Старый патагонский экспресс - Теру Пол (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
— Латиноамериканцы — забавные люди, — сказал он. — Они терпеть не могут, когда их критикуют. Они этого не выносят, так что лучше этого не делать. Им ненавистен критицизм или, по крайней мере, то, что они хотят считать критицизмом. Правительство Эквадора — триумвират диктаторов: армия, флот, ВВС — трех генералов. Если им только покажется, что кто-то их критикует, они заложат рядом с его домом динамит и устроят взрыв.
Я сказал, что это серьезный довод.
— Нет-нет, — заверил он меня, — никто при этом не пострадает. Это просто такое предупреждение. Единственным, кому не повезло, был критик, которому хватило духу стоять на своем даже после взрыва.
На стене в офисе этого человека висела карта Эквадора. Однако она совершенно не походила на ту карту, которая имелась у меня. Политик объяснил, что эту карту напечатали в Эквадоре и что на самом деле здесь половина территории Перу. И что эквадорская карта Перу и перуанская карта Эквадора совершенно разные: обе страны предпочитают считать себя гораздо бо?льшими, чем они на самом деле, и пририсовывают себе всю территорию бассейна Амазонки.
Увидев в этом человеке бесценный источник информации, я стал расспрашивать его об индейцах. Да, аристократов из родов инка практически не осталось, и здесь принято использовать индейцев на самых малооплачиваемых работах. Испанцы вырезали инков и заняли их место, точно так же эксплуатируя индейцев. Ситуация нисколько не меняется: индейцы по-прежнему остаются на дне общества, а поскольку практически все они неграмотны, то и протестовать особо не могут.
— Удивительно, как индейцы не передушили этих людей, — сказал я.
Когда я приехал в Квито, в городе душили людей. На следующий день душителя поймали. В местной газете появилась статья под названием «Очарованный галстуками». Убийца оказался гомосексуалистом, но это было еще не все. Он нападал на своих жертв в женском наряде (статью проиллюстрировали подборкой фотографий, на которых его запечатлели в разных женских париках). Ему удалось задушить четырех мужчин. Его ответ полиции корреспондент пересказал так: «Когда он вступал в половую связь с некоторыми лицами или с теми, кто носил галстук, его охватывало неудержимое желание их удушить. В остальных случаях он был абсолютно нормален».
— В общем, дела идут на лад, — заявил американский писатель Мориц Томсен. Он был автором «Жизни бедных» и «Фермы на реке изумрудов» — двух известных книг, поставивших его в один ряд с В. Г. Хадсоном. Томсен прожил четырнадцать лет в одной из самых диких и глухих провинций Эквадора. — Если вы заедете в определенные районы Эквадора, индейцы забросают вас камнями. Здесь встречается множество машин с разбитыми ветровыми стеклами, — он ухмыльнулся и прищурил яркие голубые глаза. — Так что есть все основания полагать, что революция не за горами.
Не кто иной, как Мориц спросил у меня однажды, встретив на улице Квито:
— Я никак не врубаюсь, Пол! Как ты умудряешься писать обо всех этих путешествиях, если только и делаешь, что ходишь по гостям?
— По-твоему, лучше мне написать о гостях? — предположил я. Но на самом деле он был прав, и мне стало очень стыдно. Я дал себе клятву на следующий же день сесть на поезд до Гуаякиля.
Но на следующий день поезда не было. Мистер Кейдерлинг из американского посольства предложил мне свое решение. Я полечу в Гуаякиль и прочту там лекцию. Он свяжется с посольством в Гуаякиле, обо всем договорится и попросит их заказать для меня билет на «Аутоферро», идущий сюда, в Квито.
— Это тот же поезд, — заверил он. — Только идет в другую сторону.
Я решил, а почему бы и нет? И полетел в Гуаякиль.
Гостям Гуаякиля волей-неволей приходится воздевать очи к горе, ибо в ясную погоду с душных улиц можно разглядеть снежную шапку на вершине Чимборацо, тем более что внизу можно увидеть одних только крыс. Чимборацо высится в плотном желто-буром воздухе, то и дело грозящем дождем, от которого пешеходы прячутся под навесами магазинов. Ночью здесь тоже часто льет дождь, но крысам на это наплевать. Крысы умеют плавать, пробираться по трубам и лазить по вертикальным стенам. Им нипочем голод, холод и жара. Они жестоки, бесстрашны и решительны, и полученные ими навыки выживания делают их практически неистребимыми. Наверное, это единственное животное, которое может позволить себе быть таким шумным: им попросту нечего бояться. Они не крадутся в темноте, но скорее топочут, цепляясь за землю своими коготками. Вы услышите приближающуюся крысу еще за несколько метров: так беспечно они передвигаются, то и дело набрасываясь на своих товарок. Их откровенная враждебность даже не предполагает особой хитрости или коварства.
В Гуаякиле обитает вид Rattus rattus: черные, или корабельные, крысы, те самые, что принесли Черную смерть — эпидемию бубонной чумы — из Азии в Европу. Чума опустошала Европу на протяжении добрых четырех сотен лет, а к концу восемнадцатого века повернула вспять через Ближний Восток в Азию. Есть мнение, будто чума перестала свирепствовать в Европе из-за того, что черную крысу выжил еще более жестокий, но менее опасный для людей вид, бурая крыса (Rattus norvegicus).Черные крысы вместе со своими блохами путешествовали на кораблях и размножились до несметных полчищ в жарких и влажных портовых городах Африки и Южной Америки. Они принесли с собой и чуму, эпидемии которой все еще случаются на этих континентах. Я не смог узнать число случаев смерти от бубонной чумы в Гуаякиле — эта тема считается здесь неприличной, — но люди по-прежнему погибают здесь от укусов блох, обитающих на черных крысах. Это скорая и ужасная смерть: больной умирает максимум через два дня после укуса в страшных мучениях.
В отеле в Гуаякиле в потолке моего номера имелось что-то вроде зарешеченной вытяжки. Я две ночи не мог заснуть от скрипа лопастей вентилятора. Он включался с наступлением темноты, и всю ночь меня донимал скрип несмазанного подшипника. Я пожаловался управляющему.
— У вас в комнате нет вентилятора, — заявил он.
Я вернулся в номер, встал на табурет и посветил спичкой в щель на решетке. То, что я принимал за вытяжной вентилятор, оказалось крысиным гнездом — я насчитал не менее трех тварей, пищавших и копошившихся по ту сторону решетки.
— У меня в номере крысы, — сказал я управляющему.
— Ах, да, — он явно не удивился. Я ждал, что он скажет дальше, однако он просто улыбался и смотрел на меня.
— Похоже, вы для них нарочно оставили там место. Они выглядят очень довольными.
— Да, — неуверенно повторил управляющий. Он все еще не понял, насколько серьезно я говорю.
— Пусть эта комната достанется крысам, а я перееду в другую.
— Так вы хотите поменять номер, верно?
Однако оказалось, что все до единого номера в этом роскошном отеле (названном в честь великого немецкого охотника на крыс, первооткрывателя и натуралиста) провоняли крысами. Характерный запах их мочи и экскрементов шел отовсюду, из любого угла. А кое-где попросту зияли дыры, прогрызенные крысами в стенах и потолке.
Я очень хотел попасть в Гуаякиль: у меня здесь были дальние родственники. В 1901 году мой прапрадедушка покинул родную деревню Агаццано, что возле Пьяченцы на севере Италии, и отправился в Нью-Йорк с женой и четырьмя детишками. Звали его Франческо Калеза. Он нашел Нью-Йорк отвратительным местом и сильно разочаровался в Америке. Двадцатидневное плавание на пароходе «Сицилия» было само по себе тяжелым испытанием, Рождество на острове Эллис — чистилищем, а сам Нью-Йорк — сущим адом. Он хотел добраться до Аргентины, чтобы построить там ферму, но из-за желтой лихорадки застрял в Буэнос-Айресе и изменил планы. Как бы ни хотел он обзавестись своей фермой в Америке, но ему было уже пятьдесят два, и не оставалось ни гроша в кармане. Безнадежная ситуация. У него совсем опустились руки, и он уже собрался возвращаться в Италию. Его жена Эрменгильда проявила большую стойкость и наотрез отказалась возвращаться вместе с ним. Так их брак распался: он вернулся в Пьяченцу, к своей замужней дочери (которая еще за год до этого сбежала из Америки со своим мужем); она осталась в Нью-Йорке и одна воспитывала оставшихся с ней детей, заложив в своих наследниках непробиваемое упрямство, ставшее семейной чертой. Моя двоюродная бабка, остававшаяся в Италии, родила дочь Марию Черути, которую отдали замуж в деревню Чиавари в семейство Нореро. Нореро во многих поколениях были врачами, и особенно удачно их дела пошли в Эквадоре, точнее, в Гуаякиле, где они накопили достаточно денег, чтобы производить бисквиты, кондитерские изделия, пасту и спагетти. Они процветали и посылали деньги родным в Чиавари. Мне не составило труда разыскать их в Гуаякиле. Здесь Нореро знали все. Единственное, чему они удивлялись, как это я, совершенный чужак в этом месте, могу быть родственником такой почтенной фамилии?
