Бог должен быть безгрешен (СИ) - "Ie-rey" (читать полную версию книги .txt) 📗
— Я раздену тебя, ладно? Сам. — Крис перехватил запястья Чонина, невольно улыбнулся, отметив на руках снежную пенную белизну, и принялся сосредоточенно расстёгивать рубашку. Сдвинул ткань, обнажая широкие плечи. Провёл пальцами по коже от шеи в стороны, вниз — до самых локтей. Рубашка упала на пол, а Крис коснулся пояса джинсов. Пальцы уже заметно дрожали, потому с молнией пришлось повозиться. Крис напряжённо замер, глядя Чонину в глаза. Кончики пальцев покалывало, когда он поддевал широкую резинку и слабо тянул вниз. Смотрел на помеченные синяками колени, пока Чонин послушно переступал ногами, сбрасывая брюки и бельё.
Крис сглотнул, тронув лодыжку ладонью. Мягкие волоски щекотали кончики пальцев. Через пару лет они обещали стать гуще и длиннее. Крис прикрыл глаза, бережно коснувшись губами колена. Собравшись с силами, отпрянул и принялся торопливо стаскивать одежду с себя, стараясь не замечать жадный взгляд Чонина. Покончив с раздеванием, обнял Чонина и прижал к себе. Слепо водил руками по горячему телу и задыхался от ответных прикосновений, из-за которых боль в отшибленной спине испарялась. И было мало.
Твёрдость и напряжение мышц под пальцами сводили с ума. Крису хотелось трогать и трогать каждый кусочек Чонина, одновременно прижимаясь губами к быстро пульсирующей жилке на шее. Весь Чонин как будто был только для Криса сейчас. Самый идеальный — для него. Самый особенный и именно такой, о каком Крис всегда мечтал. Горячий, пылкий, чистый и искренний. Как его танцы. Сгусток честных страстей.
Ладони Чонина едва заметно подрагивали, прижимаясь к бёдрам Криса. Прикосновениями они повторяли все линии, пока пальцы не впились слегка в ягодицы, заставляя Криса придвинуться ещё ближе, потереться.
Руку на члене Чонин воспринял без энтузиазма.
— Хён, ну ты же не…
— Не спеши. — Крис занял Чонина поцелуем, чтобы утихомирить и отвлечь. Сам же придвинулся ещё немного. Ровно настолько, чтобы обхватить ладонью сразу оба члена и поймать пальцы Чонина, чтобы притянуть к своей руке. Чтобы они оба в равной степени сжимали крепкие стволы и чувствовали возбуждение друг друга одновременно.
— Не отпускай, — хриплым шёпотом попросил Крис, переплетая свои пальцы с пальцами Чонина. Он всё ниже склонял голову, хватая ртом выдохи Чонина. Чонин не уклонялся, алея скулами, и тоже тянулся к нему. Пока их губы не встретились.
Тихо шумела льющаяся в раковину из крана вода. Этот шум разбавляли звуки поцелуев и тяжёлое дыхание.
Крис свободной рукой обводил острые очертания лопаток на спине Чонина и снова целовал его, всё быстрее толкаясь в тесное кольцо из их переплетённых пальцев. Отчётливо чувствовал трение о рельефный ствол, увитый набухшими от возбуждения венками, большим пальцем оглаживал округлую головку и ощущал лёгкие касания горячих пальцев на собственном члене. В самом низу живота невыносимой тяжестью скапливалось удовольствие, скручивалось, как тугая пружина, которая вот-вот сорвётся и со звоном выстрелит, распрямится…
Кончить вместе было… как прыжок с тарзанки над морским заливом. Сначала захватывает дух, потом хочется ухватиться за напарника изо всех сил, а затем — один сплошной восторг и блаженная невесомость.
Крис прижимался лбом к плечу Чонина, едва дышал и дрожал от нахлынувшей слабости. Рукой бессмысленно водил по твёрдым мышцам живота, размазывая по коже густые капли, потом ловил такие же влажные от спермы пальцы Чонина и сжимал в ладони. Жмурился, чувствуя частые горячие выдохи ухом и щекой, украдкой проводил губами по плечу и теснее прижимался к дрожащему Чонину.
Чонин по-прежнему оставался его верой, его религией и его Богом. Единственным, кого Крис хотел здесь и сейчас. Навсегда.
И единственным, кого Крис не мог отпустить.
Но Бог испытывал его, потому что Чонину было всего шестнадцать. Единственный изъян, но непреодолимый — здесь и сейчас.
***
Все ночи до отъезда Чонин провёл в постели Криса. И это всегда заканчивалось одинаково. Они лишь прикасались друг к другу руками. И сколько Чонин ни пытался, сломать оборону Криса так и не смог.
Дело по-прежнему было не в его неопытности, а в убеждениях и вере Криса.
— Твои принципы как будто из железа, — непослушными после оргазма губами прошептал Чонин.
Крис с грустной улыбкой провёл пальцами по бедру, растирая тёплые капли по бронзовой коже.
— Тебе пора собираться. Самолёт ждать не будет.
Чонин ожёг его быстрым взглядом из-под густых ресниц, приоткрыл губы, словно хотел что-то сказать, но не сказал. Скатившись с кровати, умчался. Даже одеяло не прихватил.
Крис быстрее покончил с душем, оделся и поднялся на второй этаж, с сожалением оглядывая стены, что уже стали родными. Заглянул в комнату Чонина и осмотрел вещи, разложенные вокруг сумки на кровати. А в сумке Крис заметил свой шарф, аккуратно свёрнутый и сунутый в прозрачный пакет. И те самые джинсы, что они покупали вместе. На кровати ещё лежали две сложенные футболки, две рубашки, свежее бельё, плеер и ноутбук, несколько дисков. Всё остальное Чонин уже сложил.
Крис без спешки закончил собирать сумку Чонина, застегнул на молнию и огляделся. На столе стоял наполовину пустой флакон. Надпись Крис не одолел — точно не французский и не английский, но открыл и понюхал. Запах узнал сразу же — особенно чёткие мандариновые нотки. Поколебавшись, Крис смахнул флакон со стола и сунул в карман.
Уже в машине Крис переложил флакон в бардачок до того, как Чонин устроился рядом на соседнем сиденье. Они молчали, пока ехали. И Чонин старался не смотреть на Криса. Впрочем, если бы не данное госпоже Ким слово, он отправил бы Чонина в аэропорт одного. На такси. Потому что прощаться Крис ненавидел. Ещё больше он ненавидел провожать уезжающих.
Крис не знал, почему в местах, где люди постоянно сменяют друг друга, прощание ощущалось так остро и безысходно. Хуже вокзалов и аэропортов не было ничего.
— Полчаса осталось, — тихо произнёс он, замедлив шаги. — Я пойду, наверное. Просто… Нет, неважно.
— Хён… — Чонин смотрел на него исподлобья.
— Ненавижу прощаться. Прости. Если пробуду тут ещё хоть минуту… — Крис провёл ладонью по лицу, шагнул к Чонину, порывисто обнял и тронул ухо губами: — Я люблю тебя, мой мальчик. До встречи. Может быть.
Крис круто развернулся и зашагал в обратном направлении. Быстро. Ещё быстрее. До машины он добрался почти бегом, завёл и погнал прочь. Старался контролировать скорость, но срывался опять, когда под веками жжение усиливалось. На перекрёстке огни светофора начали расплываться перед глазами.
— Не реви, придурок. Будь мужиком. Сожми яйца в кулак и не реви.
Помогало паршиво. Хотя до своего нового дома Крис всё-таки продержался. Бросил машину у тротуара как придётся, вломился в дом, сжимая в руке украденный флакон, захлопнул дверь, прислонился к ней спиной, медленно сполз на пол, побился затылком о деревянную панель, пытаясь вылечить боль внутри болью снаружи, но таки сорвался на глухие рыдания. Ломкие и неумелые, трудные, рвущиеся из груди. Потому что, чёрт возьми, было слишком больно. Как оторвать себе руку, ногу или голову. Пустота там, где раньше грело теплом.
И больше не будет “Доброе утро, хён”, взрыва смеха в сочетании со свежим синяком на колене или плече, озорных искорок в тёплых лучистых глазах, колдовских танцев под плач гитары, забавных прогулок по вечернему городу, уговоров сходить на ипподром и записаться на уроки верховой езды, кучи вопросов о юридических тонкостях, жара гибкого тела по ночам под его одеялом, манящих губ, изумительных ключиц под бронзовой кожей, строгого взгляда и ворчания по поводу неразумных трат, смущённого румянца на скулах и щеках…
Крис не представлял, чем можно заполнить эту пустоту. Не представлял, как сделать так, чтобы залепить все эти дыры в жизни, оставшиеся после Чонина. Как из автомата расстреляли… И не представлял, как можно больше не таскать при себе согревающую мазь и пластыри.
Скрутив крышку с флакона, нюхал и нюхал терпкий аромат, вылавливая мандариновые нотки. Как будто дышал Чонином. Всё ещё. Достаточно закрыть глаза и представить, что он всё ещё рядом.
