливали. С нее уже ручьем текло. Я представил себе нашу москвичку, представил, что бы она сотворила с этими нахалами. Скорее всего, разбила бы их «мерс» своим велосипедом. И суд, несомненно, оправдал бы ее. Но китийская девушка бесконечно терпелива. И не только девушка, но и большинство облитых мужчин тоже.
Каюсь, хоть в меня и не очень-то бросали водяные бомбы, но в один прекрасный день я разозлился настолько, что подобрал целый кирпич и ходил по своим делам с этим кирпичом в руке, недвусмысленно показывая его всякому, кто намеревался пульнуть в меня из водомета или швырнуть шарик. Кирпич действовал безотказно. Меня облили всего четыре раза, да и то с проезжавших машин — просто не разглядели, что за штуку я несу в руке. Да и Валентина не очень от меня отставала. Она пользовалась наполовину раскрытым зонтиком, который играл двоякую роль: с одной стороны, это был зонтик, которым можно прикрыться от водометов, а с другой стороны — боевой меч, коим она воинственно потрясала, угрожая обидчикам.
Вот такие еще встречаются сложности жизни в этих в общем-то благословенных местах. Но вернемся ненадолго в Санголки.
Санголки — это большой поселок, почти городок, он расположен внизу, в долине, в пятнадцати километрах от Кито. Я вышел из автобуса, вдохнул воздух долины и понял — вот они, тропики, вот оно где, вечное лето. Там, наверху, на уступах Анд, — апрель, а чуть выше — март. Санголки утонули в августе и никогда не покидают его…
Да, снова романтика. Глупо, конечно, согласен. При чем здесь романтика, если я приехал искать работу? Я захожу в кафе, беру ледяную баночку пива и вперед, навстречу неизвестности, в ближайшую учительскую!
Ближайшая учительская оказалась буквально за углом, в здании, похожем на горное грузинское городище, — десятки уступов и неопределимых с первого взгляда этажей. Впоследствии выяснилось, что этажей всего четыре, но тогда мне показалось, что их не меньше восьми.
Директор, пожилой седовласый испанец определенно древней, профессорской, алхимической закалки, встречал на своем веку немало проходимцев всех калибров. По крайней мере, белый иностранец, едва умеющий выстраивать испанские фразы длиной в четыре слова и при этом нагло предъявляющий какие-то лаковые удостоверения и сующий в нос пачку фотографий, нисколько его не удивил. Более того, уже через минуту почтенный сеньор директор без усилий разобрался в причинах моей назойливости. Не замолкая ни на мгновение, коверкая прекрасный (если правильно на нем изъясняться) язык, я наобещал директору все, что обычно обещают загнанные разъездные фотографы заведующей огромного детсада где-нибудь в Подмосковье, а именно: великолепное качество работ, поразительную скорость исполнения, минимально возможные в этом мире цены, кучу бесплатных фотографий для детей сотрудников, для самих сотрудников, как по отдельности, так и группой, и конечно же «режимные моменты», то есть какой угодно стенд типа «Как мы окапываем елочки» или просто «Как хорошо мы ведем себя на переменках».
Умудренный несчетными годами службы директор не проявил восторга — не подпрыгивал на стуле, не лез целоваться, он даже не оторвался от своих бумаг, а только сказал «буэно» и добавил, что мне бы, мол, нужно поговорить с учителями, и если они не против, то… Это называется, «пустили козла в капусту». Или, если хотите, «заочное благословение». Хоть я и так не стар, как сеньор директор, но кое-какой опыт имею тоже.
Я благодарю, раскланиваюсь, выхожу из кабинета и спокойно жду звонка. Спустя двадцать секунд после оного я уже нападаю на первую попавшуюся учительницу. От меня она узнает о постигшей ее школу великой радости: господин директор распорядился (это слово достойно жирного шрифта и повторения), распорядился фотографировать всех (снова жирный шрифт) школьников, причем завтра же. Вот так будут выглядеть фотографии, вот так группой, а вот так по одному, если кто захочет отдельно. Учителям все бесплатно и тэ дэ и тэ пэ. Что? Цена? О, это совершенный пустяк, цена так низка, что не стоит о ней и говорить. Но если вам интересно, я скажу, что наши ор-р-ригинальные, пр-р-рекрасные фотографии мы отдаем буквально вдвое дешевле обычного, исключительно из уважения к вашей великолепной школе. Я называю цену. И, не позволяя училке задуматься, тараторю дальше. И чем больше я разгораюсь, тем меньше делаю грамматических ошибок.
