Гора сокровищ - Ламур Луис (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
— Совсем?
— Прошло много лун, снега падали и таяли больше двух раз. Три, а может, четыре раза. Не знаю. Прошло много времени, мы теперь в деревне на склоне Бобровой горы.
Ночью лает собака. Мы ничего не видим. Утром находим кусок лосятины, подвешенный на дереве. Наш друг вернулся.
Мы обязаны ему жизнью, в те времена, когда охота была неудачной, его винтовка помогала нам добывать мясо. Теперь нам не нужно мясо, которое он оставил, и он это знал. Он оставил его, чтобы мы знали — он вернулся.
Потом мы часто его видели, но его вид нам не нравился. Однажды он повернулся к нам и сделал знак не подходить и еще показал, что у него болит сердце.
Мы медленно пили кофе. Старик устал.
— Теперь наши молодые подросли. Они тоже знали о белом человеке, который дал нам мясо. Они как маленькие олени — очень любопытны. Они наблюдали. Потом приходили в деревню и рассказывали, что видели.
На коричневом, покрытом морщинами лице индейца играли отблески огня. Старик поднял чашку, держа ее обеими руками, и допил кофе. Я снова налил ему. Этот человек знал моего отца.
Он видел его в последние дни его жизни, знал, о чем он думал, по крайней мере отчасти. Белые люди в горах часто воюют с индейцами, но между обеими сторонами существует взаимопонимание — и очень редко ненависть. Они воюют, как и подобает сильным мужчинам, из любви к сражениям и еще потому, что борьба есть основа той жизни, которой они живут.
Индейцы живут жизнью, которая требует от них мужества, силы, выносливости и воли к победе; белые люди, которые первыми пришли в горы, тоже обладали всеми этими качествами, иначе, во-первых, они не пришли бы в эти края, а во-вторых, и минуты бы здесь не продержались.
Большинство белых, пришедших в горы, с уважением относясь к индейцам, присоединялись к какому-нибудь племени. Многим пришелся по душе тот образ жизни, что они вели в индейском селении, и другого они уже не желали. Мой отец принадлежал к миру белых и к миру краснокожих. Он везде чувствовал себя как дома — и среди цивилизованных людей, и среди дикарей.
— Я должен найти место, где умер мой отец. Я хотел бы узнать и как он умер, но если я найду место его смерти, этого будет достаточно. Моя мать постарела, и ей не дает покоя мысль, что кости ее мужа лежат под открытым небом и койоты растаскивают их. Их нужно похоронить согласно обычаю белых людей.
Индеец долго молчал.
— Я не знаю, где умер твой отец. Я знаю, что он ушел. Ушел в горы и не вернулся. Могу показать тропу, по которой он ушел.
— Он был один?
— Да, один, но за ним шли другие.
Рядом со мной лежала ветка, и я подбросил ее в огонь — ночь была холодной. Под порывом ветра, раздувшим пламя, зашелестели листья у нас над головой. Я набрал сухих веток, сломал их и бросил в костер, чтобы индеец согрелся. Потом налил ему кофе и присел у костра, ожидая, не скажет ли он еще чего.
— Тропа проходит вон там, по высокогорью. Ее называют тропой ютов, но когда юты пришли сюда, тропа уже была. Я не знаю, куда она ведет, и никто не знает. Но там холодные, пронизывающие ветры и сильные бури. Бывают дни, когда небо ясное и нет облаков, но таких дней на вершинах мало.
— Ты знаешь эту тропу?
— Она лежит вон там. — Индеец показал на горы, синевшие вдали. — Я знаю, где она начинается, но не знаю, куда ведет. Я старик. У меня больше нет сил идти по такой тропе, а когда я был молод, то боялся.
— Если мой отец пошел по ней, то и я должен пойти.
— Он умер там.
— Посмотрим. — И я снова подбросил дров в костер. — Грейся, старик. Вот дрова. А мне надо поспать. Утром я отправлюсь по той тропе, что ты мне показал.
— Я пойду с тобой.
— Нет. Я пойду один. Отдыхай здесь, старик. Мои кузены предоставили твоим людям место для жизни. Оставайся с ними, будь у них вождем.
— Я думаю, скоро индейцам не останется места на этой земле. Когда я гляжу на огонь, я думаю об этом.
— Некоторым останется, — ответил я, — а некоторым — нет. Цивилизация — это ловушка для одних, но и возможность добыть славу для других. Даже горы изменяются с течением времени, так что и индейцы должны измениться. Старой жизни пришел конец, и те, кто раньше жил такой жизнью, — мой отец и ты, — не смогут больше продолжать так жить. И будь ты белый или индеец, тебе придется приспосабливаться к новым условиям.
Я думаю, люди еще вернутся к вашему образу жизни. Все на свете меняется. Но если индейцы хотят выжить, они должны принять образ жизни белых людей. Белых слишком много, и они уже не уйдут отсюда.
Пороховое Лицо пожал плечами.
— Я знаю, — просто ответил он. — Мы убивали и убивали их, а они все шли и шли. Нас победили не солдаты на лошадях, и не гибель бизонов, и не коровы белых людей. Нас победили их семьи.
Со всем остальным мы бы справились. Но белые строили свои дома там, где не выжил бы ни один индеец. Белые привезли с собой женщин и детей и нож, который режет землю. Они строили дома из бревен, или из глины, или из досок — из всего, что могли найти.
Мы поджигали их дома, мы убивали их, угоняли их лошадей. Но когда приходили потом на эти места, то видели: здесь опять белые — они словно вырастали из-под земли, а за ними шли еще, и еще, и еще.
Их слишком много для нас. Мы убивали их, но погибали и наши юноши. Наконец нашим девушкам стало не хватать мужей, и мы должны были прекратить борьбу.
— Запомни мои слова, старик. Белый человек уважает того, кто добивается успеха. Бедных, слабых и неудачников он либо жалеет, либо презирает. Каков бы ни был цвет твоей кожи, в какой бы стране ты ни родился, он всегда будет уважать тебя, если ты хорошо делаешь то, что должен делать.
— Может, ты и прав. Я старый человек, но я растерян. Я не знаю, куда мне вести свое племя.
— Ты привел своих людей к моим кузенам. Твои люди работают на нас, поэтому мы считаем их своими людьми. Вы пришли к нам тогда, когда мы нуждались в людях, поэтому наш дом всегда будет вашим домом.
Дрова догорели, огонь вспыхнул на прощанье и погас, на месте костра остались только тлеющие угли. Налетел прохладный ветерок и зашелестел листьями. Пороховое Лицо молчал, и я отправился спать.
Нативити Петигрю пытался убедить нас, что он, не задерживаясь нигде, спустился с гор, а Бастон и Суон выслеживали его. На самом деле все произошло иначе. Кто-то — может быть, несколько человек — следовал за отцом. Этот «кто-то» вернулся в лагерь, обнаружил, что тело Пьера исчезло и нет никаких признаков отца, нашел могилу Пьера, и догадался, что отец жив.
Отец мог вернуться в Новый Орлеан и рассказать Филипу о том, что произошло в горах. Или вернуться на гору Сан-Хуан и выкопать золото. Судя по следам его лошадей, они были тяжело нагружены — должно быть, везли золото.
Отец знал эти края и знал старого вождя Пороховое Лицо. Он знал, что может пожить у него, пока к нему не вернутся силы, и спрятать золото неподалеку — Пороховое Лицо не тронет его сокровище. Поэтому он поехал на запад, но за ним увязалась погоня.
Лежа на своей постели, я глядел в небо и размышлял. Возьму с собой своего жеребца-аппалузу и лошадь оленьей масти, в качестве вьючной, еды на две недели и поеду по следам отца. Буду искать его могилу, пока не найду или пока не кончатся запасы еды.
Стал накрапывать дождик; я натянул брезент на голову, ничуть не расстроившись, под шелест дождя лучше спится.
Тайрел скоро приедет из Нью-Мексико и привезет с собой нашу мать. Они пригонят с собой скот и выберут себе участок земли где-нибудь в предгорьях Ла-Платы. Мы выросли в горах, поэтому эта жизнь была для нас привычной.
Мы будем жить здесь — Тайрел и я, Флэган и Галлоуэй, а может быть, и Оррин откроет в городе Анимас или Шалако свою контору и займется частной практикой, хотя для адвоката здесь пока нет работы. Впрочем, скоро все изменится — ведь стоит только двум людям поселиться рядом, как между ними вспыхивают ссоры, и они тут же бегут в суд.
Там, высоко в горах, на холодных скалистых вершинах тают последние островки снега и дуют пронзительные ледяные ветры, сметая все на своем пути. Они пригибают к земле деревья и гонят по небу тучи, истекающие дождем, холодные капли его проникают во все расщелины и замерзают в них.
