Гостеприимная Арктика - Стефанссон Вильялмур (электронные книги без регистрации txt) 📗
Мы отплыли 25 августа в сопровождении «Гладиатора», на котором находился и Хэдлей, вновь поступивший ко мне на службу. Прибыв к мысу Батэрст, я узнал, что сюда через 2 дня после нашего ухода прибыл Уилкинс на «Полярной Звезде». В ответ на мое письмо он оставил записку, в которой сообщал, что, согласно моему приказанию, отправляется к мысу Келлетт, а оттуда на север, вдоль побережья Земли Бэнкса.
К 2 сентября мы прибыли к мысу Келлетт, где нам сообщили, что Уилкинс уже побывал здесь и отплыл дальше. До сих пор здесь господствовали восточные ветры, так что возле побережья море было свободно ото льда. Но в море Бофора направление течений таково, что тяжелый пак никогда не уносится ветром особенно далеко от берега. Мы знали, что, как только ветер перейдет в норд-вест, все западные береговые воды Земли Бэнкса через сутки-другие будут загромождены непроходимыми льдами.
Из числа прежней команды «Белого Медведя» на нем остались старший помощник капитана Гонзалес и младший помощник Сеймур; первого я теперь назначил капитаном, а второго — старшим помощником. Должность младшего помощника я поручил Хэдлею. Кроме того, остались механики Герман Килиан и Джонс, матросы Мартин Килиан, Нойс, Джемс Асасела (он же «Джим Фиджи» [25]) и молодой эскимос Эмиу (который за свою быструю езду на собаках получил прозвище «Обгони ветер»). Остальные перешли на «Гладиатор» и отплыли с капитаном Лэйном.
Леви я перевел на «Белого Медведя» в качестве буфетчика, а Найта, служившего до тех пор на «Белом Медведе», перевел на мыс Келлетт, в помощь капитану Бернарду. Эскимосов — мужчин, женщин и детей — у нас было 13 человек.
Стуркерсон, которого я со всей его семьей взял на корабль с мыса Келлетт, не занимал на корабле официального положения, но пользовался большим авторитетом. Уле не пожелал дольше оставаться с нами, так как у него к тому времени накопилось достаточно денег, чтобы купить небольшую шхуну и самостоятельно плавать на ней. Поэтому Уле расстался с нами и отправился с капитаном Лэйном на «Гладиаторе», которого, как я слышал, он впоследствии, купил у Лэйна. Таким образом я лишился человека, которого считал лучшим из всех известных мне ледовых путешественников, за исключением Стуркерсона.
В базе на мысе Келлетт с капитаном Бернардом теперь оставались, кроме Найта, Чарльз Томсен с семьей и пять эскимосов — двое мужчин, две женщины и одна десятилетняя девочка.
ГЛАВА XXXVI. ПЛАВАНИЕ ВО ЛЬДАХ И ПРИГОТОВЛЕНИЕ К ЗИМОВКЕ
Хотя уже поднялся северо-западный ветер, и нам следовало поторопиться, отплыть от мыса Келлетт мы смогли только к вечеру 3 сентября. Пройдя около 10 миль на запад и обогнув мыс, мы увидели, что льды начинают продвигаться к суше. Ночи уже становились темными, а потому решено было дождаться утра под защитой мыса. Наутро оказалось, что на западе море загромождено непроходимыми льдами.
Единственная возможность пройти на север заключалась теперь в том, чтобы повернуть к востоку и попробовать добраться до о. Мельвиль по проливу Принца Уэльского. Это безуспешно пытались сделать Мак-Клюр и Коллинсон в I850 и 1851 гг., но у них были парусные суда, а мы с нашим двигателем, по-видимому, могли достигнуть большего.
Воспользовавшись попутным ветром, мы быстро направились к мысу Лэмбтон, и в 7 часов вечера обогнули его. При этом было замечено, что наш компас стал ненадежен. По-видимому, где-то в здешнем районе находится местный магнитный полюс, что следует иметь в виду судам, которые будут сюда приходить. Навигация по лоту, обычно применяемая китобойными судами в туманную погоду, является надежным способом плавания возле побережья материка, где уменьшение глубины происходит очень постепенно и составляет лишь пару-другую метров на милю. Но береговые воды Земли Бэнкса остаются глубокими вплоть до отвесных береговых утесов, и если плыть в тумане, полагаясь на промеры, то можно налететь прямо на эти утесы.
Утром 4 сентября мы вошли в пролив Принца Уэльского и почти сразу же натолкнулись на скопления льда. Но так как ветер был со стороны о. Виктории и отогнал лед от его берегов, мы смогли идти на север по образовавшемуся проходу.
Однако за бухтой Динс-Дендас ветер внезапно переменился и подул со стороны Земли Бэнкса, так что массивные льды начали быстро надвигаться на вас. Положение становилось серьезным, так как укрыться было некуда, а судно было тяжело нагружено. Когда я зафрахтовал «Белого Медведя», мы условились с капитаном Лэйном, что он оставит свой собственный груз на дне трюма, а наши припасы будут уложены сверху. Впоследствии нам пришлось грузить наши припасы, как только мы их получали с «Рубина», и в результате этой спешки только часть ценных припасов успели поместить в трюм, тогда как многие другие, не менее существенные, пришлось оставить на палубе. Когда я купил «Белого Медведя», я дорого дал бы за возможность освободить его от припасов капитана Лэйна, которые, хотя и представляли некоторую коммерческую ценность, являлись для нас только помехой, как, например, несколько тонн консервированных фруктов, овощей и мяса. Теперь, когда мы увидели надвигающиеся льды, я спросил Гонзалеса и Сеймура, можно ли добраться до консервов и выбросить их. Оба моряка заявили, что осадка судна почти на полметра больше, чем следовало бы иметь для борьбы со льдами, но добраться до консервов и прочего малоценного груза сейчас невозможно. Единственное средство для облегчения судна заключалось в том, чтобы выбросить палубный груз, состоявший из самых необходимых для нас припасов, как-то: бензин для двигателей, керосин для освещения во время зимовки и уголь на топливо (последний был необходим, потому что наши моряки, незнакомые со снежными хижинами, не хотели жить в них, а потому нам предстояло построить большой деревянный дом с кухней и соответствующим отоплением).
По настоянию Гонзалеса и Сеймура я решил подвести судно как можно ближе к берегу и выбросить столько груза, чтобы осадка уменьшилась на 1/3 м. Это позволило бы нам пробиваться сквозь льды с меньшим риском, а впоследствии мы могли бы вернуться и забрать выброшенные припасы.
Разгрузку удалось произвести очень быстро, так как значительная часть палубного груза состояла из бензина в цилиндрических железных 375-литровых бочках. Мы сбрасывали их за борт, и под действием, северо-западного ветра они плыли к берегу: бензин настолько легче морской воды, что не тонет в ней даже тогда, когда он заключен в железную бочку. Мы выбросили также несколько тонн угля и 3–4 тонны пеммикана. Едва закончили разгрузку и подняли якорь, как льды подступили к нам. Корабль врезался в них и пробивал себе дорогу на протяжении около полумили, после чего пришлось выбрать наиболее массивную льдину и пришвартоваться к ней. Через несколько минут льды плотно сомкнулись со всех сторон, и от их напора корабль затрещал. Но так как часть льда попала под него, он слегка приподнялся. Таково было положение, когда я лег спать.
На следующее утро оказалось, что за ночь течение принесло нас и нашу льдину почти к самому берегу. Льдина глубоко сидела в воде и служила кораблю хорошей защитой.
В течение нескольких последующих дней ледовые условия были настолько неблагоприятны, что мы потеряли надежду добраться до пролива Мельвиль и решили зазимовать здесь.
Я, конечно, предпочел бы довести корабль до о. Мельвиль, но так как припасов у нас имелось на 2 года, целесообразнее было не рисковать кораблем и отложить дальнейшее продвижение на север до следующей весны.
Устроив здесь базу, мы могли выполнить много полезных работ в здешнем районе и, в частности, довести до конца обследование о. Виктории, который был открыт в 1826 г. Франклином и Ричардсоном и впоследствии посещался несколькими экспедициями, но еще не был полностью нанесен на карту. Далее я хотел посетить местных эскимосов, чтобы ознакомиться с их языком и бытом, а также закупить у них как можно больше утвари для этнографической коллекции. Кроме того, единственным участником нашей экспедиции, умевшим изготовлять сани, был капитан Бернард. Мы оставили у него на мысе Келлетт материал для изготовления саней, купленный нами на о. Гершеля, и зимой мне предстояло поехать на мыс Келлетт, чтобы получить сани, которые будут готовы к тому времени. С нашей теперешней стоянки было удобно предпринять эту поездку.
25
«Джим Фиджи» (или Джемс Асасела, как он изредка именовал себя в официальной подписи) был у нас превосходным работником и общим любимцем. Он вырос на островах Самоа и юношей был привезен в 1893 г. на международную выставку в Чикаго, в числе демонстрировавшихся там представителей экзотических племен. После закрытия выставки он перекочевал в Сан-Франциско, так как надеялся вернуться оттуда на Самоа. Зная по-английски лишь несколько слов, он бродил у моря и старался определить по внешнему виду судно, которое доставило бы его на родину. На одном парусном судне он увидел несколько канаков (туземцев Гавайских островов). На их языке он не умел говорить, но знал, откуда они родом, а потому решил, что судно отправляется на Гавайские острова, и обратился к офицерам, с просьбой принять его на работу. Он был принят и через 2 месяца очутился... в Арктике. Судно было китобойное и зазимовало у о. Гершеля. «Джим Фиджи», прибывший из тропических стран, не умел защищаться от холода. Он отморозил лицо и пальцы, постоянно дрожал и готов был отдать все на свете, чтобы только выбраться отсюда и вернуться на родину. Но плавание продолжалось 3 года; в течение следующих двух лет он научился тепло одеваться и к концу плавания настолько полюбил Арктику, что по возвращении судна в Сан-Франциско немедленно поступил на другое китобойное судно и снова отплыл на север, а к концу следующих 3 лет поселился там.С тех пор он жил в Арктике, занимаясь охотой и время от времени нанимаясь на китобойные или транспортные суда. У нас он прослужил три года. В 1917 г. его волосы почти совсем поседели, и вообще видно было, что он становится стар. К этому времени у него накопилась порядочная сумма сбережений, и, хотя я убежденный сторонник севера, мне как-то пришло в голову спросить Джима, почему он не использует свои деньги, чтобы вернуться на Самоа. Эта идея ему понравилась, и мы с ним часто ее обсуждали.
По возвращении из экспедиции я встретил Джима в Сан-Франциско. К моему удивлению, он сообщил мне, что здешнюю жару ему трудно переносить, а так как он полагает, что на Самоа климат еще более жаркий, то решил туда не ездить. Купив новое охотничье снаряжение, он весной 1919 г. вернулся на побережье Ледовитого океана и поселился на мысе Батэрст, где и рассчитывает провести весь остаток жизни.