Старый патагонский экспресс - Теру Пол (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Здесь не держали животных — попросту не нашлось бы места, даже небольшого пятачка, чтобы построить курятник или уж тем более загон для свиней. Да и фермы встречались нечасто — одинокие домишки среди буйной зелени джунглей. Дорога была проложена по такому узкому карнизу, что дома вдоль дороги едва цеплялись за край карниза и нависали над пропастью, опираясь на бревенчатые сваи. На этих же сваях птицы вили себе гнезда.
Единственный поселок на этом пути, Кайамарка, также располагался на горном уступе. Я не мог увидеть его, пока автобус не оказался среди домов, и уже через минуту он снова скрылся из виду. Всего лишь несколько ржавых крыш и навесов, прилепившихся к склонам. Эта жуткая дорога отлично объясняла изолированность Боготы, и чем дальше мы уезжали по этому серпантину, тем больше Богота представлялась мне крепостью в сердце Анд, оторванной от остального мира. И это была все та же страна тысячи рек и горных тропок. В сезон дождей ехать по такой дороге, как эта, лишь кое-где покрытой асфальтом, через перевал Куиндио, казалось немыслимой глупостью. Даже сегодня, в солнечный день, мы миновали уже пять фургонов, не удержавшихся на трассе. Их водители, как видно, не ждавшие, что их скоро приедут выручать, разбивали небольшие стоянки возле дороги — ни дать ни взять пигмеи, завалившие слона, слишком большого, чтобы дотащить его до дома.
Пассажиры в автобусе совсем притихли — скорее не столько от красоты горных пейзажей, сколько от оторопи, которая брала при взгляде на бездонные пропасти под колесами. Большинство из них были индейцами с мрачными лицами, в плоских шляпах с круглыми полями и пончо, спасавших их от промозглой сырости. Они вели себя совершенно равнодушно и двигались только для того, чтобы закинуть в рот ломтик козьего сыра. После неудачного обеда в Жирардо я быстро проголодался и очень обрадовался, когда во время одной из остановок к автобусу подбежал мальчишка, выкрикивая: «Сыр! Сыр! Сыр!» Слово эхом перекатывалось между стенами ущелья. Ломти этого сыра, похожие на непропеченное тесто, были завернуты в банановые листья. Я купил кусок и съел его, отщипывая понемногу. Он был круто просолен и вонял козлом, но показался мне не хуже горгонзолы.
Так миновало четыре часа натужного пыхтенья старого автобуса: сыр, очередной поворот и промелькнувшая под окном пропасть, от одного вида которой у меня каждый раз захватывало дух.
На самом высоком участке перевала мы оказались в облаках. Не в тех пухлых облачках, которые я видел возле Боготы, но в бесформенном белесом паре, в котором мы совершенно потерялись. Он словно окутал весь мир, и даже дорогу под колесами стало не видно. Он заполнил собой автобус и скрыл от нас пропасть, его длинные языки тянулись до самых высоких пиков. Он заслонил собой солнце или скорее замутил его, превратив в неясную белесую звезду. Пар густел, из белого он стал серым, и по-прежнему не было видно ни дороги, ни ущелья, ни гор, ни неба только серое бесконечное ничто, напомнившее ту жуткую сцену из «Артура Пима», которой кончается повесть. Это была своего рода слепота, полет вслепую, как детская страшилка про призрачный автобус, унесенный ветром и потерявшийся во времени и пространстве. Для большинства из нас это было похоже на смерть, на окончательную утрату всех чувств и ощущений.
Но постепенно серое снова стало белесым, туман редел, и сквозь него начали то и дело проступать пятна зелени. Наконец-то мы начали спуск. В этом море серости зелень принимала почти черный оттенок, потом появилась оливковая полоска земли между краем дороги и обрывом, уходящим в пропасть. Сорвись мы туда, и никто нас не увидит, ни звука не долетит на такую высоту, когда мы разобьемся на невидимом дне ущелья.
Дверь автобуса оставалась открытой — у нее сломался шарнир. На очередном повороте автобус накренился и задел стену ущелья. Индеец на переднем сиденье держал на коленях узел с вещами, но выпустил его на каком-то ухабе, и узел тут же вылетел в дверь.
Индеец вскочил.
— Пожалуйста, сэр! — взмолился он. — У меня там пять песо!
Это означало около пятнадцати центов. Водитель притормозил.
— И мои пожитки! — продолжал индеец.
Водитель остановился посреди дороги. Он не мог притереться к обочине: полтора метра вправо — и край пропасти. Индеец в развевающемся на ветру пончо выскочил и помчался назад по дороге.
— Пять песо! — воскликнул водитель. — Целое богатство, а? — Он дернул себя за усы, и пассажиры расхохотались. Это подбодрило водителя. — А если мы прождем его до темноты, это ничего, да? Главное найти его пять песо!
Пассажиры все еще хихикали, когда индеец вернулся. Он опустил свой узел на сиденье, примял его и уселся сверху. А мы продолжили путь через обрывки облаков, которые пропускали через себя солнечный свет, отчего все вокруг стало золотисто-желтым. Перед нами в очередной долине открылся такой же золотистый город в окружении золотых гор и полей. Это была Армения.
Армения, Антиохия, а еще подальше поселок Циркадия. Эти восточные названия казались здесь совершенно неуместными, но я так устал, что даже не особо удивлялся. Автобус въехал в город, и в темноте я с трудом разглядел большой отель в центре жилого квартала. Я попросил водителя остановиться, вышел и взял комнату на ночь. Мне казалось, что работа над дневником быстро нагонит на меня сон, но из-за разреженного горного воздуха и холодной сырости я не мог заснуть. Тогда я решил прогуляться и посмотреть на Армению.
Если бы в городе было темно или он показался мне хотя бы в малейшей степени опасным, я бы и носа не высунул в одиночку. Но улицы оказались отлично освещены, и к тому же был вечер пятницы, а суббота являлась ярмарочным днем, так что по городу гуляло множество фермеров, приехавших продавать овощи. Больше всего их толпилось у витрин магазинов, уставленных работавшими телевизорами. Я остановился возле одной такой группы. Они смотрели передачу про австралийских аборигенов. Большинство аборигенов щеголяли голыми, однако на некоторых были плоские шляпы и лохмотья, в точности походившие на наряды глазевших на них обитателей Армении.
«Эти первобытные люди…» — вещал диктор, а на экране аборигены строили свои навесы, искали под поваленными стволами личинок, ловили ящериц и жарили их на костре. По сравнению с этим поселком в Колумбии аборигенам жилось очень даже неплохо. Над Австралией светило солнце, и у аборигенов, заваливших кенгуру, был впечатляющий вид удачливых добытчиков. А потом показали их детей. Комментатор весьма высокомерно прокомментировал их состояние здоровья и их историю. Наверное, в Боготе это действительно бы показалось стоянкой пещерных людей на заре цивилизации. Но бедняки из Армении видели только наготу, обвисшие члены и плоские груди. Они смущенно хихикали. А снисходительный комментатор призывал обратить внимание то на угощение из личинок, то на навес из пальмовых листьев, то на примитивные орудия.
— Глянь, глянь! — восклицал один из стоявших у витрины. — И где же такое место? В Африке?
— Далеко, — солидно ответили ему. — Очень далеко.
Пятью минутами позже, уже возвращаясь в отель, я замедлил шаги, чтобы раскурить трубку. Я услышал кашель. Он доносился из дверей какого-то дома, кашлял ребенок. Когда кашляет взрослый, это всегда бывает редкий и раздражающий звук, но кашель ребенка кажется почему-то совершенно беспомощным и жалким. Я всмотрелся в темноту и спросил:
— У вас все в порядке?
Трое мальчишек немедленно вскочили на ноги. Самый рослый был черным и щеголял в мужском пиджаке до колен, двое других, в потрепанных майках и шортах, явно были индейцами. Они поздоровались со мной. Я спросил, сколько им лет. Мерному было десять, другим по девять лет, и один из этих малышей — я видел который — был болен и кашлял.
— Я как раз занимался арифметикой, — сказал один из девятилетних. Он показал мне клочок бумаги, покрытый аккуратно выведенными карандашом колонками цифр. — Смотрите, я сделал миллион.
— Молодец, — похвалил я. — Твой учитель будет доволен.
