Из Парижа в Бразилию по суше - Буссенар Луи Анри (прочитать книгу TXT) 📗

Жак любил останавливаться на постоялых дворах, где отсутствие изысканной кухни и мягкой постели вполне компенсировалось любопытными зрелищами и возможностью проводить интереснейшие наблюдения. Он обожал подаваемые путникам тортильи, эти пресные блины из кукурузной муки, очень тонкие и очень сухие, являющиеся национальной мексиканской едой и полностью заменяющие простонародью хлеб, и заявлял также, что пульке и мескаль — изысканнейшие напитки и что дичь со стручковым перцем — вкуснейшее блюдо.

Жак стал оптимистом и приходил в экстаз от пышной тропической флоры.

Мы сказали «тропической», хотя путешественников еще отделяли семь с лишним градусов от северной границы тропической зоны [409]. И не ошиблись. Известно, что Мексика разделена на три зоны, имеющие характерные названия «tierra caliente» — «жаркая земля», «tierra templada» — «теплая земля» и «tierra fria» — «холодная земля», причем географическая широта к подобной градации не имеет ни малейшего значения, поскольку в основе данного районирования лежит высота расположения территории над уровнем моря. Tierra fria — это горные склоны на высоте более двух тысяч метров, tierra templada — те же склоны, но расположенные ниже двух тысяч метров, и tierra caliente — побережье двух океанов, простирающееся от моря до подножия гор и частично охватывающее бассейны рек Ри-Браво-дель-Норте и Рио-Хила.

Дорога на Гуаймас пролегала по «теплой земле», и Жак мог вволю любоваться роскошными веерными пальмами, бананами, раскинувшими свои огромные листья, бутылочными тыквами, индигоносами [410], какаовыми деревьями, хлопчатником, вернувшимся в дикое состояние и своим присутствием напоминавшим о некогда существовавших здесь древних цивилизациях.

Временами вдали показывались соломенная крыша, оплетенная ползучей растительностью, рощица гуайявы [411], росшие отдельно апельсиновые и лимонные деревья, авокадо [412], увешанные плодами. Скромные жилища индейцев стояли в окружении небольших, тщательно возделанных участков земли, на которых произрастали табак, сахарный тростник, лимоны, арбузы, ананасы, маис [413] и маниока [414], защищенные от вытаптывания великолепной изгородью из кактусов и алоэ.

Всякий раз восхищаясь буйной растительностью, Жак завидовал счастью обитателей этого тропического эдема [415], и ему все сильнее хотелось добраться наконец до своих владений в Жаккари-Мирим.

Временами причудливый облик невиданных цветов исторгал из его груди восторженные вопли.

Впрочем, даже самые хладнокровные путешественники не остались бы равнодушными при виде несравненной красоты Salvia fulgens [416] с ее багровыми пламенеющими лепестками, изящной Sisyrinchium strie [417], гигантского Helianthus [418], нежной Mentzelia [419].

Там, где начинались каменистые почвы, унылый пейзаж скрашивали высоченные кактусы, огромные молочаи [420]; смоковницы [421] высотой двадцать метров, громадные агавы с их мясистыми серо-зелеными листьями, ощетинившимися грозными колючками. Здесь во всем своем величии произрастает драгоценная Maguey — американская агава, из которой делают пульке и мескаль, излюбленные напитки мексиканцев. Из волокон ее листьев получают прочную бумагу, на которой были написаны рукописи ацтеков [422], прекрасную солому для крыш, веревки и ткани. В этом растении все идет в дело, даже шипы, ибо из них изготовляют иголки и гвозди.

Напомним также, что существуют сорта агавы, выращиваемые специально для получения пульке. Это Four-craea seculaire, или Furcraea longaeva [423], достигающая своей зрелости значительно раньше, чем обычная агава, которой для этого требуется двенадцать — пятнадцать и даже двадцать лет. В момент, когда заканчивается единственное в ее жизни цветение, в середине цветоножки, или стебля, на котором расположен цветок, проделывают дырку, и та быстро заполняется растительным соком. Этот сок представляет из себя бесцветную жидкость, именуемую aquamiel. Ее собирают два или три раза в день на протяжении пяти месяцев. Количество получаемой жидкости равно восьми — десяти литрам в сутки. Потом выделение сока прекращается, и растение засыхает. Собранный сок бродит в тени в течение двенадцати часов, после чего образуется пенящийся напиток, хмельной и очень приятный на вкус.

Но вернемся снова к особенностям путешествия по Мексике. Представьте себе, что намеченное расстояние наконец пройдено, день близится к концу, пора размещаться на ночлег. Если повезет и вы до ночи доберетесь до венты, то заночуете в бамбуковой хижине — meson. Вы также сможете понаблюдать, как служанки — mozas — готовят тортильи, которые затем подадут вам к столу еще горячими. Смуглые красотки Соноры давят на metate — квадратном столе, состоящем из гранитной плиты, установленной на четырех низких ножках, — вареные кукурузные зерна, смешивают их в деревянных кадках с мукой, делают очень тонкий блин и жарят его на comal — круге из красноватой глины, согреваемом на маленькой печи из необожженного кирпича.

В такой точно обстановке отдыхали и наши друзья. По прибытии на постоялый двор Сапоте распрягал лошадей, отводил этих выносливых животных в конюшню и щедро наделял их ячменем и сеном. Потом переносил багаж в комнату, где на охапках свежей кукурузной соломы должны были ночевать или, точнее, располагаться лагерем на ночь его хозяева. Разложив туалетные принадлежности и развернув большие резиновые корыта, метис шел за водой с двумя брезентовыми ведрами, чтобы путники могли предаться омовению, особенно приятному после целого дня скачки по пыльной дороге и под палящим солнцем.

Туалетные принадлежности с самого начала вызывали восхищение Сапоте, а случай, произошедший с ними на третий день пути, окончательно укрепил его в мысли, что его новые хозяева — очень важные персоны. В Мексике непросто раздобыть воду. Наши путешественники устали и, как и их животные, умирали от жажды. До венты же Папагос, расположенной у подножия Сьерры-Сенойты, оставалось еще два часа пути. Неожиданно лошади и мулы, принюхавшись, обрели свою прежнюю рысь. Нет сомнений: где-то рядом была вода. Инстинкт не подвел животных. Через десять минут маленький отряд оказался возле источника. К несчастью, вода находилась на самом дне глубокой расщелины с отвесными стенами — barranea — и посему была недосягаема. Разочарованный Сапоте оглашал воздух жалобными воплями, кони нетерпеливо били копытами по каменистой почве. Тогда Жюльен приказал мексиканцу достать из чемодана два брезентовых ведра, похожих на ведра пожарников и вмещавших двенадцать литров жидкости. Бедный малый решил, что сейчас его пошлют на дно ущелья, и уже молитвенно сложил руки, когда Жюльен обратил его внимание на то, что ручка каждого из ведер была сделана из длинной, тонкой и просмоленной веревки, многократно пропущенной через два кольца из оцинкованного железа, прочно пришитых друг напротив друга к брезентовым стенкам. Длина веревки, если ее развернуть, достигала почти двадцати метров. Жюльен терпеливо размотал ее, убедился, что один конец прочно прикреплен к кольцу, и бросил ведро в расщелину. Оно шлепнулось прямо в середину источника и благодаря железным кольцам погрузилось в воду. Вытащить ведро и напоить всадников и коней теперь не составляло труда. Таким образом благодаря этому простому, но поистине гениальному приспособлению путники были избавлены от жестоких мук жажды.