Десять тысяч кровавых долларов - Гилман Джордж (первая книга TXT) 📗
— Моя жизнь… мой сын… Филиппе… Ты убил его… Матадор обернулся:
— Мне очень жаль, но я привык сам убивать своих соперников. Мария моя, — добавил он, обернувшись к бандитам.
Выстрелы из мушкетона Эль Матадора почти напополам разорвали тело Филиппе, и в тот же момент Матадор, совершенно озверев, сорвал левой рукой всю одежду с девушки. Ее жалобный крик послужил сигналом к началу кровавой оргии убийств и насилия.
Первыми жертвами пуль бандитов стали мужчины, дети и старухи. Затем бандиты накинулись на девушек, срывая с них одежду и валя на землю.
Некоторые из девушек кричали, отчаянно сопротивлялись первобытной похоти насильников, другие — объятые страхом, покорно подчинялись бандитам.
Один из бандитов, выведенный из себя непрекращающимися криками двенадцатилетней девочки, которую он насиловал, вытащил револьвер и выстрелил ей прямо в рот.
Неожиданно из-за домов показался один из жителей деревни. Его левая рука, простреленная в плече, беспомощно свисала, но во второй он держал тяжелое ружье. Его горящие яростью глаза обежали площадь и остановились на распростертой фигуре его дочери, к которой уже пристраивался очередной бандит. Отец понимал, что сможет выстрелить только один раз и, нажав на курок, молил небеса о том, чтобы пуля вошла его дочери в голову, избавив се от дальнейших мучений. Молитва была услышана, но мгновением позже под градом пуль разъяренных насильников пал и ее отец.
Приступ похоти схлынул, бандиты были поглощены другим, более кровожадным чувством. Как всегда, Эль Матадор первым подал пример. Оставив Марию лежать на земле, он, стреляя с двух рук, проделал по дырке в каждой из ее молоденьких упругих грудей. Торрес в момент наивысшего наслаждения вытащил нож и перерезал горло своей девушке, а Мигель двумя ударами сабли отсек груди другой девушке. Вся остальная шайка дружно их поддержала, разрядив магазины своих револьверов и ружей в распростертые обнаженные тела.
Тишина, наступившая после резни, прерывалась лишь тяжелым дыханием бандитов, оцепеневших при виде площади, усеянной трупами. Но Эль Матадор дал им всего несколько секунд на то, чтобы прийти в себя.
— Всем искать еду и текилу! — скомандовал он. — Мы едем в Хойос.
Вновь площадь взорвалась беспорядочным движением. Бандиты кинулись обратно в хижины. На этот раз не было никакой стрельбы, поскольку не осталось ни единой мишени. Вместо этого из хижин теперь доносились звуки торопливых поисков, радостных и разочарованных возгласов. Вскоре Эль Матадор, наблюдавший за происходящим из центра деревенской площади, обнаружил, что добыча, взятая в деревне, ничтожна мала. Только четверо из группы, избравшие предметом своих поисков деревенскую таверну, вернулись нагруженные бутылями с текилой и красным вином.
На сеновале одного из сараев Луис Элвис, лежа у стены, смотрел сквозь щель на площадь, заполненную грабителями и их жертвами. Его глаза возбужденно сияли, губы кривились в довольной усмешке.
Сеновал был постоянным прибежищем Луиса уже много лет, с тех пор как он впервые попал в Сан Мариас. В сарае пахло сеном и навозом, а также тяжелым запахом, исходившим от самого Луиса. Чем старше он становился, тем делался менее брезгливым и чистоплотным. А Луис был уже очень стар. Насколько он помнил, ему было около семидесяти. Роста он был маленького, тщедушный на вид, со сморщенным, почти обгоревшим на солнце лицом. Выражение лица было тупое, глазки маленькие, рот безвольный, но волосы были еще на диво черными и густыми, свисающими челкой надо лбом. Лицо человека, проводившего все свои дни в сарае и столовой, где он зарабатывал жалкие гроши тем, что подметал пол — лицо, всегда имевшее очень кислый вид. И лишь тогда, когда в его слабом мозгу возникали картины прошлого, его лицо оживлялось, а для пробуждения этих воспоминаний ему был необходим хороший толчок. Сцена, происшедшая на площади, свидетелем которой он оказался, была идеальным средством для этого. В его памяти ожили картины давно ушедших дней, множество подобных рейдов, участником которых и он был когда-то.
С самого начала он внимательно смотрел на происходящее. Момент прибытия банды в деревню, взлом спящих домов, расстрел не представляющей ценности с точки зрения секса части населения, насилие и убийство девушек, а теперь и грабеж.
Луис нс упустил ни малейшей детали происшедшего. В его памяти вставали картины прошлого, все то, через что он прошел сам и чего ему уже никогда не испытать. Его восхищение Эль Матадором не знало границ. В свое время Луис Элвис разбойничал со многими группами, но никогда еще он не видел такого искусства организованного насилия и такого пренебрежения к человеческой жизни.
Как только лошади были приведены и навьючены едой и выпивкой, произошла одна вещь, ускользнувшая от внимания Луиса.
Бандиты сделали что-то не так или, возможно, чем-то пренебрегли. На лице Луиса появилось еще больше морщин, когда он полностью погрузился в свои воспоминания, но, как только бандиты вскочили на коней и приготовились выступать, Луис в замешательстве встряхнул головой.
Матадор, возглавивший колонну, внезапно размашистым жестом сорвал со своей головы сомбреро и, поклонившись в седле на три стороны пространству, устланному мертвыми телами, провозгласил:
— Эль Матадор благодарит жителей Сан Мариаса за оказанное ему здесь теплое гостеприимство!
— В особенности мы благодарим всех здешних леди за их пылкую любовь, — в тон ему добавил Мигель.
Вслед за этими издевательскими словами тишина взорвалась грубоватым гоготанием, сменившимся цокотом конских копыт.
Поднялось густое облако пыли. Банда по-прежнему держала путь на юг.
Луис оставался в своем убежище до тех пор, пока шум окончательно не замер вдали и пыль не осела на землю. Затем он медленно поднялся на ноги, быстро двигаться ему мешал возраст, и через дыру в чердаке по лестнице спустился вниз. Открыв дверь сарая настолько, чтобы бросить взгляд наружу, он выждал немного и вышел. Возбуждение вновь охватило его, когда он двигался среди трупов. Он удовлетворенно ухмыльнулся, заметив среди мертвецов хозяина столовой, постоянно платившего ему жалкие гроши за его работу, затем он пнул ногой голову одной уродливой женщины, которая приносила ему на чердак его недельное жалование и заставляла его спать с ней. Но когда Луис остановился возле обезглавленного трупа молоденькой девушки, в нем шевельнулось чувство сожаления. Накрыв се грудь своей костлявой ладонью, он ощутил холод и окостенение. Не завершив полностью своего обхода, он присел у стены столовой и припал губами к бутылке с текилой, которую обронили бандиты. Наслаждаясь спиртным, он напрочь отогнал мысли о возможном возвращении бандитов. Он, Луис Элвис, остался единственным живым из всех жителей Сан Мариаса. Несколько мгновений его тело дрожало от этой мысли. Затем он сплюнул, и его физиономию скривила старческая усмешка.
— Эль Матадор, — пробормотал он, — я больше не испытываю к тебе ни малейшего чувства уважения. В наше время мы всегда были уверены в том, что ни одна живая душа не сможет свидетельствовать о наших подвигах и преступлениях…
Он вновь поднял бутыль и жадно прильнул к ней, наслаждаясь разливающимся по телу теплом. Прошло уже много лет с тех пор, как он был способен в одиночку вылакать целую бутылку, и он радовался выпавшей на его долю удаче. Огонь внутри его разгорался все ярче, захватывая его все больше, пока полностью не поглотил его сознание и он не провалился в блаженное забытье.
Глава девятая
Когда Эдж въехал в Сан Мариас, солнце как раз достигло наивысшей точки на небосводе. Луиса Элвиса возле стены уже не было. Глазам одинокого всадника предстала только смерть во всех ее проявлениях. Эдж бесстрастно взирал на ужасную сцену, отпустив поводья и дав лошади полную свободу до тех пор, пока она не приблизилась к колодцу. Остановив ее и соскользнув на землю, Эдж медленно повернулся на каблуках. Его глаза моментально обежали распахнутые дверные проемы, черневшие в безжизненных домах. На вид все было спокойно. Убедившись в том, что Сан Мариас является обителью мертвых, Эдж подошел к колодцу и вытащил из него наполненное до краев ведро воды. Точно так же, как и Эль Матадор несколько часов назад, Эдж целиком погрузил лицо в свежую спокойную воду и с наслаждением пил ее.
