Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами - Кларк Стефан (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗

— Беспокоиться не о чем, — сказала она, — все расходы возместит фонд социального страхования.

— А! Моя страховка… — кивнул я со знанием дела.

Похоже, в систему медицинского страхования вливалась уйма никому не нужных денег.

Блондинка спросила, знаю ли я, что с этим делать, вертя в руках коробочку с суппозиториями. Я заверил, что разберусь. Жаль, моего французского недостаточно, чтобы объяснить ей: мы, бритты, знаем свою задницу вдоль и поперек.

Наконец-то добравшись домой, я провел весь вечер, читая инструкции на многочисленных упаковках. К тому времени как я закончил все предписанные закапывания, растирания, полоскания и ингаляции, за окном уже стемнело. Должен признаться, я проделал и несколько толкательных движений — решил прочувствовать, каково это лечиться суппозиториями. В инструкции, переведенной на английский, меня уверяли что «суппозитории оказывают очищающее действие на трахею, не травмируя при этом пищеварительный тракт». Однако не скажу, что мне было приятно: казалось, я вот-вот испачкаю трусы, а потом внутри появилось ощущение чего-то теплого и плавящегося, будто к легким стал подниматься пар. Отправившись в туалет на следующее утро, я ощутил, как маслянистая субстанция вырвалась из меня наружу. О, понимаю, какому-нибудь приверженцу анального секса подобные ощущения могли доставить массу удовольствий, но я бы не хотел вспоминать о них лишний раз.

Когда я вновь показался на работе (или по крайней мере в офисе), Марианна, чья шея по неизвестным мне причинам была закована в ортопедическую шину, приветствовала меня улыбкой. Так значит, она в курсе. Я демонстративно положил на ее стол свой больничный, оставив без внимания замечание о том, что к обязанностям кадровика она приступит только в такое-то время.

— Всего хорошего, — пожелал я и направился к лифту.

За время болезни я потрудился почитать собственный трудовой договор и порылся в Интернете на тему трудового кодекса Франции. Выяснилось, что кодекс предусматривает определенные компенсации, если трудовой договор расторгается ранее оговоренного срока; были там также и пункты, согласно которым работник мог выполнять только те должностные обязанности, которые на него возложены. Никакой преподавательской деятельности в моем контракте не значилось. Я намеревался отстаивать свое право на достойный уход из «ВьянДифузьон». Под «достойным уходом» я подразумевал компенсацию в таком размере, чтобы можно было позволить себе жить в Париже бездельничая… до тех пор, пока не решу, чем бы еще заняться, кроме бездельничанья.

Я заранее договорился о встрече с Жан-Мари, и, когда я подходил к открытой двери его кабинета, он уже меня ждал. В белой шелковой рубашке с туго затянутым под воротничком красным галстуком шеф был настроен по-боевому.

— А! Пол, — громко приветствовал он, завидев меня. Неожиданно на его лице залегла печать строгости. Я решил, что это заранее отрепетированная маска «капитана промышленности». — Надеюсь, ты вылечился? — Тон его был серьезен.

— Да, благодарю. Ты тоже?

— Да, присаживайся.

— Я только зайду повесить пальто. — Я жестом указал на свой кабинет.

— Нет, нет. Присядь, пожалуйста.

Я сел, про себя удивляясь: к чему такая спешка? Неужели войска Великобритании и США уже вошли на территорию Франции? (С утра я не успел прослушать новости.) Может, сейчас меня сошлют в лагерь для интернированных?

— Есть кое-какая проблема… — сказал Жан-Мари.

В этот момент он выглядел так, будто собирался зачитать не меньше чем президентское обращение к гражданам страны дать достойный отпор врагу. Образ дополняла висевшая над его головой медаль за бычью отвагу.

— Понимаю, именно для разрешения всяких проблем мы тут и собрались, — кивнул я.

— Но я говорю об иной, новой проблеме.

— А?

— Да, боюсь, мы вынуждены уволить тебя.

— Уволить меня? Но проект приостановлен вовсе не из-за меня!

— Мы вынуждены уволить тебя за серьезное нарушение.

— Серьезное нарушение?

— Да, у нас это называется faute grave.

— Что за faute grave? Я только что отдал больничный Марианне. Я не…

— Нет, нет, твое отсутствие тут ни при чем. Дело вот в чем.

Он швырнул (подтолкнул ко мне) через стол целую кипу бумаг. Я взглянул на лист, лежащий сверху, и все понял.

— Ты рылся в моем почтовом ящике, — сказал я. То, что он протянул, были распечатки тех анти-французских шуточек, что я получал от друга, но с присущей мне осторожностью сам никогда не распечатывал.

— Рылся? Нет. Все сообщения с твоего почтового ящика собираются в компьютерной системе нашей компании.

Так значит, это Марк шарился в моей почте…

— Но ты не можешь уволить человека за то, что ему по почте прислали пару-тройку анекдотов.

— Пару-тройку? — Он раздвинул указательный и большой пальцы, дабы продемонстрировать толщину стопки.

— Ты хочешь уволить меня только из-за того, что кто-то осмелился подшутить над Францией? Но это тоталитаризм!

— Ну уж нет! — Жан-Мари залился едким смехом. — Я увольняю тебя не потому, что шутки направлены против Франции. Совсем не за это. Нет, все дело во времени. В том времени, что ты потратил, читая их. Часы! Почтовый ящик создан не ради забавы, а для работы.

Конечно же все происходящее было лицемерием в высшем его проявлении. Каждый член этой компании, включая самого Жан-Мари, тратил рабочее время на чашечку кофе, на сигаретку, на многочасовые ланчи… А бесконечные звонки няням, оставленным с детьми? А часы, потраченные на бронирование поездов и самолетов на ближайшие выходные? И плюс ко всему самый распространенный способ убить время — отправиться на поиски имеющихся у сотрудников таблеток… Но согласно законам лицемерия правда не имела никакого значения. Я попался. Я знал это, и он знал это. Обсуждению подлежала лишь цена.

— Я имею право оспорить это, обратившись к inspecteur du travail, — сказал я.

— Если только ты еще будешь в Париже к тому времени, когда вынесут решение.

— Мой почтовый ящик не единственный, представляющий из себя интерес…

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что однажды мне посчастливилось оказаться в пустующем кабинете Стефани, оставившей свою почту открытой…

— А… — Он ненадолго задумался. — Уверен, все старые письма она отправляет в… как это у вас называется? — corbeille. [153]— Английский у него хромал, но он сохранял присутствие духа.

— Возможно, она распечатывала их и оставляла на столе так, чтобы люди могли найти нужную им информацию.

Тут уже Жан-Мари сплоховал — он кинул быстрый взгляд на дверь, отделяющую его кабинет от кабинета Кристин. Через стекло было видно, что она разговаривает по телефону.

Спокойным тоном он продолжил:

— Кого может заинтересовать переписка Стефани?

Он, наверное, хотел определить объект моих нападок — жена или министр сельского хозяйства? Или, может, еще что-то? Я-то знал, что со Стефани его связывает не только секс и нелегальные поставки мяса. Но в ответ я лишь пожал плечами в манере, свойственной парижанам.

— Отлично, — сказал Жан-Мари, — я готов забыть те глупые шутки. Ты отлично поработал для компании, Пол, так что мы выплатим тебе полную… — как это по-английски? — dedommagement.

— Компенсацию.

— Компенсацию. И преждевременно расторгнем контракт в силу экономических причин. Идет?

— И я смогу, ничего не платя дополнительно, остаться в квартире Элоди?

—  Ah, merde, la tu exageres! [154]

Если бы в эту минуту он не выглядел таким взбешенным, все это было бы забавным. Я всего лишь попытался залезть ему в карман, а он отреагировал так, словно я без спроса вставил ему в зад суппозиторий, — цвет лица моего шефа сравнялся с цветом галстука, а вены на висках, казалось, готовы были разорваться от напряжения.