Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки) - "Kharizzmatik" (полная версия книги txt) 📗

– Прости за это, – тихо сказал Эдвард, прерывая мои размышления. – Это был…

– Мне не нужно знать, – оборвала я, но я услышала, как он все равно пробормотал имя Алека.

Он ничего мне не должен, и я не хочу, чтобы он чувствовал себя обязанным. Неловкое молчание зависло в воздухе, я продолжала рассматривать надгробие, а Эдвард вздохнул.

– Or pensa pur di farmi onore, – сказал он, читая строчки на камне. – Это значит «Всеми силами почитай меня». Это строчка из Данте…

– La Vita Nuova.

Мы сказали это одновременно, и я мягко улыбнулась, а он выглядел удивленным.

– Ты подарил мне копию на день рождения.

– Да, точно, – побормотал он, на его губах промелькнула улыбка, а в глазах заплясали огоньки. – Кстати, с днем рождения.

Его слова застали меня врасплох.

– День рождения?

– Да. Сегодня тринадцатое. Ты забыла, что сегодня твой праздник? – озадаченно спросил он.

Я покачала головой, и он едва слышно что-то пробормотал, а потом попытался взъерошить волосы, вновь забывая про гипс на руке и укладку. Он поежился и выругался, снова сгибая и разгибая пальцы.

– Ты хоть помнишь свой восемнадцатый день рождения? Я чувствую себя дерьмом, что пропустил его.

– Помню, – тихо сказала я. – И это не твоя вина, что ты его пропустил, – я запнулась, получив от него недоверчивый взгляд.

Я поняла, что сморозила глупость. Он оставил меня, бросил посреди ночи, и, не поступи он так, он был бы со мной рядом в день восемнадцатилетия. И конечно он возложил всю вину лишь на себя.

– Ну, хорошо, это ты пропустил, – сказала я, пожав плечами. – А я пропустила два твоих дня рождения.

Он сухо засмеялся, качая головой.

– Нет, не пропустила, – с нажимом сказал он.

Я замолчала от его тона, напряжение становилось все сильнее.

– Ты оба раза желала мне счастливого дня рождения. Только это помогло мне продержаться. Со мной творилась полная фигня. Знаешь, что я делал на твой восемнадцатый день рождения, Белла?

– Нет, – нерешительно ответила я, боясь ответа.

– И я тоже не знаю, – ответил он, качая головой. – Я пошел на работу, я должен был… б…ь, я должен был сделать дерьмо, которое делать, на хер, не хотел. А потом я приехал домой и напился до невменяемости, и я не помню ни единой гребаной минуты той ночи. Я проснулся утром, рядом стоял полисмен, я был на этом чертовом кладбище, и меня бранили за публичное пьянство и шатание по улицам. На мне даже не было рубашки и сраных туфель, лицо было обдолбаным, а на теле – новая отметина. Я сделал той ночью татуировку, а потом мне надрали задницу и я притащился на могилу матери, чтобы поспать, но я ничего этого не помнил. Вместо того, чтобы быть с тобой, я был, б…ь, тут. Какого хера я делал это дерьмо? А когда коп узнал мое имя…

Он запнулся, снова горько смеясь. Я видела, как в его глазах формируются слезы, с каждым словом его гнев рос. Я молчала, позволяя ему выговориться; я знала, что ему нужно выплеснуть это наружу, прежде чем оно съест его.

– Он узнал, что я Каллен, и, конечно, я автоматически причислился к ним. Сын Карлайла Каллена, эта хрень тут же делает меня врагом. Tale il padre, tale il figlio (2). Меня тут же записали в плохие личности, потому что никто порядочный не стал бы иметь дело с этим дерьмом. Все, что потребовалось – это узнать мое гребаное имя! И что самое худшее, он, б…ь, был прав! Как же я, на хер, ненавидел это, но он был прав. Я один из них.

– Ты не плохой человек.

– Ошибаешься, Белла. Ты даже не знаешь, б…ь, насколько плохой, – выплюнул он, поколебавшись, прежде чем продолжить. – Ты бы, черт подери, не глянула на меня, если бы знала.

– Ты делал лишь то, что должен был, Эдвард.

– Ты даже не знаешь, что я делал! – парировал он. – Каково это – стоять и смотреть, и не говорить ни единого гребаного слова. Как ты можешь заявлять, что я хороший человек, если я наблюдал, как людей, на хер, убивают, но держал рот закрытым, как будто они ничего не значат?! Как будто их, б…ь, списали со счетов, и насрать, что у них есть семьи! Какой, б…ь, хороший человек такое делает?

– Я, – тихо прошептала я, слезы наполнили глаза.

Я подняла руку и вытерла их, а он одарил меня недоверчивым взглядом.

– Ты забыл историю, которую я рассказывала тебе? Ту, где Чарльз убил девочку-подростка? Он избивал ее до смерти, ее тело лежало на полу часами, а мы просто проходили мимо, как будто ее там нет. Он избавился от нее, а я убирала оставшийся беспорядок. Я всю ночь оттирала кровь, устраняя последствия этого случая, как будто эта девочка никто, как будто ее никогда не было! Я делала это, Эдвард! Девочка умерла, я даже не знала ее имени, но я никак не помогла ей.

Он яростно покачал головой.

– Это другое.

– В чем?

– Он, б…ь, убил бы тебя, Белла! У тебя не было выбора, кроме как остаться в стороне. Он контролировал тебя!

– А у тебя есть выбор? – спросила я. – Они говорили тебе, что не убьют тебя, если ты откажешься им подчиняться? Они тебя не контролируют?

– Все равно, это не одно и то же, – жестко сказал он, в его голосе явно слышалась досада. – Ты родилась в этом дерьме и не выбирала такую жизнь, а я свою выбрал. Я сознательно отдал им себя. Я выбрал быть таким человеком, черт возьми, Белла.

– Ради меня, – сказала я. – Ты сделал это ради меня, Эдвард. Ты не выбирал эту жизнь, потому что захотел, или потому что решил быть таким человеком. Ты выбрал ее, чтобы спасти меня, чтобы у меня была жизнь. Одно это делает тебя хорошим.

– Отлично, – с издевкой сказал он. – Значит и мой отец был хорошим? Сегодня они говорили, каким, б…ь, замечательным он был, скольким людям он помог, какое большое сердце у него было. Бедный гребаный обезумевший от горя Карлайл Каллен, он старался изо всех сил. Они вели себя так, будто он долбаный падший ангел, но он был далек от этого! Как насчет плохого? Он, б…ь, помог нескольким людям, а те, кому он причинил боль, вдруг забылись, да? Он открыл огонь в этом сраном доме, где был я, и я видел это дерьмо! А потом он… он, на хер, попытался… Иисусе, он, черт возьми, мертв!

Он начал трясти головой в попытке взять себя в руки, он тяжело дышал, как будто после бега. Я подошла ближе и погладила его по спине, у меня бежали слезы. Ему было больно, и он был зол, напуган и сбит с толку, и я не знала, как ему помочь.

– Он, на хер, мертв, – повторил Эдвард через минуту, голос был низким. – Он ушел. Они оба ушли. Как, б…ь, мне теперь быть?

– Делай то, что делал всегда, – прошептала я. – Выживи.

– Я, б…ь, ненавижу его, – продолжил он, даже не услышав мои слова. – Он ушел на пике славы, отомстив за то, что они сделали с моей матерью, и в попытке защитить всех нас, а я, черт возьми, ненавижу его, потому что он ушел! Он был моим отцом, я любил его! Я не хотел терять его! А теперь он, на хер, мертв.

– А что самое худшее – я не был удивлен, он поступил так, как поступил бы я на его месте. Я тоже убил бы каждого ублюдка за такое. Думаю, коп был прав. Я гребаный сын Карлайла Каллена… Я совсем как мой проклятый отец.

Я с шоком резко выдохнула, когда он выдернул из монумента один из цветков и кинул его, а потом вытащил еще один. Он начал выкрикивать проклятия в сторону отцовской могилы, и я схватила его за руку, пытаясь успокоить. Мне было страшно видеть его потерявшим контроль, его настроение менялось так быстро, что я за ним не поспевала. Он отшатнулся от меня и застыл, его поза стала похожа на ту, в которой я впервые увидела его на кладбище. Он был напряжен, совершенно неподвижен и смотрел в землю. Как будто в тумане, не замечая ничего вокруг.

– Прости, – сказал он через миг, его голос был спокойным и бесстрастным.

Он снова погрузился в себя.

– Не извиняйся, – прошептала я.

Он покачал головой, доставая из кармана серебристую флягу.

– Я должен тебе много извинений, – сказал он, поднося флягу к губам и делая глоток.

Я смотрела, как он прикрыл глаза и содрогнулся.

– Хотя простого «извини» будет мало.