Лики Японии - Берндт Юрген (книги онлайн полные txt) 📗
При всей своей любви к поэту, к его простым, трогательным стихам я, однако, должен сказать, что и это не «истинная» Япония. Только частица ее. Равно как и скрытые горами прекрасные храмы или завоевавший мировую известность кукольный театр, или напоминающие больше священнодействие спектакли театра ноо, или цветная ксилография художников Утамаро, Сяраку, Хокусая и Хиросигэ, которым европейское искусство со времен Моне, Дега и Ван Гога обязано многим.
Чтобы понять Японию, необходимо проникнуться ее своеобразием, самобытностью, но и Япония должна понять Европу. Японцы часто упрекают европейцев в индивидуализме и ставят при этом между ним и эгоизмом знак равенства. Эгоцентрическое мышление, утверждают они, в Японии отсутствует или выражено крайне слабо. Эта точка зрения коренится в разных направлениях общественного развития, в разных духовных традициях и исходя из этого может быть довольно просто истолкована. Но ведь из своего менее выраженного эгоизма японцы делают вывод о моральном превосходстве. В то же время, противореча самим себе, они жалуются на то, что из-за живучести феодальных пережитков в японском обществе, особенно ощутимых в семейных отношениях, их «я», индивидуальность, неповторимость личности не могли раскрыться по меньшей мере до конца войны.
А как ведет себя другая сторона? О какой безмерной заносчивости и потрясающем невежестве свидетельствует, например, бесцеремонное сообщение о Японии, опубликованное 31 марта 1979 года в одной западногерманской газете со ссылкой на Европейское экономическое сообщество. «Это страна людей, — говорилось в статье, — одержимых работой, а жилища их, по западным представлениям, не что иное, как клетки для кроликов».
Недопустимо, чтобы одна сторона мерила другую сторону только своими мерками и возводила собственное мнение в принцип. Речь может идти только о понимании, а не о взаимных упреках и стремлении доказывать свое превосходство. Однако и неоправданные восторги также не будут содействовать взаимопониманию. Экзальтированный поклонник Японии даже не представляет, что оказался жертвой самовосхваления определенных японских кругов и своими заявлениями о «необыкновенной японской душе», об «эстетической утонченности японца» и тому подобном способствует чему угодно, но только не лучшему пониманию страны. Необходимо, повторяю, распознать своеобразие другой стороны, объяснить его, возможно, даже демистифицировать и в конце концов признать. Так уж получилось, что вплоть до наших дней почти отсутствовали точки соприкосновения между японской и нашей, европейской, историей. Поэтому европейцу многое в Японии казалось долгое время иным, непривычным, и все своеобразие этой страны для него сводилось к экзотике. Отсюда возникали ставшие уже стереотипными представления, которые и сегодня находят отклик, о чем убедительно свидетельствуют рекламные афиши и почтовые открытки.
Можно вполне отказаться от упоминания горы Фудзи, замечательно правильного конуса вулкана, все снова и снова воспеваемого и репродуцируемого; можно не восторгаться цветением сакуры — древним символом красоты японского ландшафта; можно не упоминать живописные кимоно, грациозных гейш и презирающих смерть самураев, дабы избавиться от упрека в приверженности к стереотипам. И без всего этого достаточно материала, способного заинтересовать (или напугать) читателя.
Стоит хотя бы заглянуть в японскую кухню и обратить внимание на рыбу-шар, которую японцы едят в сыром виде. Это блюдо здесь называется «фугу» и обозначается иероглифом «речная свинья», хотя рыба-шар — морская. «Фугу» считается деликатесом. Рыба эта очень ядовита. Повара, которые приготовляют ее, должны иметь диплом об окончании школы «фугу», поэтому есть ее рекомендуется только в специализированных ресторанах, где работают повара, квалифицированно удаляющие ядовитые части рыбы. Тем не менее нередко рыба-шар жестоко мстит за себя и становится причиной преждевременного ухода гурмана из жизни. Так, в 1975 году подобная участь постигла одного знаменитого актера, о чем немало писала японская пресса. Но, похоже, даже смертельные исходы не сдерживают любителей экзотики.
Можно остановиться и на менее опасных вещах, например на «кобэ-биф» (если позволяет бумажник). Эта нежнейшая «говядина из города Кобэ» получается в результате откармливания крупного рогатого скота остатками продуктов пивоварения. Кроме того, «животных ежедневно массируют под музыку Моцарта, — писала одна японская газета, — чтобы жир равномерно распределялся между мышечными волокнами».
От кухни можно перейти в другие сферы жизни, например в область языка, и найти там очень много своеобразного и необычного, но о нем речь пойдет в специальной главе.
Все это — часть сегодняшней японской действительности. И Фудзи, и цветение сакуры, и кимоно, и гейши… Только самураев больше нет. Во всяком случае, время древнего самурая, вооруженного двумя мечами — длинным и коротким, — давно миновало, и надо надеяться, что время нового самурая, для которого меч служил лишь символом и который предпочитал пользоваться достижениями военной техники, тоже миновало.
Что касается японской кухни, то для японца она так же обычна, как для нас наша. А кто отважился бы исключить японский язык из жизни японского народа?
Тот, кто хочет во всем видеть лишь одну экзотику, а не часть обыденного в Японии, не выходящего за пределы нормы, а также кто намерен лишить все это его естественных связей и свести к чему-то необычайному, впадает в иллюзию и поступает (сознательно или неосознанно) нечестно по отношению как к тому, для кого пишет, так и к тому, о ком пишет. В итоге создается односторонняя или безнадежно искаженная картина, наподобие той, какую так едко высмеял уже в 1949 году в одном из своих стихотворений Ику Такэпака:
Сколько ликов у Японии
Приятно бывает в задушевной беседе с человеком одних с вами вкусов беспечно поболтать о чем-нибудь интересном и о разном вздоре. Когда же нет такого человека, а собеседник обеспокоен лишь тем, чтобы не перечить вам в какой-нибудь мелочи, появляется чувство одиночества.
Февраль 1972 года. Высоко над траверсами конькобежного стадиона в Макономае в огромной асимметричной впадине впервые в Восточной Азии полыхает огонь XI зимних Олимпийских игр. Перерыв между соревнованиями каждый гость с удовольствием использует для прогулки по олимпийскому городу Саппоро, и не в последнюю очередь чтобы приобрести какой-нибудь подарок для своих домашних. Многих тянет, как и год назад, когда они были приглашены в Саппоро на генеральную репетицию зимних игр, на Тануки-кодзи (Пассаж барсука) — торговую улицу недалеко от центра.
За тот год произошло много изменений. В том числе был закончен первый отрезок будущей линии метро для нового миллионного города. Одновременно с этим отрезком, соединившим Олимпийскую деревню с центром города, появилась подземная торговая улица. Таких улиц в японских крупных городах за последние десятилетия становится все больше. Здесь можно не только все приобрести — от цветного телевизора до золотых рыбок, от войлочных домашних туфель до кимоно, от губной помады до украшений из жемчуга, — но и уютно посидеть под тихое журчание искусственного водопада за чашкой крепкого кофе или полакомиться национальными блюдами японской кухни, например ломтиками сырой рыбы, сырым мясом моллюсков, различными видами морских трав, и запить все это глотком сакэ — японской рисовой водки, или «Саппоро-биру» («пивом Саппоро»), которому многие отдавали предпочтение перед другими сортами японского пива, так как оно якобы в течение многих десятилетий варится по баварским рецептам.
