Гостеприимная Арктика - Стефанссон Вильялмур (электронные книги без регистрации txt) 📗

Куллак сказал также, что наши люди очень плохо питались, пока эскимосы не показали им, как добывать гусей. Очевидно, он застал наших людей в тот период, когда, вследствие израсходования запасов мяса, они жили на растительной пище, и полагал, что такую пищу можно есть лишь в самых крайних обстоятельствах: его собственное племя питается кореньями и ягодами лишь тогда, когда находится под угрозой голодной смерти.

Когда мы собирались уходить, Куллак поднес мне в подарок пару туфель, изящно сшитых из белой тюленьей шкуры, и просил меня ниспослать его беременной жене легкие роды, а также позаботиться о том, чтобы ожидаемый ребенок оказался мальчиком.

Это был весьма неприятный казус, угрожавший большими осложнениями. Куллак не сомневался в том, что я располагаю магическими средствами и могу удовлетворить его просьбу. Если бы роды оказались тяжелыми или если бы родилась девочка, то он усмотрел бы в этом следствие злого умысла с моей стороны.

С другой стороны, если бы я отказался от подарка, Куллак сразу заподозрил бы меня во враждебных намерениях и впоследствии считал бы меня виновным во всем плохом, что бы с ним ни случилось. Поэтому единственное, что я мог сделать, это принять дар и обещать, что все пожелания его будут исполнены.

Когда мы расстались с эскимосами, я объяснил своим спутникам создавшееся положение, но они не сочли его серьезным. Однако когда мы прибыли на мыс Келлетт, то Стуркерсон и Томсен, переговорив со своими женами, убедились, что я был прав. Как мистрисс Стуркерсон, так и мистрисс Томсен полагали, что Куллак, несомненно, сочтет меня убийцей, если его жена или ребенок умрут; если же они выживут, но ребенок окажется девочкой, то Куллак все же будет очень недоволен. Мистрисс Томсен, как женщина более старомодных понятий, сама была убеждена, что пол ожидаемого ребенка зависел от моего усмотрения и что с моей стороны было бы непростительно не исполнить просьбу Куллака. За исключением инцидента с башмаками, я был доволен встречей с эскимосским семейством, так как услышал от него ряд благоприятных известий. Мы теперь были уверены, что Уилкинс успел добраться до южной партии нашей экспедиции, и знали, что в базе на мысе Келлетт все благополучно. Так как, по словам эскимоса, в базе ощущался недостаток мяса, за исключением гусей, то, когда мы находились в 14 милях от базы, я застрелил четырех карибу, и мы наполнили их мясом все наши вьюки, из которых для этой цели выгрузили все остальное имущество. Последнее мы оставили на месте охоты, рассчитывая прислать за ним людей из базы.

На мыс Келлетт мы прибыли 9 августа, за сутки до намеченного мною срока. В лагере мы застали одного Леви. Бернард, мистрисс Стуркерсон и мистрисс Томсен отправились с изготовленной Бернардом тележкой в охотничий лагерь Стуркерсона, находившийся в 30 милях к северу, чтобы привезти оттуда нашу лодку. Леви сообщил, что эскимосы, бывшие здесь в июле, дали нашим людям несколько сот гусей; кроме того, Леви и Бернард застрелили трех карибу, одного медведя, нескольких зайцев, диких уток и белых куропаток. Пробовали установить сети для ловли рыбы, но их утащил тюлень. За время нашего отсутствия был сооружен новый дом, прикрытый дерном и предназначенный для зимовки; найдено и собрано много плавника; составлена значительная этнографическая коллекция путем закупок у эскимосов. В общем, продовольствия у нас оказалось вполне достаточно, и в случае прихода китобойного судна нам требовалось бы закупить лишь некоторое количество консервов для будущих санных путешествий. Кроме того, я собирался купить овощей, молока, кофе и масла, чтобы разнообразить питание моих товарищей и этим поддерживать у них хорошее настроение.

В течение нескольких последующих дней не случилось ничего интересного, если не считать того, что мои спутники испытывали легкое недомогание в связи с изменением диеты. Когда человек, живший на разнообразной пище, переходит на питание одним лишь мясом, он никогда не чувствует себя хуже; напротив, его самочувствие обычно улучшается. Но если человек несколько месяцев прожил исключительно на мясной диете, то после перехода на смешанное питание он 2–3 недели чувствует себя «не в своей тарелке». По-моему, это объясняется тем, что мясо — очень компактная пища, которая легко усваивается желудком в больших количествах. Когда же человек пытается достигнуть такой же степени насыщения посредством разнообразной «цивилизованной пищи», это приводит к перегрузке желудка.

ГЛАВА XXXIV. МЫ «СПАСЕНЫ» КАПИТАНОМ ЛЭЙНОМ

Одиннадцатого августа было знаменательным днем. Около 4 часов пополудни мы увидели шхуну, шедшую с юго-запада и направлявшуюся к мысу Келлетт. Сначала мы приняли ее за ожидаемую нами «Полярную Звезду», но, внимательно посмотрев в бинокль, я различил тупой нос и характерные обводы «Белого Медведя». Мы предпочли бы, чтобы пришла «Полярная Звезда», но, во всяком случае, приход любого судна был для нас событием. Я пошел по берегу навстречу «Белому Медведю».

Вскоре он стал на якорь за песчаной косой. Впоследствии я узнал, что с корабля меня заметили на расстоянии около 3 миль. Один из находившихся на борту эскимосов увидел меня в бинокль и сначала принял за карибу. Затем капитан и команда начали всматриваться и гадать, кто бы это мог быть. Мнения разделились: одни полагали, что я — моряк, спасшийся с «Мэри Сакс» [23]; другие думали, что я — один из «светловолосых эскимосов» с о. Виктории, прибывший сюда для летней охоты.

Когда я подошел к песчаной косе, находившейся в полумиле от шхуны, с последней спустили вельбот, который направился к берегу. На вельботе было шесть гребцов и три пассажира, в которых я, посмотрев в бинокль, узнал капитана Лэйда, судового механика Германа Килиана и констебля Парсонса с о. Гершеля. Вскоре на приближающейся лодке раздалось восклицание: «Он с биноклем! Это не эскимос, а кто-нибудь с «Мэри Сакс»! Затем Парсонс сказал: «Мне кажется, это Стефанссон», на что капитан Лэйн ответил: «Напрасно вы думаете. Стефанссона уже давно рыбы съели». Когда лодка приблизилась еще на несколько метров, я услышал слова Килиана: «Ей-богу, это Стефанссон!» Другие пробовали возражать, но скоро согласились, и капитан Лэйн закричал повелительным тоном: «Ни с места, черти! Я хочу первым пожать ему руку!» Лодка подошла вплотную к берегу, и капитан выскочил. Остальные выждали пару секунд, чтобы исполнить его приказание, а затем гурьбой бросились на берег и приветствовали меня с таким энтузиазмом, какого я еще не видел за всю свою жизнь.

По-видимому, с мыслью об Арктике весьма тесно связано представление о голодной смерти. Капитан Лэйн прежде всего подумал о том, чтобы дать мне поесть. Он объявил, что у него на корабле имеется лучший кок из всех, когда-либо посещавших Арктику, и что корабль наполнен всякими вкусными вещами. Пусть я только скажу, чего мне хочется, и кок приготовит мне самый изысканный обед. Я пытался объяснить, что изголодался по новостям и совершенно не хочу есть: действительно, от волнения у меня пропал всякий аппетит. Что касается изысканных блюд, то после такого длительного пребывания на севере я не мог представить себе ничего лучше оленины, которой мы и питались последнее время здесь на Земле Бэнкса. Щадя чувства капитана Лэйна, я не сказал ему, что все его меню не может сравниться с нашей олениной, и лишь просил поскорее сообщить мне новости. Но увидев, что мой дипломатический отказ от угощения огорчает капитана, я попросил немного консервированной кукурузы. Вообще я всегда предпочитал кукурузу всем прочим видам растительной пищи; но на этот раз, сделав несколько глотков, я прервал еду и забыл о ней.

Больше всего мне хотелось узнать о судьбе «Карлука», и капитан Лэйн начал рассказывать, что ему было известно о нем. Попутно он упомянул о «войне». В течение последующих 5 минут это слово еще несколько раз мелькнуло в разговоре. Сначала оно не произвело на меня никакого впечатления, но потом я предположил, что Балканская война еще продолжается или вспыхнула снова. Уилкинс в течение 2 лет был на этой войне в качестве кинооператора, и с его слов, а также из газет, я знал, что при положении, создавшемся на Балканах, война там может разгореться в любое время. Но, наконец, кто-то упомянул, что часть людей с «Карлука» отправилась на войну. Только тогда я понял, что речь едва ли может идти о Балканах, и спросил: «Что это за война?».