Завещание чудака (иллюстр.) - Верн Жюль Габриэль (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Настал момент снять гроб с колесницы, внести его в холл и опустить в могилу. Его должны были нести восемь слуг покойного, одетых в парадные ливреи. Они подошли к гробу и, освободив его от спускавшихся с него драпировок, подняли на плечи и направились к калитке ограды. «Шестеро» шли в том асе порядке, в каком начали торжественное шествие с Салль-стрит, причем, согласно указанию, сделанному церемониймейстером, находившиеся справа держали левой рукой, а находившиеся слева – правой тяжелые серебряные ручки гроба.
Непосредственно за ними шли члены Клуба Чудаков, гражданские и военные власти.
Когда ворота ограды затворились, оказалось, что большой вестибюль, холл и центральная круглая комната мавзолея едва могли вместить ближайших участников процессии, остальные же теснились у входа. Толпа все прибывала из различных участков Оксвудсского кладбища, и даже на ветвях ближайших к памятнику деревьев виднелись человеческие фигуры. В этот момент трубы военного оркестра прозвучали с такой силой, что, казалось, должны были лопнуть легкие тех, кто в них дул.
Одновременно в воздухе появились несметные стаи выпущенных на волю и украшенных разноцветными ленточками птиц. Радостными криками приветствуя свободу, носились они над озером и прибрежными кустами.
Как только процессия поднялась по ступенькам крыльца, гроб пронесли на руках через первые двери, потом через вторые и после короткой остановки в нескольких шагах от гробницы опустили в могилу. Снова раздался голос досточтимого Бингама, обращавшегося к богу с просьбой широко раскрыть небесные врата покойному Вильяму Дж. Гиппербону и обеспечить ему там вечный приют.
– Слава почтенному, всеми уважаемому Гиппербону! – произнес вслед за этим церемониймейстер своим высоким звучным голосом.
– Слава! Слава! Слава! – трижды повторили присутствовавшие, и вся толпа, стоявшая за стенами мавзолея, многократно повторила последнее прощальное приветствие, и оно далеко разнеслось в воздухе. Потом шестеро избранников обошли могилу и после нескольких слов, произнесенных по их адресу Джорджем Хиггинботамом от лица всех членов Клуба Чудаков, направились к выходу из холла. Оставалось только закрыть отверстие гробницы тяжелой мраморной плитой с выгравированными на ней именем и титулом покойного.
В это время нотариус Торнборк выступил вперед и, вынув из кармана завещание, прочел его последние строки:
– «Моя последняя воля, чтобы могила моя оставалась открытой в течение двенадцати дней и по истечении этого срока, утром двенадцатого дня, шесть человек, на которых пал жребий и которые сопровождали колесницу, явились бы в мавзолей и положили свои визитные карточки на мой гроб. После этого надгробная плита должны быть поставлена на место, и нотариус Торнброк в этот самый день ровно в двенадцать часов в большом зале Аудиториума прочтет мое завещание, которое хранится у него».
Без сомнения, покойник был большим оригиналом, и кто знает, будет ли это его посмертное чудачество последним?
Присутствующие удалились, и кладбищенский сторож запер мавзолей, а потом и калитку ограды.
Было около восьми часов. Погода продолжала оставаться такой же прекрасной; казалось даже, что безоблачное небо стало еще яснее, еще прозрачнее среди первых теней наступившего вечера. Бесчисленные звезды загорались на небосклоне, прибавляя свой мягкий свет к свету канделябров, сверкавших в мавзолее. Толпа медленно расходилась, направляясь к выходу по многочисленным дорожкам кладбища, мечтая об отдыхе после такого утомительного дня. В течение нескольких минут шум шагов и гул голосов еще беспокоили жителей ближайших улиц, но постепенно они замолкли, и вскоре в этом отдаленном квартале Оксвудса водворилась полная тишина.
Глава IV. «ШЕСТЕРО»
На следующий день жители Чикаго взялись с утра за свои обычные занятия, и городские кварталы приняли свой повседневный вид. Но если население города больше уже не запружало, как накануне, всех бульваров и проспектов, следуя за похоронной процессией, оно тем не менее все еще интересовалось теми сюрпризами, которые хранились в завещании Гиппербона. Какие параграфы заключились в этом завещании? Какие обязательства накладывало оно на шестерых избранников и каким путем будут введены они в наследство, если допустить, что все это не было какой-нибудь загробной мистификацией достойного члена Клуба Чудаков!
Но нет, никто не хотел допустить такой возможности. Никто не верил, чтобы мисс Лисси Вэг и господа Годж Уррикан, Кембэл, Титбюри, Крабб и Реаль не нашли в этой истории ничего, кроме разочарований, что поставило бы всех их в очень смешное положение. Без сомнения, существовал очень простой способ одновременно удовлетворить любопытство публики и вывести заинтересованных лиц из того состояния неуверенности, которое грозило лишить их сна и аппетита. Для этого достаточно было бы вскрыть завещание и узнать его содержание. Но касаться завещания ранее 15 апреля было строжайше запрещено, а нотариус Торнброк никогда бы не согласился нарушить условий, поставленных завещателем. 15 апреля в большом зале театра Аудиториум, в присутствии многочисленной публики, какая только сможет вместиться в зале, он приступит к чтению завещания Вильяма Дж. Гиппербона. 15 апреля ровно в полдень, ни одним днем раньше, ни одной минутой позже. Таким образом, приходилось покориться, но нервозность жителей Чикаго, по мере того как время приближалось к назначенному сроку, все возрастала. К тому же две тысячи двести ежедневных газет и пятнадцать тысяч разных других периодических изданий, существовавших в Соединенных штатах, – еженедельных, ежемесячных и двухмесячных – своими статьями поддерживали всеобщее возбуждение. И если эти газеты и не имели возможности даже предположительно разоблачить секреты покойного, то они утешали себя тем, что подвергали каждого из шестерых избранников всем пыткам своих интервьюеров, первой целью которых было выяснить их социальное положение.
Если прибавить к этому, что фотографы не желали, чтобы журналы и газеты их перегнали, и что портреты шестерых избранных – большие и маленькие, до пояса и во весь рост – в сотнях тысяч экземпляров расходились по штатам, то всякому будет ясно, что эти «шестеро» занимали теперь место среди наиболее видных лиц Соединенных штатов Америки.
Репортеры газеты Чикаго Мейл, явившиеся к Годжу Уррикану, жившему на Рандольф-стрит, № 73, были приняты крайне сухо.
– Что вы от меня хотите? – спросил он раздраженно. – Я ничего не знаю! Мне совершенно нечего вам говорить! .. Меня пригласили принять участие в процессии, и я это сделал! .. Кроме меня, там было еще целых пять таких же, как я, около самой колесницы… Пятеро, которых я абсолютно не знаю! .. И если это кончится плохо для одного из них, то меня это не удивит! .. Я чувствовал себя там какой-то плоскодонной лодкой, которую тянут на буксире, не будучи в состоянии как следует разозлиться и излить свою желчь! .. О, этот Вильям Гиппербон! Да возьмет бог его душу и, главное, да сохранит он ее у себя! Если же этот человек надо мной насмеялся, если он заставил меня опустить мой флаг перед этими пятью пролазами, то пусть он бережется! .. Как бы ни был он мертв, как бы глубоко ни был зарыт, если даже для этого мне пришлось бы ждать последнего суда, я все равно сумею…
– Но, возразил один из репортеров, согнувшийся под напором так неожиданно налетевшего на него шквала, – ничто не дает вам основания думать, мистер Уррикан, что вы подверглись какой-то мистификации. Вам не придется сожалеть о том, что вы оказались одним из избранников… И если на вашу долю придется только одна шестая этого наследства..
– Одна шестая! .. Одна шестая! .. – вскричал громовым голосом расходивший командор. – А могу ли я быть уверен, что получу ее, эту шестую, всю целиком? !
– Успокойтесь, прошу вас!
– Я не успокоюсь! .. Не в моей натуре успокаиваться! .. К бурям я привык, я сам всегда бушевал… еще получше их! ..
– Ни о какой буре не может быть и речи, – возразил репортер, горизонт чист…
