Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки) - "Kharizzmatik" (полная версия книги txt) 📗
– Прости, – сказал я, чувствуя себя дерьмом за то, что сорвался сейчас, когда весь этот чертов день старался не делать этого.
– Не извиняйся, – ответила она нежно. – Это не потому, что я не хочу. Я люблю тебя, Эдвард. Просто это…
– Слишком рано.
– Да, слишком рано, – тихо повторила она.
Так я и лежал некоторое время, пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Я знал, что был тяжелым, и ей было неудобно, так что поднялся с нее. Нервно провел рукой по волосам и вздохнул.
– Не хочешь немного поспать? У меня наверху есть кровать. Она гораздо удобнее.
Я был готов к тому, что она откажется, особенно после того, что, б…ь, только что произошло, но вместо этого она встала и протянула мне руку. Я взял ее и повел вверх по лестнице в свою спальню.
Порылся в ящиках в поисках какой-нибудь одежды для нее. Предложил ей брюки от фланелевой пижамы, зная, что ей они были слишком велики, но надеясь, что они подойдут. Она пошла в ванную, чтобы переодеться.
Я быстро сменил брюки и, сняв рубашку, бросил ее на пол в углу. Дверь в ванной позади меня открылась, и я повернулся, чтобы посмотреть на нее, и усмехнулся, когда увидел, что ее глаза автоматически скользнули по моей голой груди. Она нахмурилась и склонила голову набок, а я засмущался, не понимая, почему она отреагировала подобным образом. А потом меня осенило, что она смотрит на мою новую татуировку, и когда подошла поближе, выдвинул вперед руку, чтобы она могла получше ее рассмотреть. Она шла по правой стороне и тянулась по всей длине грудной клетки, черные чернила, смелые и резкие линии.
– Это вроде в каком-то индейском стиле, – пробормотал я. – Не знаю, как бы ты это назвала, но это, ну…
– Это лебедь, – сказала она, нежно улыбнувшись, и дотронулась рукой до рисунка.
Кончиками пальцев она провела по контуру рисунка, и я поежился – от ее прикосновений по телу побежали мурашки. Я кивнул в подтверждение, не удивленный тем, что она с первого же взгляда, поняла, что это.
– Что заставило тебя наколоть именно его?
Я пожал плечами. Она опустила руку, отошла и скользнула в мою кровать. Я забрался в нее с другой стороны и, мгновение поколебавшись, обнял ее. Она что-то промычала, поудобнее устраиваясь в моих объятиях.
– Я сказал тебе, что не помню, почему выбрал его, – сказал я. – Но я совершенно точно догадываюсь о том, что – или, скорее, кто – вдохновил меня на него.
Она улыбнулась и закрыла глаза, прижимаясь ближе ко мне.
– Мне нравится, – прошептала она сонно, слова были еле слышны.
Я наклонил голову, прижался поцелуем к ее макушке и закрыл глаза, чтобы попытаться заснуть, измотанный событиями этого дня.
И после этого жизнь закружилась, один день быстро сменялся другим. Мы забрали вещи Изабеллы из номера в том отеле, и она осталась со мной, напряжение между нами спадало, а она привыкала к моему дому.
Наши отношения были по большей части платоническими, за исключением случайных поцелуев и мимолетных нежных прикосновений. Я не подталкивал ее, отдав инициативу ей, а она не делала никаких попыток к сближению. Я не возражал, потому что понимал, что она просто была к этому не готова. Если честно, я даже не был уверен, готов ли я сам. Было просто приятно от того, что она снова рядом.
Я был опустошен, усталость накапливалась с каждым днем. По ночам меня мучили кошмары, и я сдерживался изо всех сил, чтобы не напиться, но алкоголь, черт возьми, казалось, так и манил меня. Изабелла ни разу не сказала об этом ни слова, но каждый раз, когда она смотрела на меня, пьющего водку, я видел озабоченность в ее взгляде. И эти ее взгляды заставляли меня чувствовать себя виноватым.
Но, тем не менее, этого было недостаточно, чтобы заставить меня остановиться.
В конце концов, я сходил в больницу, чтобы мою руку осмотрели, а на следующий день Изабелла предложила мне, наконец, распаковать все свое дерьмо, распиханное по коробкам. Мы проводили много времени вместе, лишь разговаривая, веселясь и наслаждаясь обществом друг друга, как в старые добрые времена.
И все было хорошо, даже слишком хорошо, на самом деле.
Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. К моему большому удивлению, нас никто не трогал. Я был уверен, что братья будут ломиться в долбаную дверь, чтобы увидеться с Изабеллой, или Алек будет звонить мне и велит заняться делом, но ничего из этого не происходило. Ни визитов, ни телефонных звонков, ничего.
И лишь почти неделю спустя в дверь кто-то постучал, и, неохотно открыв ее, я был удивлен, увидев на пороге почтальона. Он взглянул на конверт в руках, чуть прищурившись, чтобы прочитать имя.
– Эдвард Э. Каллен?
– Да, это я.
– На ваше имя получено заказное письмо, – ответил он, протягивая на подпись небольшую карточку.
Я вывел внизу свое имя и вернул ему, а он передал мне конверт. Я поблагодарил его и закрыл дверь. Прошел в гостиную и плюхнулся на диван рядом с Изабеллой. Я прочел, что письмо было от мистера Риччи, и, разорвав конверт, вынул из него лист бумаги.
– Что это? – с любопытством спросила Изабелла.
– Уведомление от адвоката, – ответил я, быстро окинув взглядом текст. – В понедельник они будут зачитывать завещание отца. Видимо, он оставил мне что-то.
– Почему ты удивлен этим? – спросила она. – Ты – его сын.
– Не знаю, – сказал я, пожав плечами, и кинул письмо на стол. – Думаю, что еще не до конца это осознал. В смысле, черт, я, конечно, знаю это – знаю, что он мертв. Я, б…ь, видел его смерть. Но мне по-прежнему трудно поверить в то, что это произошло на самом деле.
– Понимаю, – ответила она. – Хочешь поговорить об этом?
Я покачал головой.
– Не сейчас. Это последнее, о чем сейчас мне хотелось бы даже думать.
– Хорошо, – согласилась она, наклоняясь вперед и опрокидывая меня на диван.
Она обняла меня и положила голову мне на грудь, а я схватил пульт и, включив телевизор, принялся листать каналы.
Мы пролежали так весь вечер, забыв обо всем, кроме того, что происходило в стенах дома, не замечая ничего вокруг – лишь мы вдвоем.
И этот раз был не последним. Уже на следующий день, точно в то же самое время, раздался еще один долбаный стук в дверь. Заворчав, я пошел открывать и, потянув на себя дверь, застыл в замешательстве. На крыльце стоял все тот же ублюдочный почтальон, держа в руках гребаный – очень знакомый на вид – конверт.
– Сраное дежа вю, – буркнул я. – Разве ты уже не приносил сюда это дерьмо?
Он кивнул и посмотрел на конверт.
– Да, но на этот раз письмо не для вас, – ответил он. – Здесь проживает Изабелла Свон?
– Оу, да, есть такая, – ответил я, шире открывая дверь, и крикнул Изабеллу.
Она появилась через минуту и недоумевающее посмотрела на меня и на почтальона. Я улыбнулся и ткнул на конверт в его руке, а он протянул ей бланк.
– Это тебе, tesoro.
– Мне? – спросила она с удивлением, забирая у почтальона карточку.
И подписала внизу свое имя идеально ровным, каллиграфическим почерком. Я улыбался, глядя на нее и зная, как много она трудилась, чтобы научиться писать. Она отдала карточку обратно, а почтальон передал ей конверт, пожелав приятно провести последний день перед отъездом. Она ничего не ответила, а просто стояла в дверях и смотрела на конверт, выглядев при этом крайне удивленной. Я усмехнулся, наблюдая за ее растерянностью.
– Чему ты удивляешься? – спросил я, игриво повторяя ее вчерашние слова. – Ведь ты – девушка его сына.
Она взглянула на меня и подняла брови.
– Правда? – спросила она.
– Что правда?
– Я – твоя девушка?
Ее вопрос поставил меня в тупик, и я подумал, что, может, мне, черт возьми, не стоило этого говорить.
– Я не знаю, а ты?
Она улыбнулась.
– Я первая спросила.
– Может быть, наверное. Как ты думаешь, еще слишком рано утверждать это дерьмо?
– Я не знаю, а ты?
Я смотрел на нее и старался уловить смысл нашего разговора.
– Не знаю, – покачал головой. – Это капец как глупо, Белла.
