Приносящие рассвет - Ламур Луис (книги .TXT) 📗
Второй мой конь, каурый, привычный к трудной пустынной местности. Его звали Бак. Пожалуй, надежнее коня я никогда не имел.
А Келли — большая рыжая кобыла, отличалась выносливостью. За каждую лошадь я заплатил из собственного кармана, хотя Сата мне отдали почти задаром— по-моему, желая от него поскорее избавиться.
В первый раз, когда я сел на Сата, он решил меня немного покатать, поэтому когда мы остановились, внутренности у меня перевернулись, а из носа текла кровь. Но спешился я именно там, где хотел, и с тех пор Сат знал, кто из нас кем командует.
Четвертого сменного коня я купил у индейца.
В тот день от нечего делать мы большую часть дня болтали с испанцами, а этот индеец сидел в стороне, глядя на нас. Это был высокий не-персе из Айдахо, что на севере, ближе к Монтане.
Он сидел у кораля с рассвета до полудня, я заметил, что он даже не перекусил.
— Ты забрался далеко от дома, — сказал я, отрезал кусок мяса, приготовленного к ленчу, и предложил его индейцу.
Он внимательно посмотрел на меня, потом взял мясо. Индеец ел медленно, как изголодавшийся человек, которому нельзя есть много, потому что желудок у него ссохся.
— Ты говоришь по-английски?
— Я говорить.
Разделив ленч, я отдал половину индейцу, и мы вместе поели. Проглотив последнюю крошку, он встал.
— Идти со мной — увидеть коня.
Это было прекрасное животное — чалый с белыми и рыжими пятнами. Таких лошадей называют аппалузами. Тощий, как и его хозяин, конь был высоким — около двух ярдов в холке. Похоже, индеец и конь проделали долгий путь на голодном пайке.
Я отдал ему свою старую винтовку (перед этим купив себе новую, «генри» 44-го калибра) и немного еды, добавив в придачу старое одеяло.
Мы были примерно в неделе пути от Санта-Фе, когда нашли удобное место для стоянки в излучине ручья среди скал. Устроившись, я отправился выполнять возложенные на меня обязанности — охотиться, потому что мы решили поберечь запасы продовольствия как можно дольше.
Умный индейский конь из Монтаны к тому же хорошо шел. Антилоп мы с ним пропускали, потому что у них самое невкусное мясо во всех горах Рокки-Маунтинс. Старики скажут, что лучше всего — мясо когуара. Это утверждали Льюис и Кларк, Джим Бриджер и Кит Карсон, Дядя Дик Вуттон, Джим Бейкер. Они все сходились в этом.
Утро… Яркое солнце только что поднялось над далекими холмами, в ложбинах еще лежат тени, солнечный свет играет на листьях тополей и искрится в ручье, где-то высоко поет жаворонок… Нам с моим конем из Монтаны утро нравилось. Мы нашли старый след оленя и направились по нему, поднимаясь все выше и выше. Плато сменили длинные хребты с можжевельником и мексиканскими соснами на склонах.
Вдруг я увидел оленя, потом другого и, привязав Монтану, двинулся к ним.
Пасущиеся олени — легкая добыча, если приближаться осторожно и с подветренной стороны. Когда олень опускает голову, к нему можно подойти близко, но только очень тихо.
Когда он начинает дергать хвостом, это означает, что он сейчас поднимет голову, вот тогда надо застыть на месте. Олень может смотреть прямо на вас и смотреть долго, но если стоять спокойно и не шевелиться, он подумает, что вы — нечто безобидное.
Я подобрался на пятьдесят ярдов к большому оленю, затея поднял винтовку и всадил ему пулю под левую лопатку. Чуть дальше стоял другой, и, сделав первый выстрел, я развернулся в тот момент, когда второй олень прыгнул. Не успели его копыта коснуться земли, как моя пуля перебила ему позвоночник.
Быстро разделав оленей, я завернул лучшие куски в шкуры, забрался на Монтану и, выехав через пару миль на открытое пространство, вдруг увидел полдюжины бегущих бизонов. А бизоны просто так, без причины, не бегают.
Я натянул поводья и остановился на опушке, зная, что нас трудно будет заметить, поскольку чалый и я в своей замшевой куртке сливались с деревьями. В этих краях люди, насколько возможно, стараются не выезжать на гребни, чтобы их силуэт не вырисовывался на фоне неба.
Иногда случается так, что тот, кто первый шевельнется, первым же и умрет, поэтому я ждал. Ярко сияло солнце. Конь стукнул копытом и махнул хвостом. Где-то рядом в кустах прожужжала пчела.
Их было Девять человек, и они двигались цепочкой. По тому, что мне рассказывал Кэп об индейцах, я понял, что это юты. Они выехали из леса и двигались по склону передо мной.
В большинстве случаев я предпочитаю драться лицом к лицу, потому что убегающий человек представляет собой отличную мишень, но иногда надо сражаться, а иногда и убегать, и разумный человек тот, кто выбирает правильное решение.
Вначале я сидел тихо, но индейцы подъезжали все ближе и если даже они не увидят меня, то мое присутствие почувствуют их лошади. Попытайся я ускользнуть обратно в лес, они обязательно меня услышат.
Вынув винтовку, я помолился ангелу-хранителю и проскакал, наверное, ярдов тридцать, прежде чем юты меня заметили. Один из индейцев, должно быть, заговорил, потому что все они посмотрели в мою сторону.
Индейцы, как и все, могут ошибаться. Если бы они развернули лошадей и кинулись на меня, мне пришлось бы удирать через кусты и песенка моя была бы спета. Но. какой-то индеец не утерпел и схватился за винтовку.
Увидев, как он нацеливает оружие, я пришпорил Монтану и в тот же момент выстрелил. Все было рассчитано точно, и выстрел попал в цель.
Я уложил не того индейца, который собирался стрелять, а другого.
Мы помчались, и я не преувеличиваю: действительно помчались как бешеные. Здесь не было ничего, что могло нас задержать, больше всего на свете мне хотелось уйти как можно дальше от этого места.
Я здорово разозлил индейцев, подстрелив одного из них, и теперь им позарез нужен был мой скальп, но Монтана любил ютов не больше моего. Он прижал уши, вытянул хвост и стелился по земле, как перепуганный заяц.
Моя следующая пуля прошла мимо, потому что конь мчался так быстро, будто что-то забыл в Санта-Фе, и у меня почти не было шансов попасть в цель. Индейцы, стреляя на ходу, рванули за мной, и я понял, что, если не предприму что-нибудь решительное, мне конец, поэтому развернул коня и напал на ближайшего преследователя. Он вырвался вперед ярдов на пятьдесят, я стрелял три или четыре раза и уложил его лошадь.
Я видел, как моя пуля выбила пыль на боку лошади, она грохнулась, перебросив седока через голову. Он упал в траву, и промчавшись мимо него, я на полном скаку для верности всадил в него еще пару пуль.
Минуту или две индейцы сталкивались друг с другом, меняя направление. За это время я уже перескочил через маленький ручеек и был в открытой прерии.
До нашего лагеря было около десяти миль, но я не собирался вести индейцев к своим друзьям.
В критический момент я увидел небольшую выемку на вершине невысокого холма.
Чуть замедлив галоп, мы с Монтаной скользнули в ложбинку, я выпрыгнул из седла, уперся в грудь коня, ухватив его за ногу, и только хотел повалить его на землю, как он сам, словно зная, что от него требуется, лег и перевалился на бок. Похоже, Монтана был выученный конь — ведь индейцы не-персе используют аппалузу как боевую лошадь.
Встав на колено и вытянув другую ногу перед собой, я тщательно навел мушку на грудь первого юта и плавно нажал на спуск.
Сперва мне показалось, что я промахнулся, потому что индеец продолжал скакать, но затем его конь развернулся и сбросил мертвого седока на траву. На боку коня расплылось яркое пятно крови.
Утро было теплым и тихим. Похлопав Монтану по крупу, я сказал:
— Отдыхай спокойно, малыш, мы выкарабкаемся.
Ни за что нельзя было подумать, что секунду назад здесь стреляли и убивали. Неожиданно все стихло. Склон холма опустел, индейцы спрыгнули с коней и исчезли в траве быстрее молнии. Лежа на вершине, понимая, что каждое мгновение может стать последним, я наслаждался горячим солнышком, греющим мне спину, запахом пожухлой коричневой травы и пыли.
Трое ютов лежали мертвыми, оставалось шестеро. Шесть к одному — большое преимущество, однако если у человека достаточно выдержки и он по натуре боец, численный перевес не означает выигрыша. Главное, нельзя теряться и полагаться на удачу в драке. Все, что необходимо для победы, нужно делать самому.