Первый быстрый выстрел - Ламур Луис (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
- Ты вернулся в тяжелое время, Каллен. Люди из Восстановления* [* программа реорганизации южных штатов США после Гражданской войны (1861-1865 г.г.)] конфискуют собственность и обещают наказать всех, кто воевал на стороне южан. Если они еще не забрали твою землю, то заберут обязательно.
- Тогда их ждут неприятности.
- Боюсь, им и нужны неприятности. Здесь стоят армейские части, на подходе еще. Разная мразь помогает им выбрать лучшие земли.
- Или ты танцуешь под их дудочку, или воюешь с ними, - сказал Лонгли.
- Я уже навоевался. Мне нужно, чтобы меня оставили в покое, - ответил я.
- Твои желания мало что значат, Каллен. Если у тебя есть то, что им надо, они возьмут это. А если ты не примешь их законы и не станешь молчать, у тебя будут проблемы. - Боб Ли глянул в мою сторону. - У меня они уже есть.
Дождь падал на мокрые листья, а во мне росла печаль и крепла ярость. Неужели человек не может жить в мире? В прежние времена я не мог не стать плохим парнем, хотя, видит Бог, я не очень-то противился. Когда в те дни меня настигали неприятности, я с удовольствием поворачивался к ним лицом.
Мальчишке это простительно, но теперь я взрослый человек, рассудительный и много повидавший, хотя и никогда, даже в самые горькие и одинокие дни, не расстававшийся с оружием.
Я всегда любил землю и то, что на ней растет. Проезжая по долгим, сухим тропам Запада, я постоянно думал о роскошной зелени этого уголка Техаса. Я вернулся, не желая испытывать последствия войны, на которой не воевал, и не испытывая симпатии ни к одной из сторон.
Лонгли принес хворост и опять ушел в темноту, чтобы расседлать коней и найти им убежище от дождя. Под ветвями громадного кипариса, где я стеножил своего мула, было достаточно места для дюжины лошадей, а сквозь сплетение листьев и веток, поросших длинным, свисающим мхом, дождь почти не проникал. Лошади не намокнут.
Вкусно пах кофе, шум дождя действовал успокаивающе. Сидя у костра, прихлебывая кофе, я думал, как странно, что моим другом окажется не кто иной, как Боб Ли. Раньше мы с ним не были очень близки, тем не менее он единственный, понимал меня. Вероятно потому, что у нас обоих были похожие проблемы - нам обоим приходилось драться.
Только он был образованным. У его родителей было много денег и друзей. Время от времени доходили вести о его успехах на войне: он стал полковником, образцовым офицером. Теперь я понял, что Бобу, с его обостренным чувством гордости, непросто будет приспособиться к новым порядкам, а мне и подавно.
Люди не забудут Каллена Бейкера. Они помнят, и этого достаточно, солдаты и переселенцы-мешочники Восстановления только добавят проблем. А переселенцы из Техаса - те хуже всех: нищие белые и им подобные обязательно воспользуются возможностью показать, что они здесь хозяева и никто иной.
По дороге домой они то и дело попадались мне по пути: шли скопом, как саранча на кукурузное поле, это были нищие, сразу же примкнувшие к победителям в надежде получить толстый кус хлеба с маслом. В каждом обществе есть те, кто первым пользуется плодами победы, как и те, кто заботится только о собственной шкуре и собственном кармане.
Сидя у маленького костра, мы проговорили несколько часов. Боб Ли рассказывал о войне и Техасе, о том, что случилось, и о том, что должно случиться. И ничто из этого не сулило ничего хорошего человеку по имени Каллен Бейкер, который оказался между двух огней.
Меня никто не ждал. Мама умерла давным давно, когда я был еще мальцом, а отец умер во время моего путешествия на Запад. Никто не беспокоился, приеду ли я в родные места, но здесь у меня была собственность, и здесь я намеревался остаться, вырастить урожай и стать человеком.
На этот раз все будет по-другому, а не так, когда мы только что приехали из Теннесси. Может быть, мне удалось бы избежать тогда неприятностей, будь я постарше, но я был юнцом, гордым юнцом. По-настоящему сильному человеку не надо ничего никому доказывать, он знает свои возможности и не волнуется о том, узнают ли о них окружающие. Но с юнцами все наоборот. Они считают, что все должны увидеть, какие они крутые, иначе никто этому не поверит. В результате делают хуже только себе.
Когда началась Гражданская война, я был к западу от Рокки Маунтинс. Мне она казалась невероятно далекой и совсем не разумной, хотя большинство людей восприняли ее серьезно. Я не принял ничью сторону, и поэтому война меня не волновала, к тому же в штате Юта войну между Севером и Югом рассматривали как нечто далекое. Вернувшись на Восток, я подумал, что поскольку родился на Юге, то должен воевать на стороне южан. Ближайшим соединением командовал Квантрилл и я вступил в его армию.
Мне с самого начала не понравилась моя часть. Солдаты пили, убивали мирных жителей, грабили и сжигали фермы, мне это казалось несправедливым. Я приехал, чтобы воевать, а не насиловать женщин и жечь амбары с зерном. Сразу же после первой стычки с северянами я решил, что сел не на тот поезд.
Капитан Уивер - он командовал моей частью - был плотным человеком с красно-рыжей бородой, громогласным голосом и огромным гонором. Он умел только орать и приказывать, в сражениях он не смыслил ничего. У него в подручных ходил малолетний конокрад по имени Дингус и его брат, большой любитель Библии. Мне не нравился ни тот, ни другой.
На следующее утро после стычки я подъехал к Уиверу.
- Мне не по душе ваша шайка. Я уезжаю.
Он некоторое время сидел, уставившись на меня вместе с двумя братьями, потом сказал: - Ты никуда не уедешь без разрешения, а разрешения я тебе не дам.
- Я его и не просил. Я просто уезжаю. Мне не нравится, как вы командуете солдатами, которые уничтожают урожаи, поджигают фермы и насилуют женщин. Я сам работал на земле и такого не потерплю.
На его лицо стоило поглядеть. Уивер начал надуваться так, что даже его грязные и свалявшиеся бакенбарды встали дыбом, а покраснел ярче фермерской дочки, пойманной с парнем на заднем дворе. На какое-то мгновение мне показалось, что он сейчас лопнет. Затем заговорил, как по писанному: - У тебя две минуты, чтобы добраться до своей палатки, иначе попадешь под трибунал за невыполнение приказа.
Мой карабин совершенно случайно мой карабин лежал поперек седла, дуло было направлено прямо ему в грудь, а палец лежал на спусковой скобе. Однако я не упускал из виду и братьев.
- Вам лучше заняться своими делами, - сказал я, - не то дела у нас станут общими.
Уивер потянулся к револьверу, но его остановил щелчок курка. Я так и предполагал, что у него не хватит смелости.
- Слушай, ты! - начал он орать. - Ты не можешь...
- Уже смог, - ответил я и выехал из лагеря.
Конечно, как только лагерь скрылся из вида, я поскакал, как удирающий заяц, через несколько миль свернул к месту вчерашней схватки, поездил там, чтобы мои следы затерялись, а потом двинулся через лес.
После этого прошло много времени, сейчас я вернулся на свою землю, совсем рядом стоял мой дом, где я вырос, единственный дом, который я знал.
Но в те дни до меня никому не было дела. Я был грязным, оборванным мальчишкой и к тому же слишком гордый, чтобы сдружиться с городскими парнями после той драки. Поэтому я зачастил в болота. Когда у ребенка нет друзей, он иногда восполняет их отсутствие тягой к знаниям, а я многое узнал, бродя по долине Серной реки и дальше, до самого озера Каддо. Я обнаружил места, неизвестные даже индейцам.
Я исследовал болотные тропы, охотился, зная, где лежит твердая земля, а где можно пробраться только на каноэ, зная укромные убежища индейцев и беглых рабов.
И вот я вернулся. Здесь стоит моя ферма, хотя большинство называет ее ранчо. Там должен остаться сад, земля за садом принадлежала мне, протянувшись до Большого Леса. Однако в те дни земля стоила не очень много, у каждого ее было вдосталь.
Лежа без сна, глядя в темноту, откуда на кипарисы лил дождь, я с радостью думал, что наконец-то вернулся домой. Здесь не было ни единого человека, которого взволновало бы это известие, но я знал эту землю, знал, что смогу на ней сделать, если представится возможность. Слишком долго я чувствовал себя, как измученный конь под потертым и сносившимся седлом.
