Гостеприимная Арктика - Стефанссон Вильялмур (электронные книги без регистрации txt) 📗
Гонзалес объяснил также, почему он не прибыл и никого не послал к нам по санному пути. От Кроуфорда, который во время плавания встретил судно «Герман», Гонзалес узнал, что оно перед этим доставило на мыс Келлетт почту для нашей экспедиции, а также некоторые припасы, в том числе материал для изготовления саней. На мысе Келлетт, вместе с капитаном Бернардом, в то время находился Томсен. Прошлым летом он не исполнил моих инструкций, согласно которым должен был вернуться на о. Мельвиль или провести с семьей лето у залива Милосердия. Вместо этого Томсен хотел отправиться к заливу Лиддон в ноябре, по санному пути вдоль западного побережья Земли Бэнкса, и захватить с собою почту, а также двое новых саней, которые к тому времени должен был изготовить из полученных материалов капитан Бернард.
Узнав об этом намерении Томсена, Гонзалес в начале ноября послал братьев Килиан, Германа и Мартина, с легкой упряжкой, на мыс Келлетт и поручил им передать Томсену письмо, в котором предлагал ему ехать мимо пролива Принца Уэльского и «Белого Медведя», чтобы присоединиться к партии, которую Гонзалес предполагал снарядить к этому времени на о. Мельвиль.
Братьям Килиан предстояло ехать через Землю Бэнкса по тому пути, по которому один из них, Мартин, прошел со мною осенью 1915 г. и впоследствии вернулся, так что он достаточно хорошо знал дорогу. Кроме того, теперь на этом пути появилась промежуточная «станция», так как два охотника с «Вызова», Биндер и Мэйсик, устроили лагерь в бухте Де-Сали.
Братья Килиан предполагали вернуться через 25 дней. Когда этот срок прошел, Гонзалес отправился с «Белого Медведя» в охотничий лагерь, где застал только Мэйсика. Оказалось, что, когда братья проезжали через бухту Де-Сали, Биндер присоединился к ним, желая навестить своего старого приятеля, капитана Бернарда. То, что оба Килиана и Биндер не возвращались, обеспокоило и Мэйсика и Гонзалеса, но они ничего не предприняли. Гонзалес вернулся на корабль и, безрезультатно прождав Килианов 2 месяца, наконец, отправился на о. Мельвиль.
В общем, я был доволен прибытием Гонзалеса, так как оно избавило нас от беспокойства за судьбу «Белого Медведя», и мы теперь знали, куда послать женщин и детей при возвращении из экспедиции. Однако у нас теперь появился новый повод для опасений — отсутствие известий о Томсене и братьях Килиан. Груз, привезенный Гонзалесом, был полезен, но не безусловно необходим (четыре хороших спиртовых печки, свыше 120 л спирта, обувь из тюленьей кожи и др.).
В начале марта Стуркерсон, Найт, Иллун, Пикалу, Эмиу и я отправились к мысу Грасси, оставив наш лагерь на попечении Гонзалеса и Лопеца. Они должны были добыть некоторое количество угля, так как запасы, заготовленные прошлой осенью, были уже на исходе.
В пути мы вскоре убедились, что с нашей стороны было ошибкой взять с собой собак Гонзалеса, так как они были утомлены предшествовавшим путем. Кроме того, это были низкорослые собаки эскимосской породы, которые еле поспевали за остальными даже при благоприятных условиях. Между тем, на этот раз стояли сильные холода, при которых тащить сани гораздо труднее. При 45–50° ниже нуля снег состоит из зерен с твердыми, острыми ребрами, о которые сильно трется стальная оковка полозьев саней. Я полагаю, что при понижении температуры с +10° до -45° усилие, с которым собаки тащат один и тот же груз, должно возрасти примерно в три раза; однако мне не удалось этого проверить «лабораторным методом».
Существует мнение, что при сильных морозах оковки из некоторых металлов скользят по снегу легче, чем стальные; но из описания опытов Свердрупа и Миккельсена с мельхиоровой оковкой видно, что, несмотря на большое трение, сталь оказывается лучше для долгих пробегов, так как она может прослужить до 6 лет (если только сани не попадут на каменистый грунт), тогда как мельхиор быстро изнашивается на неровном льду. Помимо стальной оковки, я считаю практичной лишь ледяную, но она непригодна для саней того типа, который применяется в Номе, а также для того, который был использован Нансеном и Амундсеном, так как все эти сани обладают слишком большой гибкостью. Для того чтобы ледяная «оковка» могла держаться, полоз должен представлять собою толстую доску, поставленную на ребро, как в санях Пири или в эскимосских. Такие полозья имеют достаточную жесткость, и ледяная «оковка» хорошо держится на них. Правда, эту «оковку» приходится «ремонтировать» каждое утро, но «ремонт» ее на каждых санях, т. е. поливка полозьев, осуществляется легко и продолжается лишь несколько минут. При температуре в 45° ниже нуля сани с подобной «оковкой» примерно в 4–5 раз легче тащить, чем со стальной. Ледяная «оковка» не имеет серьезных дефектов, за исключением того, что на склонах холмов сани стремятся соскользнуть вбок. Однако в этом отношении ледяная «оковка» лишь немногим хуже мельхиоровой или медной, тогда как стальная представляет то преимущество, что она имеет острые кромки, подобно конькам, и врезывается в лед, предотвращая этим соскальзывание. Весной ледяная «оковка» тает; но ее можно применять поверх стальной оковки, чтобы использовать последнюю в теплую погоду.
На пути вдоль западного побережья залива Геклы нам пришлось остановиться лагерем на несколько дней, так как наступили морозы при сильных ветрах, и собаки могли бы отморозить себе бока и выбыть из строя. Все хорошие термометры, которые у нас имелись, уже давно были разбиты, а оставшиеся показывали температуру лишь приблизительно. Самая низкая температура, отмеченная нами на пути от залива Лиддон к заливу Геклы, составляла 51° C ниже нуля; однако в действительности она, несомненно, была, по крайней мере, на 5 градусов выше и вообще не могла считаться особенно низкой по сравнению с температурами, зарегистрированными в некоторых населенных местностях северо-восточной Монтаны и в Сибири.
Так как эта поездка была, пожалуй, самой тяжелой из всех наших зимних поездок, интересно сравнить комфорт наших стоянок с теми условиями, в которых путешествовали некоторые другие полярные исследователи. Я приведу здесь цитаты из «Дальнего Севера» Нансена (т. II, нью-йоркское издание, 1897):
Стр. 145: «...тщательно задернув полог палатки, мы разостлали спальные мешки и залезли в них, чтобы наша одежда могла оттаять. Это был не особенно приятный процесс. В течение дня влажные испарения наших тел постепенно оседали в нашем верхнем платье, которое теперь превратилось в сплошную ледяную броню. Оно сделалось настолько твердым и жестким, что если бы мы только могли его снять, то оно могло бы стоять, как рыцарские доспехи; при каждом нашем движении оно издавало ясно слышимый треск. Платье было настолько жестким, что во время пути мои рукава натерли на запястьях глубокие раны; на правой руке рана была, кроме того, отморожена и все углублялась, пока не дошла почти до кости. Я пытался прикрывать ее бинтами, но она не заживала до самого лета, а шрам, вероятно, останется на всю жизнь. Вечером, когда мы забирались в спальные мешки, платье начинало медленно оттаивать, отнимая много тепла от наших тел. Мы лежали, стуча зубами, час или полтора, и, наконец, удавалось немного согреться. Платье делалось мокрым и гибким; но утром оно снова замерзало через несколько минут после того, как мы вылезали из мешков. Все время, пока продолжались холода, не могло быть и речи о том, чтобы высушить это платье, так как в нем накапливалось все больше влажных испарений тела».
Стр. 175: «Палатка была раскинута, и пока Иогансен возился с собаками, я залез в мешок; но лежать в этом промерзшем футляре, в оледеневшем и оттаивающем платье и обуви, обрабатывая наблюдения и перелистывая таблицу логарифмов отмороженными пальцами, занятие не из приятных, хотя бы температура составляла лишь 30° C ниже нуля».
Можно было бы привести много аналогичных цитат; но картина и так уже ясна. Это типичная картина тех страданий, которые считались неизбежным атрибутом арктических исследований.
Между тем, как я уже упоминал выше, в течение 9 лет, проведенных мною за Полярным кругом, никто в моих партиях не отморозил себе ни одного пальца, так что «перелистывание таблицы логарифмов отмороженными пальцами» известно нам только из литературы.
