Земля за океаном - Стрельников Борис Георгиевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
У штата Южная Дакота на равнинах особое положение. Земли тут начинают холмиться, появляются островки еловых и сосновых лесов. Почвы для пашни тут оказались малопригодными. И хотя Дакота выглядит, конечно, иначе, чем сто лет назад, все же именно тут можно почувствовать некую первозданность земли.
Плавно, с холма на холм, стелется холст бетона. Третий день едем, и по-прежнему степь. Горизонт временами так отдаляется, что полоску слияния неба с землей почти невозможно улавливать. Одеяло горячего воздуха над дорогой блестит как стекло. Обогнавшая нас машина плывет в этом плавленом воздухе, виден даже просвет между колесами и бетоном. Новый гребень дороги – новая даль.
Для всего живого в этих местах важен не столько слух, сколько глаз. Плавно, не махая крылом, патрулируют землю два коршуна. На холме у дороги столбиком замер суслик. Далеко видно всадника – гонит бурое стадо коров. Глаз невольно следит за этим плавным движением по равнине, очень похожим на цветную рекламу сигарет «Мальборо». Вот всадник для завершения сходства собрался, кажется, закурить. Нет. Не покидая седла, всадник выстрелил из ружья – белый дымок, а потом сухой отрывистый треск. Становимся на обочине – передохнуть и узнать заодно, кого пугнул от стада пастух.
Минут через десять с полсотни коров и всадник уже вблизи от дороги. Машем ему картузом… Подъехал. Подтянутый, загорелый, но для рекламы «Мальборо» явно не подходящий – бельмо на глазу, и вообще вид совсем не героический, к тому же на четверть, если не больше, индеец. В седле, впрочем, очень уверен. Взгляд вопросительно-настороженный.
– Извините, просто дорожное любопытство. По ком стреляли?
Парень с видимым облегчением улыбается.
– Койот… А я подумал, зовете, значит, стряслось что-нибудь.
– Попали?
– Нет, попугал. Днем этот зверь осторожен.
– Свое стадо пасете?
Парень помедлил с ответом.
– Вы с побережья?
Встречный вопрос обнаружил какой-то наш промах. Видимо, полагалось знать, что у этого парня своего стада быть не могло.
– Я просто работник. Хозяин сюда приезжает раз в год. Вместе клеймим коров.
Два-три вопроса о дороге и о погоде, взаимное «извините», и вот уже всадник и красная лошадь на серебристо-зеленой равнине опять превратились в романтический образ для покупателей сигарет.
И снова автомобиль прессует тугую стену пахучего воздуха. О стекло разбиваются пчелы и мошкара. Большая мышь проворно перебегает дорогу и скрывается в травах. Позже, в июле и августе, эти места побуреют и поскучнеют. Появятся тут стожки – запасы сена на зиму. Кое-где – остатки прошлого года – они и сейчас бурыми клецками плавают в травах. Сейчас, в конце мая, зеленый праздник в степи. Жирно блестят полосы сеяных трав, а там, где плуг земли не касался, зелень имеет серебристый оттенок. На ощупь травы тут жесткие, с колючками и полынью. Тот же матово-серебристый цвет видишь в низинах, где пробегают крики – мутные, торопливые, к средине лета иссякающие ручьи. Однако влаги в этих степных морщинах хватает для древесной растительности. Она-то – ивы и тополя – наполняет низины мерцающим серебром листьев… Кладка через ручей. Потерянная и надетая кем-то на сук рукавица. Перевернутый ржавый автомобиль. Проселок, уходящий за холм. Ни единой души! И все-таки кто-то живет на земле. Дымок. Приземистая, едва различимая постройка у горизонта. Жеребенок на холмике сосет черную кобылицу…
Остаткам индейцев великодушно пожаловано это жизненное пространство к западу от протекающей степью Миссури. «Индейцев в Южной Дакоте проживает 25 тысяч, больше, чем в другом любом штате Америки», – добросовестно поясняет дорожная книжка. На карте индейские резервации обозначены желтой краской и черным пунктиром. Наше дорога проходила как раз у такого пунктира, и мы заехали в резервацию.
Об индейцах рассказ особый. А сейчас вернемся на шоссе 90, ведущее нас на Запад. Остановимся у ответвления в сторону резервации. В этом месте мы встретили два необычных дорожных знака. На одном был нарисован башмак, а надпись поясняла, что тут проходила «большая пешеходная тропа индейцев». Другой знак был украшен головою бизона, кольтом и индейской трубочкой мира. Надпись «Олд вест трейл» путникам объясняла: это старая дорога на Запад. «Бетон пролегает там, где когда-то на диких землях в повозках с брезентовым верхом двигались пионеры-переселенцы». Тут на равнинах (в городке Додж-Сити) есть памятник… волам. На пьедестале написано: «Из следов наших копыт родились ваши автострады». Так же красноречивы слова на монументе ковбою: «На пепле моего костра рожден этот город».
О больших миграциях по равнинам дорога в Южной Дакоте напоминала нам не однажды. Подобно тому как на Востоке Америки напоказ держат старые пушки, крепости и постройки, тут, на равнинах, главный предмет старины – повозка. В маленьких городах и местечках, у перекрестков дороги, у закусочных и мотелей, у магазинов и даже бензоколонок непременно видишь воловью повозку. Перекусив у дороги, американцы с удовольствием сажают на повозки детишек, да и взрослые на минуту-другую не прочь поменять место в автомобиле на сиденье под брезентом. Называется это «ощутить свои корни».
Но дорожный спрос на историю удовлетворяется не только показом транспорта пионеров. В музейчиках у шоссе можно увидеть, как в те не столь уж далекие времена одевались, в– какой посуде и что подавалось на стол, что курили, из чего стреляли, чем землю пахали.
Заглянув в один очаг старины, в остальные можно и не заглядывать. И все-таки, подъезжая к Миссури, мы уступили призывам желтых щитов: «Большой музей Дикого Запада. Загляните!»
У входа в музей нас встретил хозяин в ковбойской шляпе, в сапогах с высокими каблуками, с ковбойским ремнем и ковбойской улыбкой. Очки добавляли этой фигуре нечто и от учености. Страдал хозяин дефектами зрения, или, быть может, облик встречавшего был «спроектирован». (Такое в Америке дело нередкое.) В музее «учености», впрочем, не наблюдалось. Все та же кунсткамера. На видном месте стояла скульптура свирепого вида индейца, стояло чучело зебры, старый протез ноги из липовой древесины… Но было видно: собиралась коллекция рукою заботливой и дотошной.
Доллар за вход мы уплатили кассиру, мальчику лет двенадцати с испитым, желтым, как воск, лицом, с грустным не по возрасту взглядом. Ковбойская шляпа только подчеркивала его болезненность.
– Сюда, джентльмены, – махнул он на дверь, – тут начало осмотра.
Экспозиция продолжалась на улице. Тут можно было увидеть подлинный домик поселенца на Западе, ветрячок-водокачку, школьную комнату, в которой мог бы сидеть Том Сойер. (Большая железная печка, столы на литых металлических ножках, клавесин, глобус, портрет Вашингтона на стенке и пучок длинных розог на столе.) Далее в длинном ряду стояли огромные бочки, мельничные жернова, колокол для сигнала «обедать!», замысловатых конструкций самогонные аппараты. Старину завершали конная молотилка и трактор марки «фордзон».
Вернувшись под крышу уточнить какую-то запись, мы вдруг услышали за спиной робкий голос кассира:
– Простите, джентльмены, вы, наверное, не американцы?.. Я так и подумал: это кто-нибудь из Европы…
Узнав, в чем дело, мальчик пошел вместе с нами, и только теперь мы поняли: это вовсе не мальчик, а человек лет восемнадцати-двадцати, но которому суждено маленьким и остаться.
– У меня щитовидка, – привычно, чтобы все сразу поставить на место, сказал он и с жадным любопытством стал расспрашивать о нашей поездке: – А что сейчас, вот в это время, у вас в России?
– Тоже весна, так же тепло…
– А зимой в Москве холодно?
– Примерно так же, как тут, в Дакоте.
– Да, у нас зимы очень холодные… Я вот мечтаю побывать во Флориде.
«Мальчика» звали Грей Олсон. Выяснилось, что хозяин музея – не тот человек в очках и ковбойской одежде, а он, Грей Олсон. Престарелый «ковбой» у входа был всего лишь служителем, точнее «дядькой», опекавшим этот ковчег старины и его пожизненного владельца. «Дядька» (Джон Питерсон), заметив наш разговор, подошел, приветливо поздоровался.
