Америка в пяти измерениях - Байдакова Алла Владимировна (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
Вскоре после выезда за пределы полигона на обочинах шоссе начинают появляться объявления, предлагающие дешево приобрести камушки с места первого испытания, выносить которые с полигона категорически запрещено. Немного дальше ассортимент расширяется, включая, помимо «ядерного наследия», натуральные метеориты, кости динозавров и их яйца. Еще через несколько десятков миль все это уже предлагается со скидкой 50 процентов. Постепенно дорога втягивается в знаменитую пустыню Мохаве с ее выжженными солнцем черными и серо-желтыми марсианско-лунными пейзажами. Но даже эти безжизненные просторы кажутся куда более живыми, чем лужайка смерти Тринити.
Говорят, что название испытанию – «Тринити», т. е. «троица», – придумал глава Манхэттенского проекта Роберт Оппенгеймер. Утверждают, что при этом он имел в виду отнюдь не христианскую Троицу, а триединство верховного божества индуистского пантеона. Наблюдая, как вздымался посреди пустыни к небу первый ядерный гриб, Роберт Оппенгеймер якобы промолвил: «Я стал Смертью, разрушителем миров», процитировав «Бхагават-гиту». Его коллега – физик Кеннет Бэйнбридж – высказался куда как прозаичнее: «Теперь все мы – сукины дети». По прошествии ряда лет Роберт Оппенгеймер признается, что он и его коллеги понимали, что после этого испытания мир изменился. «Некоторые смеялись, некоторые плакали, но большинство хранило молчание» – так описывал он реакцию своих коллег-ученых, которые хотя и были рады, что испытание прошло успешно, но пришли в ужас от той силы, которую выпустили на волю.
Невольно задаешься вопросом: а какова должна быть роль ученых в истории? Должны ли они быть вершителями судеб человечества? Какова мера их ответственности? Нам вспомнился разговор в 1996 году с еще одним участником Манхэттенского проекта – Эдвардом Теллером, которого все знают под титулом «отец водородной бомбы». По его словам, перед учеными стоят три задачи – заниматься наукой, предлагать практическое применение сделанным открытиям и объяснять их суть. «Как ученый я вижу перед собой эти три задачи и никаких других. Вопрос же о том, бросать ли бомбу на Хиросиму или нет, какие вводить международные правила – такие вопросы должны решаться всеми, а не учеными. Я не хочу, чтобы они решались королями, я не хочу, чтобы они решались людьми с деньгами, я не хочу, чтобы они решались интеллектуалами, я не хочу, чтобы они решались учеными – при демократии это должно решаться народом и его представителями. Это важные вопросы, и у меня по ним есть своя точка зрения, которая имеет такой же вес, как и мнение остальных 200 миллионов американцев. То, что я – ученый, не делает мое мнение по этим вопросам более весомым, чем чье-либо другое. Многие, в том числе и ученые, совершали большую ошибку, считая: “Мы это изобрели, теперь мы должны проследить, как это будет использоваться”. Это неверно; будет ли и как будет открытие использоваться, что делать с распространением или чем– либо другим подобным – это вопрос не для ученых». Вот такая, немного идеалистичная, точка зрения.
Стоит, видимо, немного пояснить, каким образом состоялся этот разговор. Вообще, бесед с Эдвардом Теллером было две. И повод для первой был весьма грустный. В 1996 году умер один из творцов советского ядерного щита, академик Юлий Харитон – человек, олицетворявший целую эпоху ядерной физики, работавший на войну. Вполне понятно, что хотелось услышать, что скажут о своем противнике американские ученые, работавшие в аналогичной сфере. Тогда наше тассовское начальство предложило попробовать связаться с Эдвардом Теллером, который, помимо всего прочего, был одним из разработчиков и пламенных сторонников стратегической оборонной инициативы, или, как ее позже окрестили, программы «звездных войн». Энтузиазма это пожелание не вызвало, поскольку практика подсказывали, что люди такого ранга и масштаба трудно досягаемы. Одно то, что надо звонить в Ливерморскую лабораторию радиации имени Лоуренса, почетным директором которой был доктор Теллер, – кузницу самых современных и экзотических вооружений – уже сразу наводило на мысль о долгих расспросах, выяснениях кто, зачем, почему и о чем.
Поразила простота, с которой удалось дозвониться до святая святых «звездных войн». А когда женский голос на другом конце провода как-то совсем буднично сказал, что соединяет с приемной доктора Теллера, ощущение можно было сравнить с легким шоком. Тем не менее, секунд через 20 приятный женский голос ответил, что секретарь доктора Теллера – Джоан Смит – слушает. Узнав о кончине Юлия Харитона, она выразила соболезнования, а затем сказала, что, конечно же, доктор Теллер захочет лично сказать несколько слов в этой печальной ситуации. А потом все заполнил низкий, не по возрасту мощный голос, который строил предложения как бы из отдельных слов-монументов. «Юлий Харитон был замечательным человеком, и я глубоко огорчен сообщением о его смерти. Он был единственным человеком, которого я когда-либо выдвигал на премию имени Ферми» – таковы были первые слова Эдварда Теллера. А потом состоялся очень долгий разговор о физике, о науке вообще, об ответственности ученых, о будущем человечества. Теллер упоминал имена друзей и коллег, которых еще со школьной скамьи мы знали как классиков науки. Собеседниками Теллера, в частности, бывали и Резерфорд, и Бор, и Гейзенберг, и Эйнштейн, и Ферми. К Советскому Союзу Теллер, мягко говоря, не питал никаких теплых чувств, но с большим уважением отзывался о своих коллегах-конкурентах – советских физиках.
Спустя два года у нас состоялся еще один разговор с ним. Тогда на протяжении нескольких месяцев с экранов, со страниц различных изданий, иногда серьезных, а иногда и не очень, на американцев устремлялся поток статей и фильмов об ужасах, которыми грозит потенциально возможное столкновение Земли с кометой или крупным астероидом. Было решено позвонить Теллеру и спросить его, насколько реальна угроза из космоса и что человечество может сделать, чтобы защитить себя. Все-таки он – творец термоядерного щита США и автор идеи Стратегической оборонной инициативы, предусматривавшей создание мощной системы противоракетной обороны страны с использованием экзотических видов вооружений, включая рентгеновский лазер. Кроме того, он был одним из первых, кто заговорил об этой угрозе, привлекая внимание к ней в своих статьях и выступлениях на научных конференциях. Он же предложил и первые способы защиты от нее.
Дозвониться вновь оказалось просто. Более того, Эдвард Теллер прекрасно помнил наш первый разговор. Он сразу же согласился прокомментировать ситуацию. По словам Теллера, в случае обнаружения представляющего реальную угрозу космического тела необходимо постараться точно определить его размеры и состав. Затем надо найти способы, которые позволили бы, используя обычные взрывчатые вещества, немного изменить траекторию его полета. Возможности имеющихся ЭВМ таковы, что мы вполне можем просчитать орбиту движения тела на годы вперед. И если выясняется, что, например, через 10 лет грозит столкновение, то в этой ситуации небольшое изменение скорости этого тела может предотвратить катастрофу. В этом случае, возможно, не потребуется мощного воздействия типа ядерного взрыва. Однако, по мнению ученого, в особых случаях нужно будет прибегнуть и к нему. А в завершение этого интервью Эдвард Теллер предложил приехать к нему в Калифорнию. Но тогда, в 1998 году, это было сопряжено с многочисленными трудностями. Приехав через несколько лет в Калифорнию, мы хотели воспользоваться этим приглашением, но не успели. В 2003 году Эдвард Теллер умер в возрасте 95 лет.
Увидеть же своими глазами, каковы могут быть последствия столкновения Земли с космическими скитальцами – кометами, астероидами или метеорами – можно в соседнем с Нью-Мексико штате Аризона. Здесь, неподалеку от города Уинслоу, находится знаменитый метеоритный кратер. С тех пор как он появился, минуло 50 тысяч лет, но и сейчас не зажила «оспина», оставленная ударом небесного тела. Кратеру посвящено немало статей, лекций, фотографий. Но увиденное собственными глазами потрясает. С трепетом обозреваешь выпотрошенную на сотни вглубь и вширь метров земную твердь, мгновенно осознавая всю хрупкость и уязвимость жизни на планете.