Двое: я и моя тень (СИ) - "AttaTroll" (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Ну же! Ну! Но даже скованная рука не растеряла силы, и Джокеру удалось вырваться из холодных пальцев Лизи. Она скользнула по его кроваво-красному пиджаку, бросилась вперёд, чтобы продолжить возню за право жить, но он перехватил её, больно, почти до хруста, сжал запястье и ловко, будто готовился к чему-то подобному, защёлкнул на нём наручник.
Лизи замерла, не веря, что внутренний голос обманул её. Ведь шептал, обещал, что всё получится. Обманул. Завёл в ловушку и оставил на растерзание. Она качнула рукой, ещё раз. И ещё. Словно путы могли расстегнуться и выпустить её. Лизи выудила из кармана маленький ключ, торопливо потянулась к наручникам, но Джокер вырвал его и выбросил в приоткрытую форточку.
Он схватил её за горло и хохотнул.
— Маленькая дрянь. Хочешь снова убежать от меня? Но чёрт! Ключа-то нет! — он изобразил растерянность и разочарование, но уголки губ потянулись вверх, рисуя на лице зловещую улыбку. — Что же нам теперь делать? Мои верные клоуны заняты до утра, я не могу их дёргать по пустякам. Значит…
Он закивал.
— …вся ночь наша. А теперь скажи мне, радость, — он тянет последнее слово с неприкрытой угрозой, — что это за спектакль? А?
Лизи испуганно дёрнулась, но Джокер толкнул её к стене и прижал. Он с интересом наблюдал за её паникой, как она ёрзала рукой, пытаясь стряхнуть наручник. Всхлипывала, часто дышала, изворачивалась, но его руки каждый раз ловили её неуверенные попытки вырваться, не давали ускользнуть.
— Какая же ты глупенькая, — он поднял руку, потянув её ладонь следом, и сцепил свои горячие пальцы с её холодными. — Что ты задумала, сладенькая?
— Я хотела поговорить, — тихо ответила Лизи, чувствуя, как жёсткий страх стискивал невидимые пальцы на шее и давил.
— О чём? — поцелуй обжёг щёку.
Лизи зажмурилась. В горле пересохло, сердце набатом стучало: беда. И не вырваться, и не спастись, ловушка захлопнулась, и жертва осталась наедине с хищником, на его недобрую волю. Теперь от Джокера зависело, погубит он её или же… Лизи дёрнулась, снова пытаясь отбиться от настойчивых пальцев, изучающих её тело. Он прижимался к ней, было так обманчиво тепло, хотелось обнять, согреться, но упади в его объятия — пропадёшь.
— О чём? — прорычал он и схватил Лизи за волосы.
— О том… — она пыталась перевести дыхание, — …что ты делаешь мне больно.
— Разве? — в голосе наигранная наивность, сдобренная едким смешком.
— Ты! — ярость вырвалась из неё, слова обжигали язык. — Ты приходишь и каждый раз… Ты насилуешь меня!
Он собрал её волосы в хвост, потянув скованную руку Лизи наверх, поцеловал в ушко. Его слова обжигали не меньше:
— А с Артуром тебе не больно?
Она зажмурилась. Зачем он её мучает?
— Отвечай! — рычит он на ухо.
— Нет, — прошептала она. — Отпусти его. Отпусти нас, мы уедем из города, и ты никогда больше нас не увидишь.
Джокер провёл пальцами по её губам, стирая траурный поцелуй, и усмехнулся:
— А кто тебе сказал, что Артур хочет уйти? Он сам ко мне пришёл. Разве он тебе не рассказал? — он вдруг запрокинул голову и засмеялся: звонко, заливисто. — Ты ему не рассказала про нас! Ах ты врушка! У Лизи есть секрет, и я его зна-аю.
Голос Джокера оплетал, заволакивал паутиной и звучал опасно, настолько, что оседал пеплом в памяти и всплывал в неспокойных снах. Всё в квартире пропиталось им, каждый угол принадлежал ему, а после недавнего спасения… Словно прочитав неосторожные мысли, Джокер прижал Лизи к себе, взял её ладонь в свою и, мягко переступая, затянул в танец. Улыбка звала, манила: «Звучи!» И голова пошла кругом, словно мелодия и правда полилась: забиралась с улицы через форточку, вытекала из стен, просачивалась из ванной. Лизи не чувствовала её, но плавные движения Джокера подсказывали, что он слышал и шёл на зов, которому невозможно сопротивляться. И нужно ли?
— Ты вся дрожишь, — и голос его вдруг стал тягучим, по-кошачьи мягким.
Соврать, что замёрзла? Но ведь пальцы и правда ледяные.
Он тянет ладони к её лицу, а её рука — следом. Лизи попыталась отпрянуть, выиграть хотя бы секунду свободы, но пальцы впились в подбородок. И снова горький поцелуй. Голова кругом. Страх притаился, замер, готовый вот-вот вспорхнуть и стукнуться о прутья, чтобы разбить крылья. Но поцелуи такие волнующие, и пальцы уже не впивались, а прикасались легко, почти невесомо, до мурашек. Может, сегодня не будет больно. И Джокер опять будто подслушал её мысли, украл их:
— Ты моя, и ты передо мной в долгу, сладенькая. За Марту.
Долгий поцелуй. Дразнящий. Сладкий.
— …за твоё спасение…
Дерзкий поцелуй, крадущий наивные мечты и неспокойные сны.
Бессмысленно предлагать деньги. Какая же она была глупая, когда поверила в этот самообман!
Джокер никогда не раздевался, не стягивал с худых плеч пиджак, не бросал его на истёртую спинку дивана. Не расстёгивал пуговицы на жилете и рубашке, отсчитывая каждую. Ремень на его брюках не отзывался тихим, едва уловимым звоном, отдающимся только вечерней тишине. Всегда одно, каждый раз: шорох ширинки. Вжух. Только сегодня он долго — дольше обычного — целовал Лизи, вплетал пальцы в её волосы, что-то напевал на ухо и прикусывал мочку. Стягивал с неё джинсы. Гладил. Целовал, целовал, целовал… Кто кого приручал? Кто кого обманывал?
Лизи колебалась, стояла на призрачном перекрёсте своих терзаний и искала ответ, брошенный стылыми звёздами под босые ноги: это её смерть или спасение? Падает она в бездну всё глубже и глубже или взмывает в воздух, под самые небеса? Она просила, умоляла Джокера не делать этого, но горькие губы ловили её слова и не выпускали на волю. «Ты мне должна, радость. Ты моя, иди к папочке». И Лизи послушно легла на диван, а внутри страх перемешался с ненавистью и жаждой грешных поцелуев. С Джокером она теряла себя, разбивалась на тысячи осколков, и в каждом из них отражалась какая-то другая Лизи: не она, не её душа. Когда приходил Джокер, из зеркала на неё смотрели чужие глаза.
Как такое возможно? Когда Джокер уходил, из этих незнакомых людей, как из пепла, возрождалась прежняя Лизи.
А ведь сегодня он не был груб, не пугал напористостью, не загонял в тупик, но всё равно разбил её на тысячи осколков. И страх не ушёл, и ненависть не погасла, только звенели слова: «Ты моя». Он шептал слова заветные, опасные и ядовитые, им нельзя было верить, но Лизи ничего не могла с собой поделать. «…только со мной будешь в безопасности… Ты мне должна, сладенькая. Не смей больше сбегать, не зли папочку». Джокер улыбался, и Лизи растворялась в его улыбке, словно он её поглощал. И только она хотела утонуть, забыться, спрятаться в своих мыслях, как звон наручников напоминал, где она и с кем. И новые поцелуи обжигали.
А потом они долго лежали и курили. С дымом улетучивался страх, сердце уже не замирало. Лизи даже усмехнулась себе: она поймала в наручники правую руку Джокера. Господи, правую! А ведь он левша! Может, что-то и получилось бы, хотя он намного сильнее, несмотря на пугающую обманчивую худобу. Такой же худой, как Артур.
Джокер и Лизи поменялись местами: теперь он лежал на диване, а она — сверху, у него на груди. Какой смысл ломать комедию, если ничего не сделать? Всё уже случилось. Наручник согласно поддакивал, позвякивая на запястье. Лизи слушала его и не заметила, когда и как подкрался сон. Только чувствовала пальцы, поглаживающие её. Может, когда она проснётся, всё исчезнет. Может быть…
Веки смежились, и дремота утянула в тёмную воду. Было мрачно и душно, со дна поднимались крылатые тени и кружились. Они всплывали на поверхность и лопались, подобно мыльным пузырям. Тени тоже смертны. Лизи хотела поплыть за ними, подняться, дотронуться хотя бы до одной, но они просачивались сквозь её пальцы и рассыпались чёрным песком.
Вода заполняла лёгкие, будила сонную панику, неконтролируемую, сводящую с ума, хотелось кричать. Но вода закрывала рот и водоворотом уносила вопль, разбрасывая его вокруг. Тени забирали его с собой. И он рождался уже не внутри, прорастал не из сердца, а ложился на плечи плащом, сотканным из тысячи осколков. Голова разрывалась от страха, что уже никогда не получится добраться до поверхности, вынырнуть и вдохнуть полной грудью. В лёгких всегда будет вода.
