Пойманное солнце - Мейнк Вилли (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
Кришна пошел за ней. Два года, проведенные в Калькутте, словно изгладились из памяти Дамаянти. Ей казалось, будто вся ее жизнь была ожиданием возвращения в родную деревню.
Однако хозяин преградил ей дорогу. Кришна, с трудом сдерживая поднимавшийся в нем гнев, потребовал, чтобы хозяин их не задерживал, но тот, осыпая Кришну оскорблениями, грозил передать их обоих в руки полиции. Тогда Кришна бросился на хозяина, оттолкнул его и побежал вместе с Дамаянти вниз по лестнице.
Шум разбудил жильцов дома и полицейского, который жил со своей семьей на первом этаже. Он задержал беглецов, посмотрел долговые обязательства, которые предъявил хозяин, и отвел брата с сестрой в полицейский участок.
После короткого допроса Дамаянти отпустили, а Кришну отвели к судье, и тот приговорил его к денежному штрафу в пятьдесят рупий или к четырнадцати дням ареста. В коридоре суда Кришне удалось шепнуть сестре, чтобы она ждала его там, где он ночевал.
Дамаянти не решилась подняться в свою комнату и послала за вещами мальчика, а сама осталась ждать у подъезда. Она видела, как мальчик с хозяином вышли из дома. Хозяин взволнованно бегал от одного торговца к другому. Девушка стоила дороже бриллианта; ведь за бриллиант деньги удается получить только раз, а девушку можно продавать каждую ночь.
В оживленном переулке скрыться оказалось нетрудно. Дамаянти обменяла свое шелковое сари на кусок дешевого ситца и, получив в придачу деньги, смогла кое-как питаться. Ночью она ложилась спать на мостовой, на том самом месте, где нашла брата. Так же неподвижно сидела она под палящим солнцем и на четырнадцатый день. Под вечер пришел Кришна. Они сразу же отправились в обратный путь, домой.
Так закончилась история певицы в золотом платье. Я вспомнил, что видел девушку в баре «Гранд-отеля» два года назад, при первом моем посещении Калькутты, но тогда я не имел ни малейшего представления о ее судьбе, совсем необычной: Калькутта ведь редко отпускает свои жертвы.
Сражение камнями
Мы вышли из ресторана, намереваясь отдохнуть после обеда в своих комнатах. Сорок один градус! Солнце стояло прямо над торговыми домами Чоурингхи и Парк-стрит.
Когда мы проходили мимо Бюро обслуживания, то заметили какое-то смущение на лицах служащих. Перед отелем собралась толпа протестующих людей, которая явно намеревалась штурмовать этот «увеселительный дворец». Мне это показалось вполне разумным: ведь более трех четвертей жителей Калькутты живут в вонючих, перенаселенных многоквартирных домах.
Семьдесят пять процентов больших семей вынуждены довольствоваться одной комнатой; на двадцать восемь — тридцать девять человек — только один водопроводный кран; одним отхожим местом пользуются от двадцати одного до двадцати трех человек.
По официальной статистике, в Калькутте было около тридцати тысяч бездомных, которые все делали на мостовой: готовили пищу, ели, отправляли своп естественные потребности и спали. Когда видишь длинные ряды бездомных на вечерних улицах и в переулках, то начинаешь думать, что половина населения Калькутты живет на улице.
Портье стоял, подняв руки, перед голодной толпой и, несмотря на свою представительную фигуру, лишь с большим трудом оттеснял демонстрантов.
Ювелир магазина в отеле опустил жалюзи на витринах и исчез с озабоченным лицом, в то время как три побледневших служащих поспешили на помощь портье.
Мой знакомый предложил выйти из отеля. Он считал, что на улице интересней, против чего я не мог возражать. Впрочем, признаться, при виде взволнованных лиц и угрожающе поднятых кулаков мне стало как-то не по себе. Мы прошли мимо портье на улицу, повернули налево в узкий переулок между ювелирным магазином и протестующей толпой. К счастью, нас пропустили. Всю свою ненависть демонстранты обрушили на роскошное здание «Гранд-отеля», в котором как раз в это время вели переговоры директора одной из индийских монополистических компаний.
Неожиданно мы услышали завывание сирены. Кричащая толпа увлекла нас налево, на соседнюю улицу, ведущую к Новому рынку. Рубашки прилипли к телу. Мой знакомый понял, что мы попали в ловушку, и растерянно посмотрел на меня. Одну сторону улицы блокировала толпа, другую перегородили два грузовика с решетками из толстой проволоки — машины калькуттской полиции. Автомобили остановились примерно в двадцати метрах от нас. На полицейских были плоские шлемы, в руках они держали проволочные щиты. Два офицера в беретах подавали команды. Полицейские спрыгнули с машин и стали теснить толпу щитами и дубинками.
Напряженность ситуации обострила мое внимание, и я отчетливо различал сейчас все детали. Слева и справа от мостовой длинными рядами стояли легковые машины, над входом в кинотеатр висели два огромных ярких плаката, а небо казалось бледным и безучастным. На плакате слева крупными буквами было написано: «Али-Баба и 40 разбойников», на плакате справа — «Амарапалли» и имя исполнительницы главной роли — Виджаянтимала. Огромный портрет актрисы говорил о том, что она бенгалка по национальности, с нежным взглядом и мягко очерченной грудью.
Мы прижались к деревянному забору. Мой знакомый, журналист, заметил, что самое лучшее было бы проскользнуть в подворотню на другой стороне улицы. Он, однако, опоздал со своим советом. Полицейские оказались около нас, а демонстранты начали бросать камни. Мы слышали звон разбитых стекол и удары о металлические крыши автомобилей. Полицейские вклинились в толпу, избивая демонстрантов дубинками, и вскоре завладели положением. Демонстрация была не из тех серьезных стычек с выстрелами, убитыми и ранеными, о которых я ежедневно читал в газетах. Она стихийно возникла, после того как разнеслись слухи о собрании директоров в «Гранд-отеле».
Мы выждали, пока полицейские машины уехали, и возвратились на Чоурингхи. Автобусы, легковые автомобили, такси, мотороллеры, велосипедисты и грузовики нескончаемой вереницей скользили мимо нас. Тут же двигались повозки, запряженные быками, и рикши. Нам встретился бородатый, почти совсем голый святой, неизвестно почему шагавший посередине мостовой.
Из стен у входа в «Гранд-отель» оказалось выбито несколько камней. Ювелир поднял жалюзи на витринах и с большим вниманием стал рассматривать ожерелье из камней «тигриный глаз».
Мы подошли к дежурному за ключами. Навстречу нам шла изящная, очень красивая индианка в сопровождении метрдотеля ресторана, мистера Гхоша, окруженная свитой молодых мужчин и женщин. На лице ее застыла какая-то загадочная веселая улыбка, всегда восхищавшая меня в индийских женщинах, хотя и остававшаяся непонятной. Вероятно, она брала начало в далеком прошлом, когда любовь занимала такое же почетное место, как поэзия, изобразительное искусство и религия, и была воплощением совершенного искусства «Кама сутры».
Лицо женщины показалось мне знакомым, и я стал вспоминать, где уже видел ее однажды. И вдруг меня осенило… я вспомнил портрет на киноафише, вывешенной на улице недалеко от рынка.
Мистер Гхош протянул мне обе руки, свита остановилась. Я был представлен, как благоговейно заявил Гхош, «одной из лучших, если не самой лучшей киноактрисе Южной Индии, мадам Виджаянтимале».
Неожиданная встреча смутила меня. В киноактрисах, по моим представлениям, есть нечто такое, что поднимает их над всем привычным и превращает чуть ли не в божества. Ведь на афишах и на экране актрисы кажутся очень далекими от нас, простых смертных, которым лишь очень редко представляется случай познакомиться с ними лично.
Мадам Виджаянтимала приятно улыбнулась, женская половина свиты зашепталась и захихикала, а взгляды мужчин, смотревших на нас изучающе, стали суровыми. Волнение от только что закончившегося сражения камнями еще не улеглось, и я, растерявшись, не знал, что сказать. Мой спутник тоже молчал. Голоса свиты становились всё громче, все снова пришли в движение, а я, следуя интуиции, галантно поцеловал руку мадам Виджаянтималы, чем и снискал уважение мистера Гхоша.
